К 15 июня он уже имел на руках совершенно секретный план военных операций против Польши, составленный генералом Браухичем. «Целью операции, вторил своему хозяину главнокомандующий сухопутными войсками, — является уничтожение польских вооруженных сил. Политическое руководство требует начать войну внезапными, мощными ударами и добиться скорых успехов. Замысел главнокомандующего сухопутными войсками сводится к тому, чтобы внезапным вторжением на польскую территорию упредить организованную мобилизацию и сосредоточение польской армии и концентрическими ударами из Силезии, с одной стороны, из Померании — Восточной Пруссии, с другой, разгромить главные силы польской армии, находящиеся западнее линии рек Висла — Нарев».
Для реализации этого плана Браухич создал две группы армий — группу армий «Юг», в которую вошли 8, 10 и 14–я армии, и группу армий «Север», в состав которой вошли 3–я и 4–я армии. Группе армий «Юг» под командованием генерала Рундштедта предписывалось наступать из Силезии в направлении на Варшаву, сломить сопротивление польской армии и по возможности раньше и максимально крупными силами выйти к Висле по обе стороны Варшавы, имея целью во взаимодействии с группой армий «Север» уничтожить польские войска, еще находящиеся в Западной Польше. Главной задачей группы армий «Север» было установление связи между рейхом и Восточной Пруссией путем захвата коридора. Для каждой армии, так же как для ВВС и для флота, были разработаны и определены свои задачи. Данциг, по Браухичу, планировалось объявить территорией Германии в первый же день боевых действий, порядок там предполагалось поддерживать местными силами под командованием немцев.
Дополнительной директивой, изданной тогда же, предусматривалось, что приказ на проведение операции «Вайс» будет отдан войскам 20 августа. «Все приготовления, — говорилось в директиве, — должны быть закончены к этому числу».
Через неделю, 22 июня, генерал Кейтель представил Гитлеру предварительный график по операции «Вайс». Фюрер после ознакомления с документом в целом одобрил его, но приказал, «чтобы не будоражить население призывом большего, чем обычно, числа резервистов… отвечать гражданским учреждениям, предпринимателям, частным лицам, интересующимся этим вопросом, что резервисты призываются для осенних маневров». Гитлер приказал также в целях соблюдения секретности эвакуацию госпиталей в приграничной зоне, которую главное командование сухопутных войск планировало на середину июля, не проводить.
Война, которую собирался начать фюрер, должна была стать тотальной войной, она требовала не только военной мобилизации, но и мобилизации всей страны, всех ее ресурсов. В целях координации этих усилий на следующий день, 23 июня, был созван Совет обороны рейха под председательством Геринга. На заседании присутствовали тридцать пять высших государственных деятелей, в том числе военачальники Кейтель, Редер, Гальдер, Томас, Мильх и министры: внутренних дел, экономики, финансов, транспорта, а также Гиммлер. Это было лишь второе заседание совета, но Геринг объяснил, что он собирается только для принятия необычайно важных решений. Ни у кого из собравшихся, как явствует из трофейных документов, не осталось сомнений в том, что война не за горами, но предстоит сделать еще очень многое — обеспечить людскими ресурсами промышленность и сельское хозяйство и решить другие вопросы по тотальной мобилизации.
Геринг сообщил собравшимся, что Гитлер планирует призвать в вооруженные силы семь миллионов человек. Поэтому доктору Функу, министру экономики, в целях увеличения людских ресурсов надлежало решить, «на каких видах работ будут использоваться военнопленные и лица, содержащиеся в тюрьмах и концлагерях». Здесь в разговор вступил Гиммлер и сказал, что «во время войны концентрационные лагеря будут использоваться с большей пользой». Геринг заметил, что могут быть привлечены сотни тысяч рабочих из протектората Чехия и Моравия. Они будут размещены в бараках и использованы на работах, в частности на сельскохозяйственных, под присмотром немецких специалистов. Уже тогда стало очевидно, в какие формы выльется нацистская программа использования подневольного труда.
Доктор Фрик, министр внутренних дел, обещал «изыскать рабочую силу в аппарате управления». Он внес некоторое оживление, заявив, что при нацистском режиме бюрократический аппарат «вырос в 20–40 раз, что просто невероятно». Была создана комиссия, которой поручили исправить положение.
Еще более пессимистично прозвучал доклад полковника Рудольфа Герке, начальника транспортного отдела генерального штаба сухопутных войск. «С точки зрения транспорта, — заявил он напрямик, — Германия в настоящий момент к войне не готова».
Вопрос о том, готова ли транспортная сеть Германии к войне, зависел от того, будет ли вестись война только с Польшей. Если предстояли боевые действия на Западе против Франции и Англии, то возникало опасение, что транспортная система просто не справится с задачей. В течение июля состоялись два экстренных заседания Совета обороны для обсуждения мер «по приведению Западного вала самое позднее к 25 августа в состояние повышенной готовности с помощью средств, которые могут быть раздобыты к этому сроку путем принятия чрезвычайных мер». Концерну Круппа и стальному картелю была поставлена задача изыскать необходимое количество металла для вооружения западного рубежа. Немцы понимали, что именно от мощи этих укреплений зависит, предпримут англо–французские войска серьезное наступление или нет, пока вермахт будет занят решением польского вопроса.
Хотя Гитлер с несвойственной откровенностью заявил своим генералам 23 мая, что вовсе не Данциг является предметом споров с Польшей, вольный город на протяжении нескольких недель в середине лета был пороховой бочкой, которая могла в любой момент взорваться и положить начало войне. В течение некоторого времени немцы нелегально переправляли в Данциг оружие и направляли офицеров обучать местные силы самообороны обращению с ним[176]. Оружие и офицеров переправляли через границу из Восточной Пруссии, и, чтобы этот процесс не вышел из–под контроля, поляки увеличили там число таможенников и пограничников. Местные власти Данцига, действовавшие теперь по указке из Берлина, в ответ на это старались всячески помешать полякам выполнять их обязанности.
Конфликт достиг кризиса 4 августа. Польский дипломатический представитель в Данциге известил местные власти о том, что польские таможенники получили приказ при выполнении своих обязанностей в случае необходимости применять оружие и что если им будут чинить препятствия, то это будет расцениваться как акт насилия по отношению к польским официальным лицам, после чего польское правительство «незамедлительно применит санкции к вольному городу».
Поляки в очередной раз напомнили Гитлеру о том, что их не так–то просто запугать. Это напоминание было подкреплено сообщением немецкого посла в Варшаве, который 6 июля телеграфировал в Берлин:
«…Вряд ли стоит сомневаться, что поляки окажут сопротивление, если будет иметь место явное нарушение их прав (в Данциге)». Пометка, сделанная на полях этой телеграммы рукой Риббентропа, свидетельствует о том, что она была показана Гитлеру.
Фюрер пришел в ярость. 7 августа он вызвал в Берхтесгаден Альберта Форстера, нацистского гауляйтера Данцига, и заявил ему, что поляки вывели его из терпения. Произошел обмен сердитыми нотами между Берлином и Варшавой, причем такими резкими по тону, что ни одна из сторон не решилась их опубликовать. 9 августа правительство рейха предупредило Польшу, что повторение данцигского ультиматума «приведет к ухудшению германо–польских отношений… за что немецкая сторона ответственности нести не желает». На следующий день последовал дерзкий ответ польского правительства, в котором говорилось, что оно, как и прежде, будет реагировать на любые действия властей Данцига, направленные на ущемление прав и интересов Польши, любыми способами, которые сочтет допустимыми, а вмешательство правительства рейха будет расценивать как акт агрессии.
Ни одно малое государство, стоявшее на пути Гитлера, не говорило с ним таким языком. Он пребывал в дурном настроении, когда на следующий день, 11 августа, принимал швейцарца Карла Буркхардта, верховного комиссара Лиги Наций в Данциге, который давно шел навстречу требованиям немцев. Гитлер заявил своему гостю, что, «если поляки хоть что–нибудь предпримут, он как молния обрушится на них всеми силами, которые имеются в его распоряжении и о которых поляки не подозревают».
«Месье Буркхардт заметил, что это приведет к всеобщему конфликту. Герр Гитлер ответил, что если ему суждено начать войну, то лучше начать ее сегодня, а не завтра, что он не будет ее вести, как Вильгельм II, который не решался максимально использовать любое оружие, и что война эта будет беспощадной».
