100
5 апреля, за день до нападения Германии на Югославию, Советское правительство предприняло отчаянную попытку воспрепятствовать намерениям Гитлера — в срочном порядке заключило Договор о дружбе и ненападении с новым югославским правительством. Молотов информировал об этом Шуленбурга накануне нападения, и посол воскликнул, что момент для этого выбран очень неудачный, и безуспешно пытался уговорить русских по крайней мере отложить подписание договора. Прим. авт.
Корделл Хэлл раскрывает детали этого обстоятельства в своих мемуарах. У Вудза был друг из числа антинацистски настроенных немцев, который имел связи в высших эшелонах власти, Рейхсбанке и партии. Еще в августе 1940 года этот друг информировал Вудза о совещаниях в ставке Гитлера, на которых обсуждались планы нападения на Советский Союз. С тех пор этот источник держал Вудза в курсе приготовлений, которые велись как в генеральном штабе, так и в ведомствах, разрабатывавших планы экономического грабежа России. Во избежание разоблачений Вудз встречался со своим другом в различных кинотеатрах и в темноте получал от него краткие записи (см. Хэлл К. Мемуары).
Я покинул Берлин в декабре 1940 года. Джордж Кеннэн, блестящий американский дипломат, остававшийся в Берлине, утверждает, что посольство получало из различных источников информацию о предстоящем нападении на Россию. За две или три недели до нападения, по словам Кеннэна, американский консул в Кенигсберге сообщал точную дату нападения. — Прим. авт.
Это взято из последней дневниковой записи Чиано, сделанной 23 декабря 1943 года в камере э 27 веронской тюрьмы за несколько дней до казни. Итальянское правительство, по его воспоминаниям, узнало о немецком вторжении в Россию через полчаса после его начала. — Прим. авт.
Это подтверждает Хассель. 16 июня он записывает в своем дневнике: «Браухич и Гальдер уже согласились с тактикой Гитлера (в России). Таким образом, армия должна взять на себя ответственность за убийства и поджоги, которая до сих пор лежала на СС».
Сначала антинацистские заговорщики наивно полагали, что приказы Гитлера на осуществление террора в России могут вызвать шок у генералов и побудить их присоединиться к антинацистскому движению. Но к 16 июня Хассель почувствовал себя разочарованным. В этот день запись в его дневнике начинается словами: «Серия совещаний с Попитцем, Герделером, Беком и Остером, на которых рассматривался вопрос о том, что конкретные приказы, полученные командующими армиями, но еще не переданные в войска, возможно, откроют глаза военачальникам на характер режима, во имя которого они сражаются. Эти приказы касаются жестоких… мер, которые солдаты должны применять против большевиков после нападения на Россию.
Мы пришли к заключению, что теперь надеяться не на что… Они (генералы) обманывают сами себя…» (Хассель. Мемуары, с. 198–199). — Прим. авт.
Так закончилась карьера посла, дипломата старой школы. Возвратившись в Германию, он вынужден был подать в отставку, а затем присоединился к оппозиции, возглавляемой Беком, Герделером, Хасселем и другими. Одно время его кандидатура даже намечалась на пост министра иностранных дел. Как утверждает Хассель, в 1943 году Шуленбург был готов пересечь линию русско-германского фронта, чтобы договориться со Сталиным о заключении мира с антинацистским правительством Германии. После июльского заговора 1944 года против Гитлера Шуленбург был арестован, заключен в тюрьму и 10 ноября казнен гестапо. — Прим. авт.
В дневникой записи за первый день войны у Гальдера имеется любопытное замечание. Упомянув, что в полдень русские радиостанции вновь вышли в эфир, он пишет: «Они (русские) обратились к Японии с просьбой представлять интересы России по вопросам политических и экономических отношений между Россией и Германией и ведут оживленные переговоры по радио с германским министерством иностранных дел». Неужели Сталин спустя девять часов после нападения верил, что сумеет каким-то образом добиться его отмены? — Прим. авт.
Генерал Гюнтер Блюментрит, начальник штаба 4-й армии, впоследствии вспоминал, что вскоре после полуночи 21 июня, когда немецкая армия уже нацелилась на свои объекты, экспресс Берлин — Москва прошел через немецкие рубежи на Буге и через реку в Брест-Литовск без задержки. Это показалось ему чрезвычайно странным. Почти столь же странным показалось ему, что русская артиллерия не отвечала даже тогда, когда началось вторжение. «Русские, — писал он позднее, — были полностью застигнуты врасплох на нашем фронте». На рассвете немецкие связисты перехватили радиопереговоры Красной Армии: «Нас обстреливают. Что делать?» Блюментрит цитирует ответ из вышестоящего штаба: «Вы что, с ума сошли? Почему ведете передачу открытым текстом?» — Прим. авт.
Генерал Гюнтер Блюментрит, начальник штаба 4-й армии, впоследствии вспоминал, что вскоре после полуночи 21 июня, когда немецкая армия уже нацелилась на свои объекты, экспресс Берлин — Москва прошел через немецкие рубежи на Буге и через реку в Брест-Литовск без задержки. Это показалось ему чрезвычайно странным. Почти столь же странным показалось ему, что русская артиллерия не отвечала даже тогда, когда началось вторжение. «Русские, — писал он позднее, — были полностью застигнуты врасплох на нашем фронте». На рассвете немецкие связисты перехватили радиопереговоры Красной Армии: «Нас обстреливают. Что делать?» Блюментрит цитирует ответ из вышестоящего штаба: «Вы что, с ума сошли? Почему ведете передачу открытым текстом?» — Прим. авт.
Несколько недель спустя Геринг говорил Чиано: «В этом году в России умрет от голода от 20 до 30 миллионов человек. Пожалуй, хорошо, что так случится, ибо некоторые народы должны быть истреблены. Но даже если они не должны быть истреблены, тут ничего нельзя поделать. Совершенно очевидно, что если человечество обречено на голодную смерть, то последними умирать от этого будут наши два народа… В лагерях для русских военнопленных они начали есть друг друга» (Дипломатические документы Чиано, с. 464–465). — Прим. авт.
Однако не настолько преждевременным, как предостережения американского генерального штаба, который в июле конфиденциально информировал американских редакторов и корреспондентов, что падение Советского Союза теперь вопрос нескольких недель. Неудивительно, что заявления Гитлера и Дитриха, сделанные в начале октября 1941 года, принимались на веру в Соединенных Штатах и Англии, а также в Германии и других странах. — Прим. авт.
Гальдер в дневниковой записи от 24 августа дает совершенно иную версию. Он обвиняет Гудериана в безответственной измене своим взглядам после встречи с Гитлером и размышляет над тем, что бесполезно пытаться изменить характер человека. Если его, как утверждает Гудериан, охватило нервное возбуждение, то из его педантичных записей очевидно, что он быстро вышел из такого состояния. — Прим. авт.
«Фюрер в сильнейшем возбуждении… — зафиксировал в своем дневнике 30 ноября генерал Гальдер, описывая отступление Рундштедта к Миусу и снятие фельдмаршала с поста командующего. — Главком был вызван к фюреру в 13.00. По-видимому, произошел более чем неприятный разговор, в течение которого говорил один фюрер. Он осыпал главкома упреками и бранью и надавал необдуманных приказов». Гальдер начал в тот день свои записи с перечисления потерь, которые вермахт понес до 26 ноября. «Общие потери войск на Восточном фронте составляют (не считая больных) 734 112 офицеров и солдат, то есть 23 процента средней общей численности войск Восточного фронта (3,2 миллиона человек)».
1 декабря Гальдер сделал в своем дневнике запись об освобождении Рундштедта от должности командующего группой армий «Юг» и назначении на этот пост Рейхенау, командовавшего 6-й армией, которая воевала во Франции, а затем пережила тяжелые дни, сражаясь к северу от танковых дивизий Клейста, отступавших от Ростова. «…Позвонил по телефону фон Рейхенау, — пишет Гальдер. — Просил дать ему разрешение на отход сегодня ночью на позиции по Миусу. Фюрер разрешил. Итак, теперь мы находимся там, где должны были находиться вчера. В жертву принесены время и силы, кроме того, потерян Рундштедт».
«Состояние здоровья главкома, — добавил Гальдер, — из-за постоянного нервного напряжения опять вызывает беспокойство». (В дневнике Гальдера имеется запись от 10 ноября о том, что получено сообщение о тяжелом сердечном приступе у главкома.) — Прим. авт.
