На основании всех этих сведений бытие русского народа до Рюрика оказывается прочно установленным. Норманисты сознавали, что такой факт разрушает их теорию, и не пожалели усилий для того, чтобы поколебать его достоверность. Так, Куник доказывал, что и в сурожском, и в амастридском сказаниях имеется в виду поход Аскольда и Дира, т. е. поход 860 года; вывод этот оказался, однако, не совсем убедительным даже для него самого, и он отказался от своего предположения в пользу другого, а именно, что Бравлин - князь Владимир, и нападение на Сурож - не что иное, как поход Владимира на Корсунь в 988 году[136]; эта догадка была признана неудачной даже норманистами. Но, по существу дела, такие произвольные толкования событий не были нужны для поддержки норманской гипотезы. Помощь явилась с другой стороны: так как хронологические указания летописи оказались неточными, то и время прибытия «варягов-руси» не могло быть точно определено; не исключена была возможность того, что они появились на нашей земле до 862-го года.
Исходя из этого соображения, норманисты сочли возможным утверждать, что варяги-норманны жили на нашей равнине уже в начале IX века и тогда же основали колонию в Крыму[137]; русь IX века не что иное, как эти норманны.
Однако если ошибки летописца в установлении времен и допустили как будто возможность поселить норманнов на юге нашей страны в самом начале IX века, то для такого недоброго дела явилось и препятствие, обусловленное точными сведениями о месте и времени пребывания Руси на нашей равнине.
Имя Руси крепко связано с Югом. Это установлено не только свидетельством греческих источников; о том же говорит и русская летопись. Правда, южное местонахождение русов плохо согласуется с начальным известием «Повести временных лет» о том, что Русская земля получила свое имя от призванных Новгородом «варягов-руси». Но, пренебрегая этим утверждением, сам летописец не раз сообщает в последующем рассказе, что князья и варяжские воины называются русью лишь в Киеве: «В лето 6389. Поиде Олег (из Новгорода) поим воя многи, варягы, чудь, словени, мерю, весь, кривичи»[138], и дальше, по прибытю в Киев, «рече Олег: се буди мати градам руським. Быша у него варязи и словени и прочи прозвашася русью». «Любопытно, - пишет Соловьев, - что по смыслу этого известия варяги и славяне прозываются русью только по утверждении в Киеве»[139]. Это противопоказание летописи было оценено во всем его значении Гедеоновым: «мы благодарны Нестору за его противоречия; забыв с первых строк летописи о своей системе происхождения Руси, он приводит факты в их настоящем историческом виде; словенами зовет исключительно северные, русью - южные племена; о небывалой варяжской руси нет более и помину»[140].
Теперь, когда этот вывод подтвержден детальным анализом летописей, в котором принимали участие и норманисты, и противники их, в нем нельзя уже сомневаться. По мнению Шахматова, тенденциозная теория «Повести временных лет» о варяжском происхождении Руси «находила себе опровержение в соответствующем месте Начального свода (т. е. той части летописи, которую Шахматов относит к 1095 году и которая, по его предположению, была одним из источников «Повести временных лет», появившейся в начале XII века), ибо оказывалось, что варяги назвались русью только после перехода в южную Русь»[141].
Если русь IX века - южный народ, то для признания ее норманского происхождения необходимо установить, что с самого начала IX века норманны уже жили на юге России. Между тем достоверные факты говорят нам, что в ту эпоху на юге норманской оседлости не было.
Такую весть приносит голос земли, голос земных недр, открытых археологами и спрошенных о том, что же происходило на Днепре в старое время?
Нумизматика установила почти полное отсутствие англо-саксонских монет в кладах южной России[142]. Между тем во всех странах, где норманны были коренными жителями - в Швеции, Дании, Германии - и где они поселялись надолго, например, в прибалтийских губерниях, англо-саксонские монеты встречаются во всех кладах, что объясняется постоянными сношениями норманского населения с Англией[143]. К этому следует добавить, что в Скандинавии IX века было очень мало византийских монет[144], в Приднепровье той же эпохи было мало вещей скандинавских; между тем Киевская Русь не только в IX веке, но и гораздо раньше вела торговлю с Византией. Норманны IX века редко ездили по Днепровскому пути, и лишь в X веке дорога из варяг в греки стала им более доступной, но с разрешения русского князя.
Строгая и точная постановка проблемы антинорманистами: если Русь существовала до призвания варягов, то она, во всяком случае, не может быть норманской - вновь обретает свою прежнюю силу. Русский народ, который уже в самом начале IX века вел широкую торговлю и с Западом, и с Грецией, и с азиатским Востоком, не может быть народом, пришедшим из Скандинавии. Русь IX века - не норманны.
Но не только по месту и времени своего бытия, по всему облику своему русь очень мало походит на норманские дружины, поселяющиеся в чужой стране. По понятиям греков, русы - это народ скифских равнин, народ «не именитый», но известный уже с давних пор. Из II беседы Фотия мы узнаем, что «поднял оружие тот самый народ, о котором многие многое рассказывают... оный, называемый рос, который, поработив живущих окрест его и возгордясь своими победами, воздвиг руки и на Римскую (Византийскую) империю»[145]. Люди русского племени уже раньше живали в Греции, их участь и была причиной набега руси. «Ибо эти варвары справедливо рассвирепели за умерщвление соплеменников их»[146]. Поход был актом гнева и мести за какое-то нарушение права: «Мы, греки, убийственно рассчитались с теми, которые должны были нам что-то малое, ничтожное»[147]. Варвары хорошо знали столицу империи, набег их «схитрен был так, что и молва не успела предупредить нас, чтобы мог кто подумать о безопасности»[148].
Народность руси IX века определяется, однако, не только общей ее характеристикой, но и некоторыми отдельными чертами ее жизни. Из амастридского «жития» мы узнаем, что русы были язычники и поклонялись водам и деревьям. Это верование само по себе не связано с тем или другим племенем, оно существовало, вероятно, и у праарийцев, но у наших славян оно проявлялось особенно ярко и долго сохраняло свою силу. Прокопий в VI веке отмечает в вере антов (восточных славян) именно почитание водных богинь[149], а русские летописи упоминают о пристрастии славян-язычников к обоготворению растений, рек и колодцев: «рощениям, кладезем и рекам жряхоу»[150]. Славянские боги жили в лесах и «святых рощах», неподалеку от городов. Дубам на Руси поклонялись повсеместно, а заповедный лес назывался Божелесьем[151].
Из того же амастридского «жития» мы узнаем, что русь соблюдала религиозныи обряд, известный под названием «ксеноктонии». Предполагают что крымские греки унаследовали его от тавров и ввели его в культ Артемиды богине-девственнице приносили в жертву девственных юношей и девушек[152]. У руси была давняя связь с таврами, т. е. с древним племенем, населявшим юг России еще до скифов; русь и тавро-скифы - один и тот же народ в представлении византийских писателей, что и объясняется близким соседством этих племен. Если тавры - остатки древнего населения Крыма, то амастридское «житие» указывает на какую-то исконную южную русь, которая имела сношения с таврами, скифами и греками и приняла в свой религиозный культ жестокии обряд доисторического времени. Указанная особенность русского язычества заставила академика Васильевского отказаться от норманской теории которую он до того считал неопровержимой. Не решаясь признать русь славянами, он делает не слишком уверенное предположение, что тавро-скифы - готы, и добавляет, что для объяснения русского имени готская теория «была бы во многих отношениях пригоднее норманно-скандинавской»[153].
Другие источники, рассказывающие нам о руси IX века, прямо относят ее к славянам Раффельштеттенский устав говорит о славянах, приезжающих из Руси. Ибн Хордадбех называет русов славянами: «Что же касается русских (купцов), а они суть племя из славян, то они направляются из дальнейших концов Саклаба (славянских стран) к морю Румскому...»[154]; дальше следует описание их пути, приведенное раньше. «Точностью и достоверностью - замечает Гаркави, - это первое в арабской литературе известие о русских превосходит все позднейшие писания арабских географов»[155]. После рассказа о торговом пути русов Ибн Хардадбех сообщает о пребывании их в Багдаде «евнухи славянские служат им переводчиками. Они выдают себя за христиан и, как таковые, платят поголовную подать»[156].
Норманисты делают попытку затемнить ясный смысл слов арабского писателя ссылкой на неопределенное значение имени «славяне» во всей арабской литературе[157], или предположением, что русские (т. е. норманские) купцы научились славянскому языку у побежденных народов и что Ибн Хордадбех по этому чужому для них языку признавал их за славян[158] Но Ибн Хордадбех был начальником почт, т. е. ведомства, имевшего непосредственное отношение к торговым связям страны; он переиздал свои сочинения в 886 году после шестилетнего пребывания в Багдаде, где бывали русские купцы и где постоянно жили славянские евнухи, где эти евнухи, в присутствии должностных лиц, расспрашивали купцов для установления их личности и, конечно просто беседовали с ними. Трудно допустить, что очевидец руси и ее сношений с арабским Востоком ошибался и не знал точно того, о чем он говорил; при таком способе критики можно отвергнуть любое свидетельство и покрыть всю древность мглой сомнения и подозрений.
