Сергей Шокарев - Тайны российской аристократии

Организация усадьбы

«Я пребываю без перемен в моих прежних желаниях отойтить от большого света и водвориться в деревне, где я несколько мотовато соорудил себе пристанище на дни последние и после смерти. Под сим разумей дом, сад, церковь и гроб», – писал одному из своих корреспондентов екатерининский дипломат, канцлер А. А. Безбородко. Здесь перечислены основные элементы усадебного ансамбля, но сколь велико было разнообразие форм! В усадебной архитектуре и построении пространства усадьбы на протяжении XVIII – начала XX в. нашли свое воплощение все архитектурные стили и направления в русском искусстве – от барокко (XVIII в.) до модерна (начало XX в.). В зависимости от богатства и художественных вкусов владельцев строились то огромные дворцы, то скромные деревянные дома в два этажа. В ансамбль усадебного дома входили – флигеля, конюшни, бани, дома прислуги, башни ограды, «голландские» домики, беседки («Миловид», «Приют друзей»), оранжереи, ротонды, искусственные гроты и пещеры в парке… Часть зданий могла соединяться различными переходами, вставками и галереями. Строились, порою, и уникальные сооружения – например, усадебный дом в форме ордена святой Анны, полученного владельцем (подмосковное Люблино).

Пышность екатерининского века переносилась вельможами в свои подмосковные усадьбы. Тогда возникли знаменитые архитектурные и садово-парковые комплексы в Кускове, Архангельском, Останкине, Воронове, Царицыне, Троицком-Кайнарджи и других местах. Помимо дворцов, в этих усадьбах были богатейшие коллекции картин, скульптуры, фарфора, книг, рукописей, крепостные театры и оркестры, школы, заводы… Однако далеко не все помещики были столь богаты, как Шереметевы и Юсуповы, уделом большинства был:

Войдя вслед за пушкинским героем в барский особняк, мы увидим:

Впоследствии, чтобы не дразнить цензуру упоминанием царских портретов лишь как одного из элементов интерьера, Пушкин заменил эти слова на «портреты дедов», чем нисколько не погрешил против истины. Каждая усадьба обладала богатой коллекцией портретов предков. Исполненные зачастую кистью крепостных мастеров, они отличались безыскусной жизненной выразительностью. «Дом был старый, деревянные колонны на фасаде облупились порядком; комнаты были с низкими потолками. Зато они были просторны, летом прохладны, а зимою, когда докрасна натапливали камин, жарки. Увешаны они были портретами Глинок. Вильгельма привлекал из них в особенности один, времен Анны Иоанновны, толстый, с тяжелой челюстью, хищным носом и необычайно умными, неприятными глазами. Он находил в нем нечто демоническое» (Ю. Тынянов, «Кюхля»).

Портретная галерея усадьбы была и семейной летописью, надписи на портретах содержали биографические сведения об изображенных, а иногда эпитафии: «Тебя, ужънет насвете; но ты вомне живежъ, ив память, на портрете я написал: о, мой родитель неумрешь». Один из редких дворянских автопортретов середины XIX в. содержал иную по тональности надпись: «Павел Колендас 1844-м году март 17-го дня с 24-х лет от рождения в таких летах, я вам мил, и нравом любезен, а для девушек полезен».

Любая усадьба была хранительницей того или иного собрания историко-культурных реликвий, многие из которых имели и имеют ныне мировое значение. Помимо общеизвестных Кускова, Архангельского, Остафьева, Поречья, Кузьминок и других, существовали и ныне забытые и утраченные уникальные собрания, как, например, «Музеум» в имении Михаила Львовича Боде-Колычева Лукино, близ современного Одинцова. Владелец усадьбы, потомок старинного боярского рода Колычевых, историк и придворный, в середине XIX в. возвел в своей усадьбе уникальный мемориал – это была крепость в древнерусском стиле, «боярские палаты», церковь-усыпальница, а также мраморный обелиск, на гранях которого были высечены имена двадцати семи предков Боде-Колычева, погибших на полях сражений или принявших мученическую смерть. Особое здание было отведено под «Музеум», в котором хранились в строгом хронологическом порядке разложенные документы, рукописи, фамильные мемуары, книги, костюмы, мундиры, бытовые предметы, портреты и скульптуры. В коллекции были и семейные реликвии – костяной очечник, подаренный Петром I одному из Колычевых, и другие. Судьба этой уникальной коллекции после 1917 г. неизвестна – часть ее осела в различных хранилищах, другая – исчезла.

В каждой усадьбе ее владельцем закладывалась определенная созидательная программа. Пространство усадьбы создавалось как своеобразная модель мира. Церковь и кладбище соединяли усадьбу с Божественным миром, с прошлым и будущим всех живущих; преобразованный парк, почти везде соединявшийся с рекой или лесом, был данью природе и ее взаимодействия с человеком, барский дом и другие постройки – настоящим, повседневностью дворянской семьи, крестьян и человеческого мира вообще. В усадебном строительстве просвещенный дворянин XVIII–XIX вв. пытался построить новый, идеальный мир – отсюда и переименование не только самих сел (Отрада, Рай-Семеновское), но и урочищ, парков, лесов, болот – Прибежище, Аркадия, Утопия и другие. В помощь владельцам существовал даже специальный справочник, содержавший варианты названий для построек и природных объектов усадьбы. В усадьбе все имело особый, знаковый смысл, несло память о выдающихся событиях истории России, усадьбы, семьи владельцев. Это – не только постройки и церкви, но и обелиски, ротонды, аллеи и деревья, высаженные в память рождения ребенка и посещения усадьбы знаменитым человеком. На символику зданий и природных объектов обращали большое внимание масоны. Для них стремление выстроить идеальный мир было еще более важным. В симбирской усадьбе князя Баратаева был выстроен грот, внутри которого была оборудована масонская ложа, в ряде имений пруды были выкопаны в форме пяти– или шестиконечных звезд, в оформлении церквей и домов в усадьбах И. В. Лопухина, М. Ф. Кутузова, М. А. Дмитриева-Мамонова были использованы широко известные масонские символы – горящий светильник, змея, кусающая свой хвост, «Всевидящее око» и другие. Масоны, хозяева имений, активно пользовались услугами знаменитого В. И. Баженова, который и сам был масоном, и хорошо понимал эстетические и духовные запросы своих собратьев. Эти проекты были исполнены в 70–80-х гг. XVIII в. в псевдоготическом стиле, отражавшем рыцарскую идеологию масонства. На символическое значение усадьбы и ее отдельных элементов указывает поэт князь И. М. Долгоруков (также масон) в стихотворении, посвященном усадьбе Лопухиных Саввинское:

При смене владельцев и вкусов, а порою разносторонних художественных пристрастиях одного владельца усадьба могла являть любопытное смешение построек различных архитектурных стилей – классицизма, псевдоготики, псевдорусского стиля. Встречались и более экзотические строения. Архитектурные сборники конца XVIII в. рекомендовали такие, например, сооружения: «три храма в смешанном готическом вкусе», «сельский домик во вкусе некоторых американских сельских домиков», «три различных моста в саду, из коих первый и последний в сельском вкусе… средний действительно в Китае построенный мост». Все это вызывало нарекания у сторонников чистоты стиля:

Дом и постройки были обособлены от окружающего мира, это было пространство, где господствовал хозяин; церковь и кладбище связывали владельцев и крепостных. Обычно церковь строилась в общем контексте усадебного ансамбля, но в отдалении от барского дома, впрочем, есть и исключения. Проекты усадебных церквей поручались чаще всего тем же архитекторам, которые строили и усадьбы. В результате возникали храмы в стиле барокко, классицизма, псевдоготики, византийском стиле или в стиле модерна. При этом владельцам редко удавалось поручить внутреннюю роспись столичным мастерам, и чаще всего усадебный храм – это продукт творчества городского архитектора и сельского иконописца, с его трогательно-наивной манерой.