Да, вопросы имелись. Так, на вопрос К. Е. Ворошилова о том, есть ли какие-либо укрепленные узлы южнее линии Мажино и к морю, Думенк показал на карте линию Мажино, которая, как он сообщил об этом на утреннем заседании, продолжена до моря.
После этого слово взял Хейвуд.
«Ген. Хейвуд. Англия приложила особенно много усилий для достижения могущества на земле, в воздухе и на море.
Я хочу дать некоторые сведения относительно организации сухопутных сил Англии.
Британская армия состоит из двух основных частей. Одна из них — профессиональная армия, сравнительно малочисленная, хорошо обученная, моторизованная и с модернизированным вооружением. Половина этой армии расположена в самой Англии и вторая половина — вне метрополии.
Вторая часть — это территориальная армия, более многочисленная, но менее обученная. Она расположена на местах.
Кроме этого имеются войска колониальные и войска доминионов.
Благодаря Гитлеру Англия ввела обязательную военную службу. Это значит, что теперь у нас гораздо легче разрешается вопрос о формировании большой армии...
Наша программа — это отмобилизовать один эшелон из 16 дивизий, который будет готов к первой стадии войны. Если война будет завтра, количество войск будет незначительно, а если через 6 месяцев — положение сильно изменится...
Я напомню, что в прошлой войне мы начали с 6-ю дивизиями, а окончили [с] сотней. И, находясь настоящее время в лучшем положении, мне кажется, мы могли бы принять значительно большее участие в первый период войны.
Затем слово вновь взял генерал Думенк. Отвечая на вопрос советской стороны о том, какое участие примет Польша и есть ли с ней какая-нибудь договоренность по этому поводу, он сказал:
«Польша имеет с Францией договор о взаимной помощи. Если Польша будет атакована, то о том, как мы будем действовать на западном фронте, я доложил уже сегодня утром. Если Польша не подвергнется нападению, а подвергнется нападению Франция, в этом случае Польша обязана сделать для нас то, что мы обязаны будем сделать для нее».
Касаясь далее вопроса о координации действий между западным и восточным фронтами, глава французской военной миссии заявил:
«Важно добиться такого положения, чтобы генерал Гамелен и маршал Ворошилов могли сообщаться, консультироваться и друг другу помогать. Каждый является ответственным за свой фронт, но оба фронта должны осуществлять между собой связь».
После обсуждения некоторых других проблем последовал еще один вопрос К. Е. Ворошилова.
«Маршал К. Е. Ворошилов... Хотел бы... получить от англо-французской миссии ответ еще на один вопрос относительно того, как данные миссии или генеральные штабы Франции и Англии представляют себе участие Советского Союза в войне против агрессора, если он нападет на Францию и Англию или если агрессор нападет на Польшу или Румынию, или на Польшу и Румынию вместе, а также если агрессор нападет на Турцию. Одним словом, как себе представляют английская и французская миссии наши совместные действия против агрессора или блока агрессоров в случае их выступления против нас?
...Ген. Думенк выражает свое согласие ответить на этот вопрос завтра, с тем, чтобы после этого заслушать сообщение маршала Ворошилова.
Маршал К. Е. Ворошилов. Правильно ли понят мой вопрос? Я хочу дать пояснение. Советский Союз, как известно, ис имеет общей границы пн с Англией, ни с Францией. Поэтому наше участие в войне возможно только на территорий соседних с нами государств, в частности Польши и Румынии.
Ген. Думенк заявляет, что завтра он сделает об этом сообщение...»
День второй: реконструкция
Как видим, второй день был насыщенным: он начался большим экспозе западных миссий, а закончился постановкой с советской стороны вопроса, который приобрел кардинальное значение для исхода переговоров.
Сначала о французском и английском планах. Мне кажется, что у таких крупных военных деятелей, как Ворошилов, Шапошников, Кузнецов и Локтионов, в самом деле не могло не вызвать скепсиса то, насколько общий характер носили англо-французские планы, которые сам Дракс не без скромности назвал «общим наброском».
Правда, доклад генерала Думенка выглядел более солидно, но имел один коренной недостаток: он не соответствовал подлинным планам генерала Гамелена в двух решающих пунктах.
Во-первых, программы «непрерывного» фронта в действительности не существовало, так как знаменитую линию Мажино и не предполагалось довести до моря. Маршал К. Е. Ворошилов совсем не случайно спросил Думенка о том, есть ли какие-либо укрепленные узлы на участке отличии Мажино до моря. Впоследствии — в мае 1940 года — для Франции оказалось роковым то, что корпуса вермахта смогли легко обойти эту линию укреплений с севера.
Во-вторых, вопреки уверениям Думенка, генерал Гамелен не планировал переходить в наступление. События сентября 1939 года показали, что французский генеральный штаб и не думал «всеми своими силами наступать против немцев».
У нас есть авторитетный свидетель по этому пункту видный французский военный деятель, который в течение многих лет занимал пост секретаря Высшего совета национальной обороны и в таковом качестве точно знал все планы, составлявшиеся в упомянутом верховном военном органе Франции. Имя этого свидетеля — Шарль де Голль. В своих «Военных мемуарах» он писал:
«Идея позиционной войны составляла основу стратегии, которой собирались руководствоваться в будущей войне. Она же определяла организацию войск, их обучение, вооружение и всю военную доктрину в целом.
Предполагалось, что в случае войны Франция мобилизует свои резервы и сформирует из них максимальное количество дивизий, предназначенных не для маневрирования, наступления и развития успеха, а для того, чтобы удерживать оборонительные участки. Предполагалось, что эти дивизии займут позиции вдоль французской и бельгийской границ — при этом исходили из того, что Бельгия будет нашим союзником, — и на этих позициях будут ждать наступления противника.
Что касается таких средств, как танки, самолеты, орудия на механической тяге с круговым обстрелом, которые в последних сражениях мировой войны показали свою пригодность для нанесения внезапных ударов и осуществления прорыва фронта и мощь которых с тех пор непрерывно возрастала, то их собирались использовать лишь для усиления обороны или, в случае необходимости, для восстановления линии фронта с помощью местных контратак. В связи с этим определялись и соответствующие виды вооружения: тихоходные танки, вооруженные легкими малокалиберными пушками и предназначенные для сопровождения пехоты, а отнюдь не для стремительных и самостоятельных действий; истребители для защиты воздушного пространства. И в то же время бомбардировочная авиация была слаба, а штурмовики полностью отсутствовали; артиллерийские орудия с узким горизонтальным сектором обстрела, приспособленные для ведения огня с определенной позиции, были и вовсе непригодны для передвижения по любой местности и для ведения кругового обстрела.
К тому же заранее предполагалось, что фронт пройдет по линии Мажино, продолжением которой будут служить бельгийские укрепления. Таким образом, мыслилось, что вооруженная нация, укрывшись за этим барьером, будет удерживать противника в ожидании, когда, истощенный блокадой, ан потерпит крах под натиском свободного мира.
Такая военная доктрина соответствовала самому духу режима. Обреченный на застой из-за слабости государственной власти и постоянных политических разногласий, он неизбежно должен был придерживаться этой пассивной доктрины. Она играла роль обнадеживающей панацеи и настолько соответствовала умонастроениям в стране, что любой деятель, добивавшийся своего избрания, рукоплесканий по своему адресу или возможности выступить в печати, должен был публично признать ее высокие качества.
Пребывая во власти иллюзии, что, объявив войну войне, якобы можно помешать агрессорам развязать ее, помня об атаках, за которые пришлось заплатить столь дорогой ценой, и не представляя себе отчетливо всей той революции, которую за это время произвел в военном деле мотор, общественное мнение даже и не помышляло о наступательных действиях.
Словом, все способствовало тому, чтобы положить принцип пассивности в основу нашей национальной обороны»[88].
Таково свидетельство де Голля, и оно говорит не в пользу Думенка.
Ну, а английский план? Он выглядел еще менее убедительно. Практически он предполагал, что «к первой стадии войны» будет отмобилизовано 16 дивизий. Все остальное было сформулировано генералом Хейвудом намеренно туманно. Туман еще больше сгустился, когда речь зашла о действиях Польши. Конечно, с точки зрения риторики очень эффектно выглядела формула Думенка, который, как мы уже знаем, сказала 13 августа: «Польша обязана сделать для нас то, что мы будем обязаны сделать для нее». Но что мог замаскировать этот эффект? В первую очередь отсутствие всякого желания планировать совместные действия советских, английских и французских войск. Думенк упомянул лишь о поддержании связи, но тут же обронил многозначительную фразу: «Каждый является ответственным за свой фронт...». Внешне эта фраза выглядела безобидно. Но сегодня мы знаем: генералу Думенку была дана директива Гамелена, ориентировавшая на то, что главной целью миссии было вовлечение СССР в военный конфликт. «Не в наших интересах, — гласила директива, — чтобы он [Советский Союз. — Л. Б.] оставался вне конфликта и сохранял нетронутыми свои силы»[89]. Тем самым у фразы Думенка проявлялся внутренний смысл: да, пусть Советский Союз ввязнет в войну, но каждый будет отвечать только за себя. О взаимной помощи — ни слова...
