Известно два сорта чайного растения - широколистный и узколистный; из них последний дает наилучший чай, в особенности получаемый из его белых цветочков. Прежде чем заваривать, их необходимо хорошенько высушить, что можно сделать очень быстро на огне. Норман так и поступил, разбросав их на горячих камнях. Тем временем Базиль и Франсуа приготовили сладкую воду, а Люсьен чисто вымыл свой котел, еще раз раскалил камни и с их помощью приготовил напиток, который и был распит из жестяной чашки.
Норман уже и прежде был хорошо знаком с этим напитком, но его товарищам-южанам его аромат, напоминающий ревень, очень не понравился, хотя они не могли отрицать, что питье оказало весьма живительное и бодрящее действие на организм.
Глава XVII
АМЕРИКАНСКИЕ СУРКИ
Из описания этого пиршества можно сделать заключение, что наши юные путешественники жили роскошно. Однако не все коту масленица, бывал и у них великий пост. Иногда по несколько дней приходилось им довольствоваться одной вяленой олениной; ни хлеба, ни пива, ни кофе, ничего, кроме вяленой дичи и воды. Конечно, этого вполне достаточно для утоления голода, но до роскоши очень и очень далеко. Иногда удавалось им застрелить дикую утку, гуся или лебедя, и это вносило приятное разнообразие в их стол. Рыба ловилась очень плохо, так как весьма часто эти капризные существа решительно отказывались от всех приманок, которые им предлагал Франсуа. Проплавав три недели вдоль берега Виннипега, мальчики добрались наконец до Саскачевана и, войдя в реку, направились прямо на запад. На Великих порогах, у устья этой реки, им пришлось перенести пирогу на расстояние трех миль, но чудные виды этой местности вполне вознаградили их за труды.
Саскачеван, одна из самых больших рек Америки, имеет около 1600 миль в длину, берет свое начало в скалистых горах и впадает под именем Нельсоновой реки в Гудзонов залив. В верховьях она протекает по песчаным прериям, изобилующим солеными озерами. Нередко эти прерии превращаются в настоящие пустыни, где на протяжении нескольких сот миль не встретишь ни капли воды. Ближе к озеру Виннипег прерии сменяются лесами. Но путь наших друзей пролегал не по этим местам: они намеревались, дойдя до Кумберланд-Гоуза, снова повернуть на север.
Однажды вечером, днях в двух пути до форта, они расположились лагерем на берегу Саскачевана. Местность была прелестная. Окружающие холмы были покрыты кустами ирги и диких роз, нежно-пунцовые цветы которых резко выделялись среди темно-зеленых листьев и наполняли воздух чудным ароматом. Земля была покрыта зеленым газоном, испещренным розовыми цветочками клеомы и более темными анемонами. В этот день мальчикам не удалось убить никакой дичи, и им предстояло ужинать вяленой олениной. Они чувствовали себя уставшими, разбитыми, так как весь день по очереди гребли против сильного течения и не находили в себе достаточно сил, чтобы отправиться на охоту. Они легли вокруг костра и ждали, а вяленое мясо жарилось на угольях.
Лагерь на этот раз был расположен у подножия довольно крутого холма, поднимавшегося недалеко от берега. Против них поднимался другой холм, более высокий, ясно видный с их места. Глядя на его склон, они заметили какие-то маленькие возвышения или горки, стоявшие на большом расстоянии друг от друга. Каждая имела около фута в высоту и представляла собой как бы усеченный конус, то есть конус с отрезанной или придавленной верхушкой.
- Что это? - спросил Франсуа.
- Я думаю, это домики сурков, - отвечал Люсьен.
- Совершенно верно, - подтвердил Норман. - Их очень много в этой местности.
- А, сурки! - сказал Франсуа. - Ты хочешь сказать, степные собачки, те, что мы встречали в южных прериях?
- Нет, - возразил Норман, - я думаю, это другая порода. Не так ли, Люсьен?
- Да, да, - ответил натуралист, - эти принадлежат к другой породе. Домиков здесь слишком малое количество для степных собачек, которые живут большими селениями. Да и видом своим их жилища отличаются от домиков сурков. У них всегда отверстие сверху или сбоку. Эти же, как вы можете сами убедиться, имеют вход внизу и перед ним находится холмик вырытой земли, как перед мышиными норками. Перед нами, без сомнения, сурки совершенно другой породы.
- Я слышал, что в Америке водится много видов сурков, - сказал Франсуа, обращаясь к Люсьену.
- Да, - отвечал тот. - Фауна Северной Америки особенно богата разновидностями этого странного животного. Натуралистам известно не менее тринадцати их видов; и некоторые из них имеют настолько резкие отличия, что свободно могут сойти за особую породу. Без сомнения, есть еще никем не описанные виды. Быть может, в целом их наберется до двадцати во всей Северной Америке. В населенных частях Соединенных Штатов до последнего времени знали всего один или два вида сурков и не предполагали возможности существования других. Натуралисты очень деятельно принялись за исследования, и ни одна порода животных не вознаградила их труды щедрее, за исключением разве что белок: ежегодно обнаруживается новая разновидность тех или других, большей частью на необитаемых просторах, лежащих между Миссисипи и Тихим океаном. Что касается сурков, то наши кабинетные натуралисты сделали изучение их весьма трудным, так как подразделили их по самым незначительным отличиям на бесконечное множество видов. Правда, некоторые из этих тринадцати видов значительно отличаются от других величиной, окрасом и иными признаками. Но столько общего в их привычках, пище, внешнем виде и образе жизни, что осложнять их изучение таким подразделением совершенно излишне. Все они сурки, так зачем же называть их по-разному?
- Я совершенно согласен с тобою, Люс, - сказал Базиль, который, как почти все охотники, не был врагом естественной истории, но относился с величайшим презрением к кабинетным натуралистам, которых называл болтунами.
Люсьен продолжал.
- Я допускаю, что породы животных, имеющие много разновидностей с резкими отличиями, должны носить и разные названия. Но меня выводит из себя, когда почти совершенно похожие виды животных получают от этих кабинетных ученых длиннейшие названия, которые большей частью даже ничего не значат, так как являются лишь данью уважения или поклонения этих ученых какому-нибудь королю, принцу или меценату и служат лишь способом довести до их сведения об этом поклонении. Поймите меня, я нисколько не против латинских или греческих названий, позволяющих ученым разных стран понимать друг друга. Но я нахожу, что эти названия должны давать характеристику данному животному, а не быть пустым звуком, напоминающим о друге или покровителе описавшего его ученого. По-моему, - все более и более горячась, продолжал Люсьен, - это даже дерзость - соединять с прекраснейшими произведениями природы, ее цветами, животными и птицами, имена царей, принцев и других людей, которые случайно оказываются личными богами кабинетного натуралиста. Эти господа, спокойно сидя в своих креслах и не имея ни малейшего представления о действительных привычках и нравах животных, описываемых ими, до бесконечности умножают названия и дают бесконечные, никому не нужные мелочные градации, что и составляет их "науку". Конечно, я не включаю в их число человека, имя которого сейчас назову, Ричардсона. Нет, этот был настоящим натуралистом, много попутешествовавшим и испытавшим, прежде чем заслужить ту великую известность, которой он теперь пользуется.
- Я во всем согласен с тобою, Люс, - сказал Базиль. - Прежде чем оставить наш дом, я прочел несколько книг по естественной истории, написанных известными учеными. И все сведения о полярных странах, то есть по крайней мере все то, что можно назвать таковыми, казались мне чем-то уже знакомыми. Подумав, я припомнил, что все это уже раньше читал у Херна, которого ученые признают лишь простым путешественником, недостойным имени естествоиспытателя. Херн еще в 1771 году побывал в Ледовитом море, и ему первому обязан свет сообщением, что южнее семидесятой параллели нет пролива, пересекающего материк Америки.
- Да, - сказал Люсьен. - Компания Гудзонова залива послала его в эту экспедицию с самыми скудными средствами, какими когда-либо располагал исследователь. Ему пришлось перенести невообразимые трудности и опасности, и тем не менее он оставил после себя такое верное и подробное описание обитателей и естественной истории полярных стран, что оно не только выдержало критику последующих наблюдений, но кабинетные ученые могли лишь весьма немногое прибавить к его труду. Некоторые из них, не будучи в состоянии сказать что-либо новое, ограничились повторением его рассказов, отдавая дань его наблюдениям, другие же только перефразировали его сочинения, ни одним словом не обмолвившись, откуда они почерпнули свои сведения. Вот это-то в особенности и возмущает меня.
- Это действительно возмутительно, - вставил Норман. - Мы все без исключения слыхали о Херне. Не подлежит сомнению, что он был замечательным путешественником.
