Марию Кирилловну интересовал лес, она делала какие-то пометки в записной книжке. Кузю - пейзаж, он то и дело перезаряжал фотоаппарат. Григорий Иванович весь ушел в воспоминания и казался рассеянным.
- Давайте поднимемся на эту гору! - предложил Кузя.
- Наверное, такой вид!
Мария Кирилловна кивнула головой. Они направились к горе.
- Я похожу здесь! - крикнула я вдогонку.
- Только осторожнее! - на всякий случай сказала Пинегина. И они ушли, все трое. Скоро и голосов их не стало слышно.
Оставшись одна, я, очень довольная, пошла по улице, обходя кусты и камни. Я с детства любила блуждать одна по незнакомым местам, наслаждаясь ощущением открытия. Сколько я таких "открытий" сделала в Подмосковье! Я знала, что с горы вид изумительный, но рудник влек меня заброшенностью и предчувствием тайны. Когда-то здесь жили люди. Они трудились, любили, ненавидели, мечтали, надеялись, сомневались и верили, плакали и смеялись, женились и умирали. Неужели ничего от них не осталось? А когда рудник вновь оживет после сорокалетнего сна, здесь будут другие люди, другие нравы, другие мечты и сомнения. И любовь их будет другая, и ненависть, и дружба, и самый труд. И новые песни будут звучать на этих улицах... Я подошла к одной избе... не знаю до сих пор, почему я выбрала ее. Ничем она не выделялась среди других бревенчатых изб. Дверь была в исправности. Я открыла ее и вошла. Уже открывая, я ощутила дрожь во всем теле - мне стало страшно... Но я уже вошла. Посреди избы стоял Харитон и настороженно смотрел на меня.
Как он изменился! Я едва узнала его. Оброс русой бородой, исхудал, оборвался. Но главное - глаза!!! Если бы вы только видели эти одичавшие, почти безумные глаза! Они странно посветлели, будто выгорели. Зрачок был узок, как у кошки...
От ужаса я закричала. Он сразу заткнул мне рот шершавой горячей рукой.
- Таиска! Не ори. Слышь!
Я замолчала, и он выпустил меня.
- Кто еще здесь, кроме Григория Ивановича? Я узнал его голос.
- Наш студент Колесников и Мария Кирилловна.
- Лесничиха?
Лицо его исказилось: не то страхом, не то еще каким-то смутным чувством.
- Она... не войдет сюда?
- Не знаю, сейчас они на горе. Их видно отсюда.
- Крепкая! Только похоронила мужа и...
- Харитон! Разве ты не знаешь? Ты же его не убил, только ранил. Зачем ты это сделал? Ефрем Георгиевич уже поправился. Он уехал в санаторий.
Да, Харитон не знал... Так я и думала: он жестоко раскаялся в своем преступлении. С минуту он широко открытыми светлосерыми глазами смотрел на меня - еще не верил. До чего же он был похож на Василия! Василия, жалкого, одинокого, ошибающегося. А таким я видела его в тот день, когда он отказался от меня и вернулся к жене, которую не любил.
Харитон пошатнулся. Как слепой, он нащупал стол, скамью рядом и не сел - упал на нее. Он заплакал, не закрывая лица, не стесняясь облегчающих слез.
- Не убил! Не убил! - бормотал он сквозь слезы. Мощные плечи его вздрагивали.
Не знаю, может, не пристало комсомолке жалеть хулигана и браконьера, покушавшегося на убийство, но я, не раздумывая, бросилась к Харитону, обхватила его лохматую, нечесаную голову и крепко прижала к себе. Он выплакался у меня на плече, потом благодарно и смущенно посмотрел на меня.
- Не брезгаешь? Спасибо! Значит, любишь Ваську-то.
Он улыбнулся сквозь слезы. Вытер лицо рукавом. Не время было объяснять ему мое отношение к его старшему брату. Пусть думает, что я его невеста, так для Харитона лучше.
- Харитон! - сказала я.- Идем с нами! Он испуганно взглянул на меня.
- Там же лесничиха? Как можно! Когда я ее мужа...
- Я ей все объясню. Скажу, что ты раскаялся! Я ведь видела...
- Не поверят. Мало ли что раскаялся. Так бы каждый: нашкодил, а потом раскаялся. Я, Таиса, не хотел его убивать. Хотел только попугать малость. Я сильно рассерчал на него. Давно уже серчал. Он хотел вести меня к начальнику милиции. А тот предупредил меня: если еще раз попадешься - засудим. Теперь все равно засадят меня в тюрьму,- закончил он упавшим голосом.
- Да нет же, Пинегин ведь жив!
- Ну и что? Слава богу, что жив. Я так рад, так рад! Ох, тяжко, когда человека убьешь. Совесть, она, знаешь... Особенно ночью. Страшно! Не раз думал руки на себя наложить. Значит, жив?! Только все равно будут судить меня за убийство. Покушался на человека - никуда не денешься.
Застукал меня Ефрем на месте. Лося я как раз свежевал... Разозлился он, будто из его хлева увел. Аж позеленел весь, Ефрем-то. Думаю, что ты за человек, больше всех тебе надо - тайги, что ли, мало на всех? Хотел припугнуть, я ведь меткий, стрельнул мимо него, а он как раз в эту сторону отшатнись... Смотрю - упал бездыханный... Ну, думаю, конец! И Ефрему конец, и мне конец!.. Бросил того лося, а Ефрема отнес на опушку... Под сосной положил... Жалко мне стало Ефрема. Он был мертв. Не понимаю, как он оживел? Посмотри, не идет лесничиха?
Я вышла взглянуть. На вершине горы стояли три крохотных человечка все-таки далеко! Я снова вернулась в избу и тоже села на скамью. У меня ноги подкашивались.
- Что я за парень? Изварначился весь,- снова заговорил Харитон.- Сижу тут один, как волк, и маракую, как быть? По кривой дороге я пошел. Теперь не свернуть. Тюрьма - неминучее дело. Мать-то похоронили?
- Похоронили. А откуда ты знаешь, что она умерла?
- Люди добрые сказали. Помог мне тут один кореш, на моторной лодке подбросил.
- Василий приезжал...
- Братуха, да ну? Эх, не довелось встретиться!
- Хочешь, напиши ему письмо... у меня есть карандаш и бумага.
- Не могу... Сама напиши ему.
- Напишу. Но что же ты будешь делать дальше?
Я стала уговаривать этого непутевого парня ехать с нами, добровольно явиться в милицию. Но он отказался ехать. Из-за Марии Кирилловны...
- Что ж ты будешь делать? - упавшим голосом спросила я. Харитон задумчиво смотрел на меня.
- Нет ли у тебя хлебца? - неожиданно попросил он. У меня, что называется, сердце перевернулось.
- Есть. Там остался. Сейчас принесу.- Я бросилась к месту нашего привала и забрала все, что у нас было с собой из провизии: хлеб, жареная рыба, вареные яйца, оладьи, кусок копченого медвежьего окорока. Харитон стал с жадностью есть.
- Чем же ты питался все это время? - с острой жалостью спросила я.
- Охочусь. Соли-то я с собой взял, пока тянется, а вот хлеб давно вышел.
Пока он ел, я опять выскочила на улицу. На горе уже никого не было: наши спускались. Я сказала ему об этом.
- Спрячусь в кусты! - заторопился он. Я даже разозлилась.
- И долго ты в кустах будешь сидеть?
- Нет... Пока вы уйдете.
- А потом?
- Буду пробираться на Вечный Порог. Там объявлюсь.
- Почему не домой?
- Тут же ближе!
- А-а!
Я заторопилась. Прощаясь, я велела ему прийти ночью к устью Забияки и ждать моего сигнала - два раза свистну.
- А ты умеешь свистеть? - Первый раз улыбнулся Харитон.
- Еще как! Жди меня, когда все уснут, вынесу тебе хлеба, муки, масла и сахара.
- А как же вы?
- Марк еще привезет.
- Марк Александрович?
- Да. Ну, я иду!
- Хороший он человек...- задумчиво сказал Харитон.
И так странно прозвучала эта похвала в устах злостного браконьера.
- Он - хороший. А ты, Харитон?
- Я, должно быть, плохой.
- Зачем?
- Не знаю. Беспутный я... Эх! Только поправился я житьишком и - вот в тюрьму. Боязно! Не сидел никогда. Ну, да что там! Раньше надо было думать.
- Харитон, идем с нами!
- Нет, Таисия, не могу. Если б Марии Кирилловны там не было! Совестно как-то. Лучше умереть, чем на глаза ей показаться.
- Я тебя понимаю. Значит, ночью приходи за хлебом.
Я вышла на улицу. Наших еще не было. Мне пришла в голову одна мысль, и я снова вернулась в избу. Теперь мы оба стояли у порога.
- Слушай, Харитон, зачем же тебе пробираться тайгой к Вечному Порогу? Еще по дороге поймают, и никто не поверит, что ты сам шел с повинной. Я скажу Марку, и он тебя подкинет на вертолете. Ладно?
Лицо Харитона просияло.
- Это бы хорошо! Таиса, ведь он, Лосев-то, встретил меня тогда... в тот вечер. И не задержал! Говорит: "Ну, иди подумай... Потом сам придешь!" Такой человек! Я еще не встречал такого хорошего человека!!!
Мы договорились, что Харитон будет ждать Лосева здесь, на руднике. Вертолет должен быть дня через два. Я пожала Харитону руку. Мы прощались окончательно. Ночью теперь ему незачем было приходить.
- Спасибо тебе, Таисия, за доброе слово. По гроб не забуду. Я задержалась - еще одна мысль.
- Харитон! Я ведь остаюсь на Ыйдыге. Буду работать лесничим. Новый лесхоз организуется.
- А как же Василий?
- Не о нем сейчас речь. Поступай ко мне лесником. Тебе понравится, вот увидишь!
Харитон как-то непонятно взглянул на меня и отвернулся: глаза его увлажнились.
- Спасибо! Еще бы не понравилось. Да разве меня возьмут лесником браконьера-то, убийцу? А если когда отсижу... и подавно. Теперь моя песенка, разумеется, спета.
- Нет, нет! Мы будем за тебя хлопотать, возьмем на поруки. Вот увидишь. До скорого свидания!
