Ознакомительная версия.
В пользу принадлежности прибалтийского узколицего европеоидного типа к славянам говорит и то обстоятельство, что все остальные финские племена Прибалтики относятся к мезокранному широколицему типу, известному в этом регионе со времен неолита, и ливы в этом отношении выглядят явным исключением. Сам вопрос происхождения ливов достаточно дискуссионен. Археологически их культура начинает отчетливо прослеживаться только с X в. н.э. и, как отмечают специалисты, истоки ее не вполне ясны. Поскольку язык ливов по ряду параметров оказывается ближе не к эстонскому, от которого он заметно отличается, а к карельскому, причем одна из групп этого народа называется карелами-ливвиками, то еще в середине XIX в. было высказано предположение, что ливы приплыли в Латвию из Карелии. Среди сторонников этой гипотезы были как археологи, так и лингвисты, в том числе и финский ученый И. Коскинен, который считал, что ливы вторглись морским путем в земли вендов и латышей во второй половине УШ в. Однако в 50-х годах XX в. Х.А. Моора высказал предположение, что ливы являются потомками местного прибалтийского населения, и эта точка зрения стала наиболее распространенной в археологической литературе, в связи с чем с ливами стали связывать различные археологические памятники более раннего периода{143}. Вопросы о начале взаимоотношений русов и ливов, равно как и появление последних на территории современной Латвии, представляют собой сложные проблемы, требующие дополнительного комплексного изучения. Здесь же следует отметить, что соотнесение ливов с Кивуткалнским могильником представляет собой лишь одну из возможных точек зрения, обусловленную в первую очередь сложившейся к 70-м гг. XX в. историографической традицией.
Весьма показательно, что археологические находки из этих мест соответствуют описанию русов у Саксона Грамматика, а также тем сведениям, которые следуют из данных лингвистики. Располагавшееся на острове Доле в низовьях Даугавы поселение Кивуткалнс, ныне затопленное в связи со строительством Рижской ГЭС, датируется I тыс. до н.э. Оно было защищено валом, часть которого составляли деревянные камеры, построенные в технике сруба и заполненные песком. Поверхность земляной насыпи вала была обложена камнями. Раскопки показали, чем занимались жители этого поселения: «Важнейшими отраслями их хозяйства были скотоводство и земледелие (подсечное, даже пахотное)… Здесь обрабатывались камень, кость, рог, янтарь, изготавливались глиняные сосуды. Особое место занимала обработка бронзы, из которых в одноразовых формах отливались украшения, в двухствольчатых — втульчатые топоры и наконечники копий. (…) Находки многочисленных зернотерок и зерна (ячмень, пшено и др.) указывают на то, что земледелие было развито сравнительно высоко»{144}. Антропологические и археологические данные свидетельствуют о гораздо более раннем контакте русов с финно-уграми по сравнению с теми датировками, которые следуют из сравнительного языкознания. Однако необходимо иметь в виду, что последние носят приблизительный характер и в тот период, когда давалась лингвистическая датировка этих контактов, никто из специалистов не мог даже теоретически предположить, что они были такие ранние. С учетом того, что было известно на тот момент о славяно-финно-угорских контактах по письменным источникам и данным археологии, от лингвистов и так требовалась большая смелость, чтобы значительно удревнить время первого этапа этих контактов. Кроме того, необходимо иметь в виду и изменение датировки германо-финно-угорских лингвистических контактов, которая влияла и на датировку контактов со славянами. Традиционно считалось, что германские заимствования появились в финском языке после первого перебоя согласных на рубеже новой эры или несколько раньше. Теперь же ранние германские заимствования в саамском и прибалтийско-финском языках существенно удревлены и датируются концом II тыс. до н.э.{145}
В завершение попробуем дать характеристику религиозным представлениям Прибалтийской Руси. Данные Кивуткалнского могильника позволяют говорить о существовании культа солнца у оставившего его племени: «Существенным моментом в погребальных обрядах является ориентация погребений. В Кивуткалнском могильнике преобладала ориентация в направлении ВЮВ — ЗСЗ. Возможно, что такая ориентация являлась отражением культа солнца: желание похоронить покойника головой в ту сторону света, где восходит животворное небесное светило»{146}. В отдельных славянских погребениях в более позднюю эпоху подобная ориентация также присутствует. Но если совпадение ориентации еще могло быть случайным, то гораздо сложнее объяснить подобным образом совпадение более редких и специфичных моментов. Так, например, в погребении 79 Кивуткалнского могильника «справа от черепа обнаружены кости ног теленка»{147}. С другой стороны, при раскопках второго Збручского (Крутиловского) святилища был обнаружен «череп маленького ребенка и с обеих его сторон ноги теленка, направленные копытцами к детскому черепу»{148}. Понятно, что оба захоронения разделены между собой тысячелетиями, однако помещение рядом с черепом ног определенного животного является очень редко встречающимся признаком и позволяет говорить о схожих религиозных представлениях, лежащих в основе данного ритуала. На Збручском идоле божества были изображены с весьма необычным положением рук, когда одна из них покоилась на сердце, а другая — на печени, но точно такое же положение рук встречается и в одном захоронении Кивуткалнского могильника{149}. В 131-м погребении этого же могильника, где была похоронена женщина, археологи нашли три вертикально поставленных яйца{150}. Однако при раскопках средневекового некрополя великоморавского городища Святого Ипполита исследователи нашли целое куриное яйцо, причем также в женском погребении{151}. Одинаковые погребальные ритуалы позволяют поставить вопрос и об определенном родстве обусловивших их религиозных представлений у славян и пришедшего на территорию Латвии племени. В других погребениях могильника встречаются камни, коготь птицы, кости бобра, зубы лошади и свиньи, но, поскольку подобные предметы встречаются в захоронениях не только славян, но и других народов, они в этом отношении менее показательны. Выбор места для могильника, аналогичного месту поселения, показывает, что загробный мир представлялся людям подобным миру живых.
Откуда же пришло в Прибалтику население, оставившее Кивуткалнский могильник? Авторы посвященной ему коллективной монографии вынуждены констатировать: «Вопросы о путях проникновения на изучаемую территорию и этнической принадлежности пришлого узколицего населения, которые мы в целом связываем с южноевропеоидным происхождением, пока остается открытым»{152}. Очевидно, ответ на эти вопросы кроется в комплексном изучении археологических и антропологических особенностей создателей Кивуткалнского могильника и сравнения их с аналогичными признаками, встречающимися в синхронных культурах за пределами Прибалтики. При исследовании могильника было обнаружено 54 костяных булавки, которые подразделяются на несколько групп. Первую группу составляют примитивные, массивные булавки, аналоги которым неизвестны. Вторую группу можно сравнить с костяными булавками позднего неолита Дании и Швеции. При этом специалисты полагают, что прототипами костяных булавок всего Северного региона были бронзовые булавки унетицкой культуры из Центральной Европы, причем форма некоторых кивуткалнских булавок свидетельствует о том, что центральноевропеиское влияние распространялось и на территорию Латвии. В ходе детального анализа захоронений было установлено, что в Кивуткалнском могильнике встречаются захоронения разных антропологических типов, каждый из которых имел свои особенности в погребальном ритуале. В частности, было отмечено, что женщинам с узкой долихокранной формой, то есть пришельцам, были свойственны погребения, дно которых было посыпано белым песком, а женщинам с широкой мезокранной формой — костяные булавки{153}. Таким образом, сопоставление археологических и антропологических данных показывает, что костяные булавки указывают на связи туземного, а не узколицого населения. Поскольку последнее подсыпало свои могилы песком, следует искать аналоги данного погребального ритуала: «Подсыпка могильных ям белым песком связана с представлениями о том, что могила — загробный дом умершего — должна быть чистой и светлой… Подсыпка могильных ям песком… известна и по материалам фатьяновской культуры. (…) Во 2-м погребении Лихачевского могильника скелет лежал на светлой смеси из глины и извести, а в 62-м погребении Балановского могильника белой известью было выстлано не только дно могильной ямы, но и обмазаны ее стены»{154}. Таким образом, данный важнейший этноопределяющий признак пришедшего в Прибалтику узколицего населения указывает на фатьяновскую и балановскую археологические культуры, располагавшиеся в Верхнем и Среднем Поволжье. Кроме того, в 88-м захоронении Кивуткалнского могильника, а может быть, и в ряде других, вокруг гроба находилась еще четырехугольная деревянная встройка. Аналогичные встройки встречаются и в Вагановском могильнике. Сделать выбор из двух археологических культур нам помогает антропология: «Кивуткалнские племена эпохи бронзы обнаруживают большое сходство (расстояние Пенроуза 0,26–0,28) с узколицыми племенами культур штриховой керамики Польши (Злота), Саксо-Тюрингии и балановцами и заметно отличаются от протобалтских племен культуры боевых топоров Эстонии, висло-неманской культуры и фатьяновцев, которые характеризуются сравнительно широким лицом»{155}. Различия между кивуткалнцами и фатьяновцами показывает и изучение зубов: «Если у фатьяновцев диаметры коронки маляров относятся главным образом к средним категориям этих величин… то племена Черняховской и отчасти балановской культур, а также кивуткалнская популяция характеризуются малыми, а в отдельных случаях очень малыми величинами маляров»{156}. Таксиномическое расстояние, высчитанное по комплексу одонтологических особенностей редукционного характера, между кивуткалнской популяцией и племенами черняховской и балановской культур составляет 0,31, а между кивуткалнцами и фатьяновцами — 0,65. Сходство с балановской культурой демонстрируют и костяная гребенка, и, что весьма показательно, найденная в 133-м погребении Кивуткалнского могильника двухоборотная бронзовая спираль. «Других таких спиралей на территории Латвии не обнаружено, но они имеются в памятниках фатьяновской и среднеднепровских культур. В могильниках балановской культуры (XIX–XV вв. до н.э.) найдены различные медные и бронзовые орудия (наконечники дротиков, топоры, шилья) и украшения (трубочки, спирали, колечки), сходные с кивуткалнской находкой»{157}. Таким образом, с археологической точки зрения наибольшее сходство узколицее население Кивуткалнского могильника имело с фатьяновской и балановской культурами, однако данные антропологии указывают, что родственно оно могло быть только последней культуре. Поскольку один из авторов коллективной монографии, посвященной данному могильнику, считал кивуткалнцев балтами, а другая — ливами, они, несмотря на изложенный в книге материал, не смогли прийти к согласованному выводу о происхождении населения, которому принадлежало интересующее нас захоронение, и оставили вопрос открытым. Однако у нас есть еще один важный критерий, позволяющий определить, откуда пришли создатели Кивуткалнского могильника. Выше уже отмечалось, что именно в этом регионе Саксон Грамматик фиксирует Прибалтийскую Русь. Однако само название Руси, как было показано нами в исследовании «Загадки римской генеалогии Рюриковичей», происходит от древнейшего индоевропейского названия Волги. Мы видим наличие узколицего долихокранного типа в тех регионах славянского мира, где средневековые источники отмечают варяжскую Русь. Этот же антропологический тип в гораздо более раннюю эпоху появляется на территории современной Латвии, где «Деяния данов» и другие источники также отмечают присутствие русов. И наконец, этот же самый антропологический тип встречается нам на Волге — реке, давшей само название нашему народу. С учетом того, что совершенно независимо от данных языкознания археология в интересующую нас эпоху констатирует связи между создателями Кивуткалнского могильника и балановской культурой, последняя может рассматриваться как исходное место, откуда узколицее европеиодное население пришло на берега Балтики. Благодаря сопоставлению всего круга данных мы можем определить территорию балановской культуры как исходную русскую прародину, то место, где возникло название нашего народа.
Ознакомительная версия.
