В связи с особенностями денежного обращения XI в. следует сказать несколько слов о характере пережиточного бытования в это время куфической монеты. Выше цитировалось утверждение А. В. Орешникова о том, что куфические монеты могли быть зарыты в виде кладов «100 лет спустя» после того, как завоз их в Восточную Европу прекратился в 1014 г. Молодинский клад с младшей монетой 1010 г., Переяславский клад с младшей монетой 1015 г., Поречьский клад с младшей монетой 1020 г., по Орешникову, следует датировать даже XII в., поскольку оказавшиеся в названных кладах монеты Владимира он приписывал Мономаху. Такие предположения еще имели бы некоторую долю вероятности, если бы на смену куфическим монетам не пришли никакие другие монеты; но этого не случилось. После 1014 г. доживающие куфические монеты вступили во взаимодействие со вновь приливающими в русское обращение западными монетами, и именно последние дали основания для правильной датировки перечисленных кладов.
Куфические монеты в кладах XI в. это не просто доживающие монеты, завезенные еще в X в. И их династический состав имеет свои особенности. Как это видно из таблицы II, в кладах XI в. появляются монеты таких династий, которых еще не знали и не могли знать клады X в. – Симджуридов, Джуландидов, Илеков, Салларидов, Джаффаридов и др., т. е. монеты, занесенные в Восточную Европу последней слабой волной восточного серебра. Р. Р. Фасмер установил и дальнейшую судьбу куфических монет в кладах XI в. Они постепенно, но, в общем, очень быстро исчезают из обращения. Если к концу первой четверти XI в. они составляли 90—50 % всех монет кладов смешанного состава, то уже к середине XI в. они полностью и повсеместно исчезли из обращения. Период переживания куфических монет в русском обращении после 1014 г. составляет не 100 лет, как думал А. В. Орешников, а всего-навсего лет 35[146]. Такой небольшой срок потребовался для полного устранения из обращения восточной монеты.
Таким образом, приемы датирования кладов, установленные применительно к материалу IX и X вв., действительны и для кладов XI в.
При рассмотрении подробностей состава русского монетного обращения в различные периоды, которому посвящен весь следующий раздел исследования, материал излагается согласно общей периодизации кладов куфических монет, предложенной Р. Р. Фасмером. Несмотря на отмеченную ее некоторую условность и даже благодаря этой условности, она является наиболее удобной для последовательного рассмотрения материала. То обстоятельство, что для большого числа зарегистрированных кладов мы располагаем только суммарным описанием, позволяет и датировать их лишь суммарно, в пределах тех периодов, которые были установлены Р. Р. Фасмером. Так, например, наличие в том или ином кладе зияридских или хамданидских монет дает полное основание относить его к последней трети X – началу XI в., но не обеспечивает более точной его датировки. Между тем для решения многих вопросов необходим по возможности полный учет топографических сведений в пределах достаточно обширных периодов. Наиболее правильная датировка значительной части кладов может быть поэтому предпринята только на основании схемы Р. Р. Фасмера, при условии ее некоторого уточнения.
Роль иноземной монеты в русском денежном обращении
Выяснение роли восточной и западной монеты в денежном обращении Восточной Европы имеет исключительно важное методическое значение. Установив преобладание в обращении того или иного периода определенных монетных групп, мы не сможем двинуться ни на шаг, не располагая данными о том, каков был сам характер приема иноземных монет на Руси. Если в обращении они принимались исключительно на вес, то метрологическая эволюция таких монет никак не может влиять на развитие той системы, которая использует иноземные монеты в качестве материала обращения. Любые перемены в весе монет в этом случае всегда нивелировались бы дроблением монеты, включением в обращение обломков, да и сами монеты, в таком случае, были бы не более как измельченным серебром. Основным источником нашего исследования должны были бы стать не монеты, а гири, посредством которых они взвешивались.
К. Маркс очень образно писал о характере денег в сфере внутреннего обращения, где монеты выступают облаченными в собственные национальные мундиры и говорящими на разных языках. Эти национальные мундиры монеты сбрасывают, переходя в сферу международного обмена, где не имеет никакого значения монетный штемпель, а стоимость монеты определяется исключительно ее весом и качеством металла[147]. Вступая в сферу международного обмена, монеты перестают быть монетами.
Демонетизация монеты может сохраняться и во внутреннем обращении тех государств, которые пользуются иноземной монетой. Однако в определенных условиях иноземная монета может обрести вновь все присущие ей особенности во внутреннем обращении того нового общества, которое ее использует. Она заговорит на другом языке, может, не переменив «национальный мундир», получить иное местное название и в своей сущности остаться тем же самым, чем она была и у себя на родине.
Одним из наиболее распространенных представлений об особенностях монетного обращения в Древней Руси IX–XI вв. является мнение о том, что восточные и западные монеты принимались не по счету, а на вес[148], или даже с оценкой «на глаз»[149]. Это представление основано на многочисленных фактах находок в монетных кладах домонгольской Руси обломков и обрезков монет, которые при этом имеют настолько разнообразный вес, что значение их как довесков к определенным количествам серебра кажется бесспорным. Если действительно восточная и западная монета принималась в Древней Руси только на вес, то все мелкие денежные единицы – куну, ногату, резану, веверицу – можно рассматривать только как чисто счетные деньги, как некоторые количества серебра, вес которых не совпадал с весом реально обращавшихся в Восточной Европе иноземных монет. В таком случае вряд ли может иметь смысл кропотливое массовое взвешивание дирхемов и денариев, поскольку их вес, сам по себе интересный для изучения монетного дела производивших эти монеты городов, не сможет сообщить никаких данных о денежно-весовых системах Древней Руси.
Сам по себе факт обнаружения обломков в кладах еще не может служить безусловным доказательством принятия монеты на вес. Известны многочисленные свидетельства арабских авторов о распространенности обычая делить монеты для получения более мелких платежных единиц на территории почти всего мусульманского Востока в VIII–XI вв.
В середине X в. об этом обычае хорошо знал ал-Истахри (около 951 г.), сообщивший, что обломки дирхемов обращались наряду с целыми дирхемами в Самарканде[150]. Ко второй половине X в. (985–986 гг.) относится сообщение ал-Мукаддаси: «Что касается их монет, то во всех провинциях, вплоть до Дамаска, дирхем не достигает полного веса. Он делится на половинки, называемые кират, на четвертушки, на осьмушки и на шестнадцатые части, называемые харнуба. Все принимаются поштучно»[151]. Последнее сообщение перекликается с изложенным Р. Р. Фасмером очень ранним свидетельством арабского законоведа Абу-Юсуфа (731–795 гг.) о том, что «жители Басры пользовались в своих торговых сделках разломанными на части (мукатт'а) дирхемами, как-то: половинками, кусочками весом в кират… в тассудж… и в хаббу»[152]. От 903 г. сохранилось свидетельство Ибн-Факиха Хамадани, отметившего, что в Испании, в отличие от всего остального мусульманского мира, среди ходячих монет не встречается их дробных частей[153]. Наконец, историк XI в. ал-Гардизи (около 1050–1052 гг.) касается непосредственно славян, сообщая, что камские булгары, торгуя с руссами и славянами, ломали дирхемы на части, имевшие самостоятельное значение[154].
Знакомство с арабскими источниками показывает, что обычай дробления монет на Востоке был распространен повсеместно и на протяжении значительного времени. Отсутствие серебряных монет, более мелких, нежели дирхем, и видимая нехватка медных приводили к подобному удовлетворению потребностей обращения при мелких сделках. Свидетельства о принятии обломков на счет, а не на вес настолько постоянны, что в случае отклонения от этого обычая авторы должны были бы специально оговаривать это обстоятельство, как это сделал Ибн-Факих относительно Испании. Однако таких оговорок нет.
Что касается западноевропейских обычаев приема монеты в X–XI вв., существует довольно распространенное мнение о том, что крест на англосаксонских пенни, делящий поле монеты на четыре части, помещался в целях именно более правильного дробления монеты[155]. Сам обычай дробления монет в Англии доживает до сравнительно позднего времени. Этот пример уместен здесь потому, что английские пенни сыграли немаловажную роль в денежном обращении Восточной Европы в XI в.
