такой границы не прожила даже десятилетие. Наземная миграция на запад, завоевание мексиканских территорий и обнаружение золота в Калифорнии включили и эти обширные земли в число тех, что «явно предначертаны» белым американцам. Правительство возобновило практику ведения фарсовых переговоров с вождями племен об уступках больших участков территории в обмен на ежегодные выплаты, которые потом возвращались обратно в оплату за «огненную воду» и другую продукцию «бледнолицых», которую всучивали хитрые торговцы. Так как западной границы, за которую можно было бы выдворить индейцев, за исключением тихоокеанского побережья, больше не было, политика в их отношении изменилась. Индейцы были расселены по «резервациям», где могли либо научиться жить как белые, либо вымереть. Большая часть резерваций располагалась на неплодородных землях, а большинство индейцев не испытывали никакой склонности жить как белые. И они вымирали — в одной Калифорнии болезни, недостаточное питание, «огненная вода» и убийства сократили численность индейцев с 150 тысяч в 1845 году до 35 тысяч в 1860-м.
Несмотря на то, что Великие равнины и пустыни Юго-Запада не были к тому времени объектом вожделения переселенцев, учреждение резерваций предопределило судьбу гордых воинов этих земель, настигшую их десять — двадцать лет спустя [65].
«Явное предначертание», олицетворявшее для белых американцев надежду, для американцев краснокожих обернулось гибелью. Это был еще один фитиль для пороховой бочки, взорвавшей Соединенные Штаты в 1861 году.
I
Джеймсу Полку удалось приобрести территорию большую, чем любому другому президенту Соединенных Штатов. Во время всего лишь одного его президентского срока страна приобрела до двух третей территории вследствие присоединения Техаса, заселения пограничья Орегона и захвата всех мексиканских территорий к северу от 31-й параллели. Обещая в своей предвыборной платформе отодвинуть северную границу территории Орегон до 54°40′, а Техаса — до самой Рио-Гранде, Полк пошел на компромисс с Великобританией, установив границу Орегона по 49-му градусу, зато с Мексикой он начал войну за Техас, по итогам ее вознаградив себя еще и Калифорнией с Нью-Мексико. Здесь стоит подробно остановиться на том, почему конфликт различных политических группировок во время этой войны полтора десятилетия спустя привел к войне гражданской [66].
«Война мистера Полка» вызвала в Конгрессе оппозицию вигов, голосовавших против решения об объявлении войны Мексике в мае 1846 года. Однако после того как демократическое большинство приняло эту резолюцию, многие виги поддержали выделение средств на действующую армию. Бывший свидетелем исчезновения с политической арены партии федералистов после того, как та противостояла англо-американской войне 1812 года, один конгрессмен от вигов язвительно заметил, что теперь уж он будет голосовать за «войну, эпидемии и голод». Как бы то ни было, виги продолжали обвинять Полка в том, что тот спровоцировал военные действия, послав американские войска на территорию, на которую притязала Мексика. Они иронизировали по поводу методов ведения войны администрацией и были против аннексии мексиканских земель. Воодушевленные выборами 1846 и 1847 годов, на которых виги получили 38 мест и приобрели контроль над Палатой представителей, они усилили критику Полка. Один из новых конгрессменов-вигов, долговязый представитель Иллинойса с морщинистым лицом, серыми глазами, всклокоченными волосами и в плохо сидящей одежде, вносил проекты резолюций, в которых требовал предоставить данные о точном месте, где мексиканцы пролили американскую кровь — эпизод, послуживший предлогом для начала войны. Хотя проекты Линкольна в Палате клали под сукно, вигам удалось провести другую резолюцию, гласившую, что война была «развязана президентом без всякого повода и в нарушение Конституции» [67].
Как война, так и «явное предначертание» являлись во многом лозунгом демократов. С того дня, когда Томас Джефферсон преодолел сопротивление федералистов по вопросу о покупке Луизианы, демократы настоятельно требовали распространения американских ценностей по всей Северной Америке, хотели того проживавшие там индейцы, испанцы, мексиканцы и канадцы или нет. Когда Господь увенчал Америку победой в Войне за независимость, снисходительно пояснял один конгрессмен-демократ в 1845 году, Он не «провидел, что первые тринадцать штатов останутся единственным вместилищем свободы на земле. Наоборот, Он провидел, что эти штаты станут великим источником, откуда волны цивилизации, религии и свободы будут растекаться по континенту, покуда весь он не воспримет их благость». «Да, дальше, дальше, дальше! — вторил ему Джон О’Салливан, автор понятия „явное предначертание“. — Дальше… пока мы не выполним предначертанное нашему народу и… весь беспредельный континент не станет нашим» [68].
Виги, впрочем, не были против распространения благ американской свободы, пусть даже на мексиканцев и индейцев, но они не одобряли применения насилия. Не расходясь с евангельскими истоками многих аспектов своей доктрины, виги предпочитали миссионерский путь завоеваниям. «Будучи своего рода Градом на холме», Соединенные Штаты, считали многие виги, должны насаждать идеи «истинного республиканизма» своим примером, а не силой оружия. Хотя «для человечества было бы благом, сумей мы экспортировать американскую идею о том, что все люди рождены свободными и равноправными, в Мексику, но первым делом нам нужно воплотить эту идею в реальность у себя дома», — говорил Теодор Паркер, религиозный деятель и противник рабства. Если для демократов понятие прогресса подразумевало распространение существующих ценностей в пространстве, то для вигов — во времени. «На другом полюсе инстинкта безудержного поглощения находится инстинкт внутреннего совершенствования, — говорил Хорас Грили. — Государство не может одновременно тратить энергию на пожирание других территорий и совершенствование своей собственной» [69].
Главной стратегической целью Полка был захват мексиканских территорий. Желание американских поселенцев в Орегоне и Калифорнии присоединиться к Соединенным Штатам ускорило кризис в отношениях как с Мексикой, так и с Великобританией. Превознося этих поселенцев как «уже вовлеченных в благое дело самоуправления в долинах, по которым реки текут к Тихому океану», Полк пообещал распространить американские законы на «далекие края, которые они избрали себе для проживания» [70]. С Англией договориться удалось — территория Орегона простиралась теперь до 49-й параллели, — но вот попытки убедить Мексику продать Калифорнию и Нью-Мексико успехом не увенчались. Полк решил использовать силу. Вскоре после своего прихода к власти он отдал приказ Тихоокеанскому флоту быть готовым к захвату калифорнийских портов в случае начала войны с Мексикой. Осенью 1845 года консул США в Монтерее получил от Полка указание поощрять стремление к аннексии среди американских поселенцев и недовольных властями мексиканцев.
Американцы, жившие в Калифорнии, вряд ли нуждались в подстрекательстве, особенно если учесть, что среди них был известный своим честолюбием капитан корпуса военных топографов Джон Фримонт. Прославившийся своими исследованиями западных земель, Фримонт также являлся зятем влиятельного сенатора от Миссури Томаса Харта Бентона. Когда до долины Сакраменто дошли слухи о войне с Мексикой, Фримонт предоставил помощь восставшим поселенцам, провозгласившим независимость
