Ознакомительная версия.
378
L. 24. D. 1, 3: «Incivile, est nisi tota lege perspecta, una aliqua particula proposita, judicare vel respondere»; см.: Gauguier J. Op. cit. P. 146–152; T a c I t. Germ., cap. 14; Fus-tel de Coulanges D. Recherches etc. P. 199; ср. еще P. 192, 203 и др.
Wolf G. Einführung. S. 203–205.
Boeckh A. Encyklopaedie. S. 93–111; ср. выше, с. 359, прим.; «буквальная», или «грамматическая», интерпретация применяется и при толковании закона; в таких случаях роль толкователя сводится приблизительно к тому, чтобы «дать тексту все то значение, какое дозволяет дать ему его формула», согласно с «нормальными и обычными» правилами языка; впрочем, и собственно юридическая терминология должна быть, конечно, принята во внимание; см.: Reuterskiö ld С. Ueber Rechtsauslegung. Lpz., 1899. S. 15 и др.; Gény F. Méthode d’interprétation et sources en droit privé positif. Par., 1899. P. 25–26; Гогье попытался установить различие между «буквальной» и грамматической интерпретацией; см.: Gauguier J. Op. cit. P. 77; ср. 73. P. 113.
Reuterskiöld С. Op. cit. S. 20 ff., 22–24; Gény F. Op. cit. P. 227; в таких случаях юристы преимущественно настаивают на «логической» интерпретации — термине, который сам по себе довольно ясно указывает на рационалистический ее характер; еще со времен Тибо различают некоторые ее методы: «объяснительная» (déclarative) интерпретация ничего не прибавляет и не убавляет к данному темному выражению; распространительная (extensive) расширяет смысл выражений текста или, в случае нужды, добавляет к нему ту, а не иную клаузулу; ограничительная (restrictive), напротив, суживает его смысл или опускает ненужные выражения; см.: Gauguier J. Op. cit. P. 78–103.
Gauguier J. Op. cit. P. 128 et ss.; 163–164, 196 и др.; Danz E. Op. cit. S. 38–49. При объяснительной, распространительной и ограничительной интерпретации (ср. выше, с. 392) юрист, очевидно, уже пользуется типизирующим и индивидуализирующим методами, без которых он, конечно, не мог бы что-либо прибавить или убавить к тексту частного акта; ср. Ib. P. 141, 142; то же можно сказать и про ту интерпретацию, которая исходит из «цели», приписываемой «праву», т. е. «практическому мотиву»; см.: von Jhering R. Der Zweck Im Recht. Leipz., 1884. Bd. I. S. VIII; Ср. Geist des Römischen Rechts. Bd. IV, 4-te Aufl., 1878–1888 гг. и др.; van der Eycken P. Méthode positive de l’interprétation juridique. Par., 1907. P. 53 et ss.; автор — сторонник Конта (p. 262, 395–396) и Иеринга (p. 56–57 и др.); но, рассуждая о «социальной цели», о ее «объективной реальности» и т. п., он недостаточно выясняет сложный характер рекомендуемой им «позитивной», или «телеологической», интерпретации, «разыскивающей» такую именно цель права; см. р. 102 и др.
Gény E. Op. cit. P. 229 ss.; p. 236–237; Гр. М. Сперанский. Историческое обозрение изменений в праве поземельной собственности и в состоянии крестьян; см.: Арх. истор. и практ. сведений, изд. Н. Калачовым 1859 г. Кн. II. Отд. 1. С. 43. Понятие о законодателе, разумеется, строится в государственно-правовом смысле. При толковании частных актов воля или намерение сторон, наследодателя и т. п. также принимается во внимание, см.: Gauguier J. Op. cit. P. 75, 76. Ср. выше, с. 382, 388.
Glagau H. Die moderne Selbstbiographie и проч., Marburg, 1903. S. 12, 18, 28 и др.; Гете при чтении записок Б. Челлини заявил, что он ничего не понимает в них «ohne unmittelbares Anschauen»; см. Ib. S. 44.
Gény F. Méthode d’interprétation et sources en droit privé positif. Par., 1899. P. 229, 230, 236–237. П. С. З. Т. V. № 2789. Само собою разумеется, однако, что при толковании национальных особенностей, характеризующих произведения творчества или обычаи данного народа, в отличие от других народов, историк обращается к тому же индивидуализирующему методу, но в более относительном его значении.
См. выше, с. 381.
Boeckh A. Encyklopaedie и проч. S. 88–93; впрочем, автор не дает достаточно ясного понятия об аллегории и, говоря об особом виде «аллегорического толкования» в своем введении к «герменевтике», слишком мало выясняет его значение. Аллегорическая интерпретация уже практиковалась, особенно применительно к толкованию религиозных образов и мифов в древности, например, Поливием, Страбоном и Палэфатом, преимущественно платоновцами-эклек-тиками, новоплатоновцами и стоиками греко-римской эпохи, например Плутархом и другими; с конца XVIII в. тот же прием получает более широкое приложение, например, в трудах Жебелена и Дюпюи (Gebelin, Dupuis), а с 1810 и в известной «Символике» Крейцера (Creuzer) и др. Квинтилиан причислял к аллегории в качестве одного из ее родов и иронию, в которой «contrarium ostenditur»; ср. о толковании иронии и «litotes», которое Бёк рассматривает в «генерической» интерпретации, а Бласс — в «технической»: Boeckh A. Op. cit. S. 153–154; Blass E. Op. cit. Herm., отд. 4, § 25; об аллегории там же. § 26–31.
Elster E. Prinzipien der Literaturwissenschaft. Bd. II. Halle a. S., 1911. S. 139–147; об отличии символа от аллегории, имеющей, впрочем, кое-что общее с символом, см. там же. S. 147–154.
Scaliger J. De arte critica diatriba ex Musaeo J. Morsi, Lugduni Batavorum, 1619. P. 6, 7; «criticae principes, — по словам Скалигера, — apud Graecos sunt Aristophanes, Crates, Aristarchus, Callimachus…; apud Latinos nobilissimi critici sunt: Varro, Santra, Sisenna…». В числе писателей древности, затрагивавших в своих рассуждениях о поэтике или о риторике кое-какие правила литературной критики, можно упомянуть Аристотеля и позднейшего ритора и критика, писавшего, вероятно, не без его влияния, Лонгина, с его любопытным учением «περί ύφους», если только оно действительно принадлежит ему (III в. по Р. Х.); далее Дионисий Галикарнасский занялся оценкой греческих историков; он высоко ценил Геродота и враждебно относился к Фукидиду; Квинтилиан, стоявший в некоторой зависимости от Дионисия Галикарнасского, полнее других касался того же предмета: в десятой книге своего известного труда он дает обзор и оценку классических писателей; см.: Quintiliani M. F. Institutiones oratoriae libri XII, ed. Lud. Radermacher. Lpz., 1907 и след. Тацит, современник Квинтилиана и, по всей вероятности, автор известного диалога об ораторах («dialogus de claris oratoribus»), по словам новейшего его биографа, дал в нем «один из лучших трактатов по критике, какие остались нам от классической древности»; он, между прочим, указывал на социальные условия возникновения великих произведений литературы и ораторского искусства; см.: Boissier G. Tacite. P. 6, 56. См. вообще Egger Е. Essai sur l’histoire de la critique chez ler Grecs, 1 éd. Par., 1849; 3 éd. 1887; книга начинается довольно смелыми предположениями касательно древнейшего времени и возникла из лекций, читанных автором в Сорбонне, в связи с истолкованием «Поэтики» Аристотеля, что и отразилось на задаче и плане сочинения; недавно Сэнтсбери попытался дать «историю критицизма или измененной риторики», т. е. «попыток путем рассмотрения произведений литературы выяснить, что именно делает литературу приятной»; хотя сочинение лишено единства и руководящей философско-эстетической точки зрения, но содержит много сведений по истории литературной критики, начиная с классической древности и кончая прошлым веком; см.: Saintsbury G. A history of criticism and literary taste in Europe, 3 vv., Ed. and Ld., 1900–1904.
Lasch B. Das Erwachen und die Entwicklung der historischen Kritik Im Mitelalter (vom VI–XII Jahrh.), Bresslau, 1887. В числе гуманистов, занимавшихся критикой или пытавшихся сообразовываться с ее правилами в своих исторических и других работах, достаточно припомнить имена Петрарки, Лоренцо Валла, Флавия Биондо, Дезидерия Эразма, Ришара Симона и проч.; можно также указать и на трактаты, в которых, например, Робортелло, Лапопелиньер и другие излагали правила критического издания текстов и «обязанности историка»; из позднейших трактатов подобного рода см. хотя бы сочинение Шоппе: Sciop — pII G. De arte critica et praecipue de altera ejus parte emendatrice, quaenam ratio in latinis scriptoribus ex Ingenio emendandis observari debeat; commentariolus. Nürenberg, 1597; есть и другие издания; книга содержит выписки некоторых правил касательно критики, преподанных Мерулой, Фрутерием, Скалигером, Липсием и другими, и главным образом, наставления и примеры касательно исправления испорченных текстов. См. еще о заслугах Мабильона и др. (Mabillon J. De re diplomatica, 1681) в соч. Rosenmund R. Die Fortschritte der Diplomatik seit Mabillon. München und. Lpz., 1897. S. 15–21; о развитии критики в XVIII в. — сочинение Везендонка, указанное выше, на с. 27 и с. 279–280.
См. выше, с. 48, 279, 283. Вообще, кроме сочинений, указанных на с. 279–285 и др., а также статьи А. Кюнева (Kuenen A. Die kritiche Methode, 1880 г., в его Gesammelte Abhandlungen zur Biblischen Wissenschaft, übersetzt von K. Budde, Fr. in B. und Lpz., 1894. S. 3–46) много ценных указаний по части критики источников письменных можно найти и в более специальных исследованиях и изданиях: припомним работы Эрнести, Михаелиса, Шлейермахера, Баура, Штрауса, Ренана, Кюнена, Ревилля, Веллгаузена и других, над текстами Священного Писания; работы Гутшмида и других над источниками, касающимися востоковедения и классической древности; работы Бентли Лахманна, Гаупта, Ритчля, Беккера, Мадвига, Джебба и других над произведениями классических авторов; работы Шлецера, Нибура, Моммзена, Деллингера, Шеффера-Буахорста и других над летописями и многими другими историческими преданиями; наконец, работы Лахмана, Бенеке, Делиуса, Малля, Кельбинга, Зупитцы, Шаля, Мезьера, Сент-Бёва, Тэна и других над произведениями литератур германских и романских народов и т. п.
Ознакомительная версия.
