Сказания о Китоврасе и т.п. переписывались, а в богослужебных книгах ощущался недостаток; в житии св. Димитрия Прилуцкого говорится, что братия жаловалась ему на недостаток книг; во Пскове не было настоящего церковного правила, митрополит Киприан посылал туда устав службы Златоустого и Василия, чин крещения и венчания; в списки вкрадывались разности, искажения: тот же митрополит Киприан писал, что в толстых сельских сборниках много ложного, посеянного еретиками на соблазн невеждам, например молитвы о трясавицах.
Что касается литературы светской, то до нас дошли от описываемого времени исторические песни, сказания и летописи. Из первых дошла песня о Щелкане Дудентьевиче, замечательная по взгляду на татар и на поведение ханских баскаков в Руси. Хан Узбек, творящий суд и расправу, изображается так: «Сидит тут Азвяк — суды рассуживает и ряды разряживает, костылем размахивает по бритым тем усам, по татарским тем головам». Узбек жалует своих родственников русскими городами, не жалует одного Щелкана, потому что тот находится в отсутствии, в земле литовской, где «брал он дани невыходы, царские невыплаты, с князей брал по сту рублев, с бояр по пятидесяти, с крестьян по пяти рублев, у которого денег нет, у того дитя возьмет, у которого дитя нет, у того жену возьмет, у которого жены-то нет, того самого головой возьмет». Возвратившись в Орду, Щелкан просит Узбека пожаловать его Тверью старою, Тверью богатою; Узбек соглашается, но с условием, чтоб Щелкан прежде заколол любимого своего сына, нацедил чашу горячей крови и выпил бы ее.
Щелкан исполняет условие и приезжает в Тверь судьею: «А немного он судьею сидел: и вдовы-то бесчестити, красны девицы позорити, надо всеми наругатися, над домами насмехатися». Тверичи принесли жалобу своим князьям, которые называются братьями Борисовичами, и потом пошли с поклоном и подарками к Щелкану, тот загордился, повздорил с тверичами, которые и растерзали его.
Содержание украшенных сказаний составляют подвиги самых знаменитых князей, самые важные события в жизни народной, счастливые или бедственные, наконец, события, особенно поразившие воображение современников какими-нибудь чудесными обстоятельствами. Если прежде содержанием исторических песен и слов служили подвиги князей и богатырей против печенегов и половцев, то мы должны ожидать, что в описываемое время это содержание будет заимствовано из борьбы с татарами, сменившими половцев. На западе, для Новгорода и Пскова, шла также опасная борьба со шведами, ливонскими немцами и Литвою; в этой борьбе прославились два князя — Александр новгородский и Довмонт псковский; и вот мы видим, что подвиги их служат предметом особенных украшенных сказаний.
Сочинитель сказания о великом князе Александре был современник и приближенный человек к своему герою: сам Александр рассказывал ему о подробностях Невской битвы. Мы уже воспользовались прежде этими подробностями; теперь же приведем начало сказания в образец слога: «О велицем князе нашем Александре Ярославиче, о умном и кротком и смысленом, о храбром, тезоименитом царя Александра Македоньскаго, подобнике царю Алевхысу (Ахиллесу) крепкому и храброму, сице бысть повесть о нем. О господе бозе нашем, аз худый и грешный и малосмысленный покушаюся написати житие святаго и великаго князя Александра Ярославича, внука великаго князя Всеволода. Понеже слышахом от отец своих, и самовидец есмь възраста его, и рад бых исповедал святое и честное житие его славное; но яко же Приточник рече: в злохитру душю не внидеть мудрость… Аще груб есмь умом, но молитвою св. богородице и поспешением св. великаго князя Александра начаток положю. Сей бе князь великый Александр богом рожен от отца боголюбива и мужелюбца, паче же и кротка, великаго князя Ярослава Всеволодича и от матери святыя великия княгини Феодосии. Яко же рече Исаия пророк: тако глаголеть господь: князи аз учиняю, священи бо суть, аз вожу я в истину; без божия повеления не бе княжение его. И възраст его паче инех человек, глас его яко труба в народе, лице же его бе яко Иосифа Прекраснаго, сила же его бе вторая часть от сил Самсоня; и дал ему бе бог премудрость Соломоню, храбрость же яко царя римского Еуспасьяна». Сказание о благоверном князе Довмонте и о храбрости его отличается большею простотою.
К борьбе Новгорода со шведами относится также любопытный литературный памятник — рукописание Магнуша, короля свейского. Мы видели, что шведский король Магнус Ерихсон предпринимал крестовый поход против Новгорода; поход этот, грозивший сначала большою опасностию новгородцам, не удался; в отечестве Магнуса ждали бедствия: сначала он должен был вести войну с родными сыновьями, потом был свергнут с престола вельможами, которые провозгласили королем племянника его от сестры, Амбрехта Мекленбургского; Магнус был взят в плен, освободился только через пять лет и кончил жизнь в Норвегии в 1374 году. Эти известия о плачевной судьбе короля, который грозил такою опасностию православию, были причиною появления в Новгороде «Магнушева рукописания», которое начинается обычною формою русских завещаний: «Я, Магнус, король шведский, нареченный во св. крещении Григорий, отходя от света сего, пишу рукописанье при своем животе и приказываю своим детям, своей братье и всей земле Шведской: не наступайте на Русь на крестном целовании, потому что нам не удается». Следует исчисление неудачных шведских походов на Русь, от Биргерова до Магнусова. «После похода моего, — продолжает Магнус, — нашла на нашу землю Шведскую погибель, потоп, мор, голод и междоусобная брань. У меня самого отнял бог ум, и сидел я целый год заделан в палате, прикован на цепи; потом приехал сын мой из Мурманской (Норвежской) земли, вынул меня из палаты и повез в свою землю Мурманскую. Но на дороге опять поднялась буря, потопила корабли и людей моих, самого меня ветер носил три дня и три ночи, наконец принес под монастырь св. Спаса в Полную реку; здесь монахи сняли меня с доски, внесли в монастырь, постригли в чернецы и схиму, после чего живу я три дня и три ночи: а все это меня бог казнил за мое высокоумие, что наступал на Русь вопреки крестному целованию. Теперь приказываю своим детям и братьям: не наступайте на Русь на крестном целовании; а кто наступит, на того бог, и огонь, и вода, которыми я был казнен; а все это сотворил мне бог к моему спасению».
Сказания, относящиеся к борьбе с татарами, начинаются рязанским сказанием о Батыеве нашествии. Заслышав приход безбожного царя Батыя, великий князь рязанский Юрий Игоревич послал за своими родственниками: за князем Олегом Игоревичем Красным, Давыдом Игоревичем муромским, за сыном своим, князем Федором Юрьевичем, за пронским князем Всеволодом и за прочими князьями местными, боярами и воеводами. Князья решили на совете послать князя Федора Юрьевича с дарами к Батыю, чтоб не воевал Рязанской земли. Князь Федор отправился и был принят ласково Батыем; но тут один вельможа рязанский шепнул хану, что у Федора жена красавица; татарин стал добиваться, чтоб Федор показал ему жену свою; но тот отвечал: «Когда нас одолеешь, то и женами нашими владеть будешь». Батый велел убить Федора; жена его Евпраксия стояла вместе с сыном Иваном на превысоких хоромах, когда один из дядек Федоровых явился к ней с вестию о гибели мужа; услыхав эту весть, княгиня вместе с сыном бросились с хором на землю и убились до смерти. Тогда князь Юрий выступил с братьею против татар, и произошла сеча злая и ужасная: один бился с тысячами, двое — со тьмами. Первый пал князь Давыд Игоревич; тогда князь Юрий вскричал в горести души своей: «Братия моя милая, дружина ласковая, узорочье и воспитание рязанское! мужайтесь и крепитесь!»
Удальцы и резвецы рязанские бились крепко и нещадно, так что земля стонала; наконец сильные полки татарские одолели, князья были все перебиты, кроме одного Олега Игоревича, который попался в плен, бранью отвечал на убеждения Батыя отатариться и был рассечен на части; Рязань взята, вся земля Рязанская опустошена. Тогда является вельможа рязанский Ипатий Коловрат, бывший все это время в Чернигове, где брал дань на великого князя рязанского (?). Ипатий собрал 1700 человек дружины и нечаянно ударил на татар, которых начал сечь без милости.
Батый испугался; когда привели к нему пятерых пленных, то он спросил их: «Какой вы веры, из какой земли? зачем мне так много зла наделали?» Пленники отвечали: «Мы веры христианской, рабы великого князя Георгия Игоревича, из полку Ипатия Коловрата, посланы от князя Игоря Игоревича рязанского тебя, сильного царя, почтить и честно проводить; не сердись, государь, что не успеваем чаш наливать на великую силу татарскую». Батый подивился ответу их мудрому и послал шурина своего Таврула на Ипатия с полками сильными. Таврул похвалился, что приведет Ипатия живого, но вместо того сам был рассечен пополам Ипатием. Тогда татары навели на этого крепкого исполина множество саней с нарядом (?) и тут едва одолели. Когда труп Ипатия принесли к Батыю, то хан сказал: «Ну, брат Ипатий! Гораздо ты меня потчевал, с малой дружиною многих богатырей побил; если бы ты у меня такую службу служил, то держал бы я тебя против своего сердца». Князь Игорь Игоревич был в это время в Чернигове, у тамошнего князя Михаила Всеволодовича.
