бой. Первый гвардейский батальон под командованием генерала Дорсенна, получив возможность померяться силами с русскими гренадерами, подошел к ним без единого выстрела, начал штыковую атаку и потеснил, в то время как Мюрат, завидев эту схватку, бросил туда два егерских полка под командованием генерала Брюйера. Несчастные русские гренадеры, зажатые меж штыками гвардейских гренадеров и саблями егерей, почти все были убиты или захвачены в плен на глазах у Наполеона и в нескольких шагах от него.
Результатом этой атаки кавалерии, самой необычайной, быть может, за время всех наших великих войн, стал разгром центра русских и оттеснение его на довольно большое расстояние. Для довершения разгрома войска, которое, после того как полегло, снова поднималось и открывало огонь, нужен был пехотный резерв. Но Наполеон не решался вводить в бой корпус Сульта, уменьшившийся до половины своего численного состава и необходимый для охраны города Эйлау. Корпус Ожеро был почти уничтожен. В резерве оставались только шесть батальонов пешей гвардии, но среди многообразных случайностей этого дня, еще далекого от завершения, этот ценный ресурс следовало сохранить. Слева Ней, шагавший уже несколько дней практически бок о бок с пруссаками, мог их опередить или быть опереженным ими на поле боя, и неожиданное появление 8–10 тысяч человек должно было доставить одной из двух армий решающее, возможно, подкрепление. Справа Даву вел с левым флангом русских ожесточенный бой, исход которого оставался еще неопределенным.
Но время неудач еще не пришло, и фортуна, ненадолго отвернувшаяся от необыкновенного человека, вновь повернулась к нему лицом. Дивизия генерала Сент-Илера и корпус маршала Даву оправдывали в эту минуту доверие, которое оказывал им Наполеон. Дивизия Сент-Илера, вначале ослепленная снегом, не заметила мчавшейся на нее конницы, и один батальон 10-го легкого, не успев перестроиться, был растоптан копытами лошадей. Дивизия Морана, крайняя левая у Даву, оголенная гибелью батальона 10-го легкого, была оттеснена назад на 200–300 шагов, но вскоре Даву и Моран вновь выдвинули ее вперед. В это время генерал Фриан вел в Клейн-Заусгартене героическую борьбу и, при содействии дивизии Гюдена, окончательно занял эту позицию на фланге русских. Некоторые подразделения он оттеснил до самой деревни Кучиттен, находившейся в их тылу. В эту минуту, когда день почти кончился и русская армия была наполовину уничтожена, сражение, казалось, завершалось в пользу французов.
Но случилось то, чего опасался Наполеон. Генерал Лесток во главе 7–8 тысяч пруссаков вышел на линию. Опередив на один-два часа корпус Нея, он успел нанести лишь один удар. Выйдя на поле битвы в Шмодиттене, Лесток прошел за двойной линией русских и появился в Кучиттене перед дивизией Фриана, которая, обойдя Клейн-Заусгартен, уже оттеснила левый фланг неприятеля к его центру. Деревня Кучиттен была занята четырьмя ротами 108-го и 51-м, привлеченным из дивизии Мора-на для поддержки Фриана. Присоединившись к русским, пруссаки стремительно обрушились на французские части, не смогли их прорвать, но оттеснили далеко за Кучиттен. После этого первого успеха пруссаки также передвинулись за Кучиттен, дабы вновь завладеть утренними позициями. Они двигались, развернувшись в две линии, а присоединившиеся русские резервы формировали на их крыльях две плотные колонны. Им предшествовала многочисленная артиллерия. Так союзники двигались вперед, пересекая тылы поля сражения, чтобы отвоевать утраченный участок и отвести храбрецов Даву на Клейн-Заусгартен и Зерпаллен. Но на помощь пришли генералы Фриан и Гюден во главе с самим Даву. Тщетно русские и пруссаки пытались отбросить их, французы, опираясь на леса, болота и холмы, противопоставили последнему усилию войск коалиции несгибаемое упорство. Атака пруссаков и русских захлебнулась, участок, потерянный ими на левом фланге не был отвоеван.
Обе армии были изнурены. Бойня оказалась чудовищной. Около 30 тысяч убитых и раненых русских и множество пораженных снарядами и саблями французов, устилали землю. Множество солдат обратилось в беспорядочное бегство. Генерал Беннигсен, окруженный соратниками, раздумывал, следует ли возобновить наступление и предпринять новое усилие, хотя от его 80-тысячной армии осталось лишь 40 тысяч боеспособных солдат, включая пруссаков. Он всё еще колебался, когда ему сообщили, что у Альтхофа наконец появился маршал Ней.
Так комбинации Наполеона привели, хоть и с задержкой, на фланги русской армии силы, предрешившие победу. Приказ к отступлению откладывать стало невозможно, ибо маршал Даву мог без труда соединиться с маршалом Неем, а слияние их войск подвергло бы русских опасности окружения. Генерал Беннигсен тотчас дал приказ отступать. Однако, дабы обеспечить отступление, он хотел сдержать Нея и попытаться отобрать у него Шмодиттен. Русские двинулись на эту деревню под покровом темноты и в полной тишине, чтобы захватить войска Нея врасплох, однако те были настороже. Генерал Маршан, подпустив русских поближе, открыл по ним огонь в упор, остановил, а затем атаковал в штыки. С этой минуты русские перешли к окончательному отступлению.
На рассвете следующего дня открылся вид на страшное поле брани. Это зрелище чрезвычайно взволновало Наполеона, что отразилось в обнародованных им бюллетенях. Тысячи жестоко изуродованных мертвых и умирающих на ледяной равнине, тысячи поверженных лошадей, бесчисленное множество разбитых орудий и повозок, горящие деревни – всё это выделялось на фоне снега и представляло собой ужасающее зрелище.
Русские отступили, оставив на поле битвы 7 тысяч убитых и более 5 тысяч раненых и уведя около 15 тысяч раненых с собой, что позволяло оценить их потери в 26–27 тысяч человек. Французы захватили 3–4 тысячи пленных, 24 орудия, 16 знамен. Таким образом, общие потери русских составляли 30 тысяч, а французы потеряли 10 тысяч человек, из них 3 тысячи убитыми и 7 тысяч ранеными. Меньшие потери французских войск объяснялись неглубокими боевыми порядками и меткостью артиллеристов и солдат. Итого, в тот роковой день от огня и меча пало с обеих сторон около сорока тысяч человек.
В 9 утра Наполеон отправил драгун и кирасиров вдогонку за русскими, дабы оттеснить их к Кенигсбергу и отбросить на всю зиму за Прегель. Маршалу Нею, не сильно пострадавшему в сражении при Эйлау, было поручено поддержать Мюрата. Маршалам Даву и Сульту приказывалось следовать за ними на небольшом расстоянии. Сам Наполеон остался в Эйлау, чтобы перевязать раны своей доблестной армии, накормить ее и привести в порядок ее тылы. Это было важнее преследования, с которым его помощники могли справиться сами. Они остановились лишь на берегу Фришинга, а Мюрат довел свои эскадроны до самого Кенигсберга. Поспешно бежавшие русские – одни за Прегель, другие в сам Кенигсберг – готовились оборонять город и выставили на стены многочисленную артиллерию. Перепуганное население решило, что ему придется испытать участь Любека. К счастью для них Наполеон приказал остановить наступательные операции. Да, он послал к стенам Кенигсберга Мюрата, но не собирался
