быка божественного происхождения, принадлежащего одному из уладов. Для своего вторжения Медб специально избрала время, когда все улады были поражены магической болезнью, раз в год повергавшей в полное бессилие всех их мужчин, кроме Кухулина. Преграждая путь врагам, Кухулин занял позицию у брода, через который должно было пройти неприятельское войско, и выставил таблички с заклинаниями, обязывающими врага переходить брод по одному, поочередно вступая с Кухином в единоборство. Без отдыха он победоносно выдерживал эти поединки в течение трех зимних месяцев, пока, наконец, улады не исцелились и не пришли к нему на выручку. Единственный, с кем делит он этот непосильный труд – его возница Лаэг, сын Риангбара.
Сражаться с Кухулином приходится и его любимому другу, побратиму Фер Диаду (они когда-то вместе проходили обучение у колдуньи Скатах). Во время ночного отдыха после сражения богатыри дружески обмениваются едой и целебными зельями. Их возниц лежат рядом, их кони пасутся вместе. Но на третий день Кухулин все же убивает Фер Диада. Это – кульминационный пункт повествования.
СМЕРТЬ ФЕР ДИАДА В ПОЕДИНКЕ С КУХУЛИНОМ
…Тогда облачился Кухулин в одежды для боя, сражения и схватки и проделал высоко в воздухе немало чудесных, блистательных боевых приемов…
Увидел Фер Диад те боевые приемы и понял, что в должный час обратятся они против него.
– Какое оружие мы выбираем, о Фер Диад, – спросил Кухулин.
– Сегодня до ночи тебе выбирать, – отвечал Фер Дипд.
– Тогда испытаем игру в брод, – молвил Кухулин.
– Согласен, – ответил Фер Диад.
Хоть и ответил так Фер Диад, знал он, что труднее всего ему уберечься от этого приема, ибо любого героя и воина побеждал Кухулин при игре в брод.
Великое дело совершилось у брода в тот день – два героя, два первых воина…, два пламенеющих факела доблести среди ирландцев… пришли издалека, чтобы сразиться друг с другом из-за распри, затеянных Медб и Айлилем.
С самого рассвета до полудня каждый из них старался поразить другого, а когда настал полдень, распалилась ярость бойцов, и сошлись они близко друг с другом…
Тогда в первый раз исказился Кухулин. Стал он расти и шириться, словно надутый пузырь и сделался подобен ужасному, грозному, многоцветному, чудному луку. Ростом с фомора или морского разбойника, словно башня возвышался могучий герой над Фер Диадом.
Так тесно сошлись бойцы в схватке, что поверху сшиблись их головы, внизу ноги, а за шишками и кромками щитов руки. Так тесно сошлись они, что от бортов к середине треснули и лопнули их щиты. Так тесно сошлись они, что копья бойцов искривились, согнулись и выщербились от острия до заклепок. Так тесно сошлись они, что демоны и оборотни, духи земли и воздуха испустили клич с их щитов, рукоятей мечей и наконечников копий. Так тесно сошлись они, что вытеснили реку из ее ложа и русла, а там, где был брод, смогли бы устроить постель королю с королевой, ибо здесь не было больше ни капли воды, не считая той, что, давя и топча, выжимали бойцы из земли. Так тесно сошлись они, что в ужасе обезумили кони ирландцев и разорвали путы, ремни и веревки, а женщины, юноши и дети, негодные к бою и слабоумные устремились через лагерь на юго-запад.
Между тем заиграли бойцы лезвиями мечей. И случилось Фер Диаду застать врасплох Кухулина, и тогда своим мечом с костяной рукояткой нанес он ему удар прямо в грудь. Хлынула кровь на пояс Кухулина и густо окрасила воду у брода. Не стерпел Кухулин той раны… и попросил копье га булга у Лаэга, сына Риангбара. Вот что это было за копье: оно опускалось под воду и металось пальцем ноги; одну рану оставляло оно, впиваясь в тело, но скрывало тридцать зазубрин, и нельзя было его выдернуть, не обрезав мясо кругом.
Услыхал Фер Диад эту просьбу и опустил свой щит, прикрывая низ тела. Тогда рукой метнул Кухулин тонкое копье, направив его выше кромки щита Фер Диада и его рогового панциря, и оно пронзило сердце в груди воина, до половины выйдя наружу. Поднял свой щит Фер Диад, прикрывая верх тела, но было поздно. Уже опустил возница га булга в воду, а Кухулин, поймав его пальцами, метнул в Фер Диада. Пробило га булга прочный и крепкий передник литого железа, натрое раскололо камень, огромный, как мельничный жернов, проникло в тело, впившись в каждый член и сустав своими зазубринами.
– Довольно, – сказал Фер Диад, – теперь ты сразил меня насмерть. Воистину грозен удар твоей правой ноги, но и не подобало мне пасть от твоей руки…
Одна из саг о Кухулине – рассказ о его смерти. Кухулин делается жертвой собственного благородства и коварства своих врагов. Не смея нарушить зарок ни в чем не отказывать женщинам, Кухулин съедает предложенное ему ведьмой (она была дочерью одного из сраженных Кухулином воинов) отравленное собачье мясо. От этого его тело лишается прежней крепости.
3. Иоанн Скот Эриугена
Иоанн Скот (или по-латыни Иоганн Скотус), к имени которого иногда еще прибавляют Эриугена или Эригена является самой изумительной личностью IX столетия. Он был ирландцем, неоплатоником, блестящим знатоком греческого языка и пантеистом. Начало и конец жизни Иоанна Скота неизвестны; мы располагаем сведениями лишь о среднем периоде, когда он состоял на службе у французского короля Карла Лысого.
Принято считать, что Иоанн Скот родился около 800 года, а умер около 877 года, но обе эти даты чисто предположительны. Его пребывание во Франции приходится на понтификат Николая I (858-867).
Иоанн был приглашен во Францию около 843 года и поставлен Карлом Лысым во главе придворной школы. Между монахом Готтшальком и видным сановником Реймсским архиепископом Гинкмаром разгорелся спор по вопросу о предопределении и свободе воли. Монах был сторонником предопределения, архиепископ стоял за свободу воли. Иоанн поддержал архиепископа в трактате "О божественном предопределении", но в этой поддержке он зашел чересчур далеко за рамки благоразумия. Это не значит, что Иоанн открыто выступал против чего-либо принятого в теологии; но он отстаивал мнение, что философия является равным или даже высшим авторитетом, независимым от откровения. Он утверждал также, что разум и откровение – это два источника истины и потому не могут противоречить друг другу; но если иной раз они по видимости противоречат друг другу, то предпочтение должно быть отдано разуму. Истинная религия, заявляет Иоанн, является и истинной философией; но и обратно – истинная философия является и истинной религией. Сочинение Иоанна дважды, в 855 и 859 годах, было осуждено церковными соборами; первый из них назвал его
