Баруменд снова обратилась к солнцу, что пылало у нее над головой, и зашептала: "Великий Ормузд, сохрани и помилуй Бабека для меня!" А потом обернулась к Бабеку:
- Сынок, тьфу-тьфу, не сглазить, ты один сотне сыновей равен! Бабек не любил когда его хвалили.
- Мама, - откликнулся он, - смотри вперед. Там большой куст держи-дерева. Берегись, не оцарапайся.
- Не бойся, вижу.
Баруменд повела волов так, что куст держи-дерева оказался как раз между ними и лемех вонзился в комль. Бабек прижал соху к земле и резко приподнял. Куст был выкорчеван.
Баруменд мечтательно вздохнула:
- Это место навсегда нашим станет. Гляди-ка, сколько еще кустов осталось?
- Мама, эти оставшиеся кусты - доля твоего сыночка Абдуллы... Да, как-то мы этот участок от кустарника очищали, а Абдулла на Кровавом поле овец пас, вдруг козел заблеял. Абдулла глянул - змеи сосут овец... Схватил палку, кинулся на змей. Одна гюрза чуть было не ужалила его.
- А почему мне не сказали?
- Абдулла умолял не говорить. Дескать, если узнаешь, каждый раз будешь изводиться до его возвращения.
Еаруменд только хотела сказать: "Почему же не убили змей?" - но осеклась на полуслове. Змеи у огнепоклонников считаются священными. Убивать их грех.
Пахота продолжалась... Стая черных ворон слетелась на свежие борозды. Вороны рылись в сырой земле, добывая букашек себе на пропитанье. Неподалеку, на Золотой скале, кудахтали куропатки. С межек, заросших тмином, головчаткой и чабрецом, шел приятный запах. Иногда сверху доносился шелест крыльев. Когда тени ягнятников мелькали над волами, те испуганно шарахались в сторону, чуть было не ломали дышло.
Баруменд размечталась. Она то собирала желтые, потрескавшиеся от сладости душистые дыни, то сваливала в кучу крупные спелые арбузы. Отобрав несколько больших продолговатых арбузов, прикрывала их травой, оставляла на семена и говорила: "Бог даст, следующей весной здесь только арбузы посажу. Купец Шибл рассказывал, что в Багдаде есть большой Арбузный базар. Купцы в жестяных коробах свозят туда дыни, арбузы и торгуют с большой выгодой. Может, и мне послать Бабека в караванщики к купцу Шиблу. И он повезет в Багдад дыни-арбузы. Хорошие деньги выручит, построит себе добротный дом. Когда женится, привезет жену в свой дом". Вдруг вол наступил на ногу Баруменд. Она охнула от боли, но тут же взяла себя в руки. Махнув хворостиной над головами волов, обругала их:
- Чтоб вы сдохли!
Иногда волы опускались на колени. Уставали. Бабек, напевая песню пахаря, погонял их. Так увлекся работой, что даже не слышал как поет его молочный брат Муавия, который неподалеку тоже пахал землю. Он иногда останавливал волов, очищал сошник от набившихся в него трав, разбивал ногой комья земли, которые попадались на глаза. Старался, чтобы вспашка была как можно ровней.
- Мама, пройдем и этот ряд до конца, а там распряжем волов, пусть отдохнут малость - бедняги устали.
- Ладно, сынок. Будем живы-здоровы, урожай богатый снимем. Такой земли во всей округе нет.
Хворостина Баруменд вновь свистнула над головами волов. Они так напряглись, что дышло затрещало. Рукоять сохи задрожала под рукой Бабека, лемех зацепился за что-то. Как ни старался, Бабек не смог наклонить соху на бок. Казалось, лемех вонзился в корень гигантского дуба. Бабек, скрипнув зубами, воскликнул:
- Где ты, пророк Ширвин?!
Волы дернулись так, что чуть было не сломали дышло. Не помогло. Бедные животные высунули языки, с губ текла пена. Баруменд взмахнула длинным тонким кизиловым прутом, волы еще раз дернулись изо всей силы. В это время лемех из-под земли выволок большой труп воина в доспехах. Бабека обдало смрадом. Он, как ужаленный, отскочил и крикнул матери:
- Стой!
Баруменд, зажав рот ладонью, глядела на солнце и вновь прг" себя призывала великого Ормузда: "О, господин вселенной, чем провинились мы?! Откуда этот мертвец появился на нашем пути?!"
Баруменд вздохнула, оторвав взгляд от солнца, обернулась к Бабеку:
- Ой, сынок, вот тебе и баштан! - Сколько посеяли - достаточно. Пойдем домой. Ты оседлай коня, да отправляйся в табун. Конюхи Салмана, небось, соскучились по тебе.
Бабек не мог оторвать изумленного взгляда от разрубленного круглого шлема и покореженного щита воина. Стрела, вонзившаяся в грудь воина, все еще оставалась между ребрами. Бабек медленно нагнулся и вытащил стрелу. Сердито бросил ее в борозду. Вспугнутые вороны взлетели, испуганно каркая. Среди костей трупа виднелся меч. Бабек, подняв заржавевший меч, внимательно осмотрел его. По узорам на рукояти понял, что это меч огнепоклонника. Острие в некоторых местах было зазубрено. Бабек поднял меч к солнцу и сказал:
- Великий Ормузд, не допусти, чтоб меч огнепоклонника принял такой вид! Отец мой говорил: "Чей меч заржавел, тот мертв". Великий Ормузд, не допусти, чтоб наши мечи тронула ржа!
Баруменд предалась воспоминаниям. Казалось, дух ее храброго мужа, Абдуллы, говорит с нею. Баруменд виновато опустила голову. Дух мужа упрекал ее: "Бессердечная, совсем еще мал был Бабек, когда отдала ты его в конюхи Салману ибн Микею, я промолчал. Знаю, вам живется туго... И это поле напрасно вспахали. Было б надо, я сам развел бы баштан на Кровавом поле. Помнишь, как я на последние динары купил у Салмана этот участок? А потом не стал распахивать его. Узнал, что на Кровавом поле тысячи храбрецов спят. Грех беспокоить их души! Пусть Бабек возьмет мой меч и отправится воевать! Сейчас моему другу Джавидану, сыну Шахрака, туго приходится!"
Меч мертвого воина все еще был в руке Бабека. Рукоять его - из слоновой кости. На ней, как и на рукоятке отцовского меча, было много насечек: "Глянь, сколько врагов уничтожил этот воин! Отнесу и подарю этот меч брату Абдулле. Он давно требует у меня меч".
Бабеку казалось, что он спит в своем шалаше. И все это видит во сне - как с мечом в руке скачет на Гарагашге по Кровавому полю. Конь то и дело спотыкался о трупы. А иногда картина менялась. На Кровавом поле возникал удивительный баштан. Крупные, полосатые арбузы, желтые, потрескавшиеся, спелые дыни, и маленькие полосатые душистые дыньки - шамама были густо рассыпаны меж зеленых кустов. Когда Бабек нагибался сорвать арбуз или дыню, то внезапно все исчезало. Пальцы вместо арбузов и дынь касались черепов. Эти черепа кричали, обращаясь к Бабеку: "Игид! Отомсти за нас! Да придаст тебе силу пророк Ширвин. Пока вражьи кони своими копытами топчут нашу землю, наши кости ноют под землей, нет нам покоя!.."
Увидев, что Бабек задумался и заволновался, Баруменд тихонько потянула его за руку:
- Сынок, сотней дум не погасить одного долга. Не повезло нам с Кровавым полем. Пойдем домой... Куда же вместе с сохой пропали эти волы?
- К черту волов! Как быть с этим воином? Стронули его с места, душа его обидится на нас.
- Сынок, раз стронули его, второй раз не надо. По нашему обычаю, куда прольется кровь воина, там и его дом упокоения.
- Эгей, Бабек, где ты?! Уведи волов! Соху сломали! Почему отпустил их?..
Это голос Муавии отдавался эхом в Золотой скале. Бабек не слышал его. Будто оглох от дум. Будто внутри у него разожгли костер. Даже Аракс не смог бы залить этот огонь. Бабек и мать понуро брели в сторону Родника слез.
Над останками воина кружились коршуны...
XI
ЗВОН НАКОВАЛЬНИ
О, Баруменд! Если твой сын Бабек повязался
шерстяным поясом и стал огнепоклонником,
значит, он уже не дитя, а игид!
Ты смело можешь вручить ему меч отца
его, Абдуллы, и послать в бой!
Все жители Бишкина, способные носить оружие, отправились в Базз на помощь Джавидану, сыну Шахрака. Салман собрал своих конюхов на берегу Карасу. Здесь надлежало подковать коней, изготовить мечи. Было выгодно, чтоб все, собравшись вместе, работали сообща. И Бабек, и Муавия были среди пришедших сюда. Бабек гордо восседал на своем Гарагашге, держа в руке отцовский меч. На нем была безрукавка из тигровой шкуры, а на голове - шапка из шкуры леопарда. Кинжал и нож, то и дело позвякивали у него на поясе. Большие, карие, пронзительные глаза беспокойно смотрели по сторонам под тонкими бровями. Ему казалось, что скоро-скоро его пошлют в Базз, в распоряжение Джавидана. Но пока здесь у него было много дел. Муавия спросил у брата:
-Разве нельзя было изготовить мечи в деревне? Разве нельзя было в деревне подковать коней? Бабек разъяснил ему:
- Хоть и далековато от деревни, но здесь лучше. Тут поблизости, в пещере под скалами, потайной склад стали, принадлежавший Джавидану. Чтоб переправить эту сталь в деревню, необходимо время. Да и враги могут пронюхать, что мы переплавляем сталь. Потому мы и собрались здесь. Сталь из тайника доставляется сюда подземным путем. А этого враги никак не могут знать. Понял?
- Понял.
- Да, и еще - отсюда ближе к Баззу.
На берегу Карасу, у Каменного моста, белели шатры. Они росли, как грибы после дождя, все громче раздавался перезвон молотов. От кузнечного грохота закладывало уши. Перезвон молотов, днем и ночью разбрасывающих искры во все стороны, ржанье ло-яладей, окрики сердитых ковалей наполняли гулом островерхие, отдающие янтарным цветом скалы. Холеные жеребцы с клеймом, изображающим пламя, когда их подковывали, вставали на дыбы и тогда жизнь ковалей оказывалась в опасности. Доведенный до крайности, худющий, седобородый старик-коваль был рассержен: он подковал передние ноги одного буйного гнедого, а к задним ногам тот не подпускал, сразу обеими ногами лягался, противился жовалю. Если б не Бабек, этот гнедой поставил бы свое клеймо на лбу старого коваля. Бабек, соскочив со своего Гарагашги, заарканил строптивого гнедого. Муавия бросился на помощь. Вдвоем Фратья утихомирили коня... Бабек, подняв его заднюю ногу, опустил себе на колено:
