– Хочешь потанцевать? – спросила она.
– Нет, – ответил Мартин Бек.
– Это хорошо. Я тоже не хочу. – Через минуту она добавила: – Но я умею, когда это нужно.
– Я тоже, – сказал Мартин Бек.
Пароход проплыл мимо острова Маргит и Уйпешта, потом развернулся и неслышно заскользил обратно вниз по течению. Они стояли недалеко от трубы и смотрели в открытый люк в межпалубное пространство. Машина ритмично пульсировала, медные трубопроводы блестели, и наверх поднимался поток теплого воздуха, перемешанного с парами масла.
– Ты уже когда-нибудь ездила на этом пароходе?- спросил он.
– Много раз. В хороший теплый вечер это лучшее, что можно предпринять в этом городе.
Он подумал, что не знает, кто, собственно, эта женщина и как к ней относиться. Это изматывало его еще больше, чем все остальное.
Пароход проплыл мимо гигантского здания парламента, где над средним куполом горела яркая красная звезда; наклонив трубу, проскользнул под мостом с большими каменными львами и пришвартовался к тому же причалу, откуда отплыл.
Когда они шли по трапу на берег, Мартин Бек оглядел набережную. Высокий мужчина с темными зачесанными назад волосами стоял возле кассы. Он снова был в темно-синем костюме и смотрел прямо на них. Через несколько секунд он повернулся и быстро исчез за павильоном с залом ожидания. Девушка следила за взглядом Мартина Бека и внезапно очень осторожно положила левую ладонь на его правую руку.
– Ты видела этого мужчину? – спросил он.
– Да, – кивнула она.
– Знаешь, кто это?
Она покачала головой.
– Нет. А ты знаешь?
– Нет, еще нет.
Мартин Бек почувствовал, что он голоден. Днем он поел, а теперь, пожалуй, было поздновато и для ужина.
– Ты не хочешь поужинать со мной? – сказал он.
– Где?
– В гостинице.
– А туда можно идти в этом платье?
– Думаю, можно.
Он чуть не добавил:
– Мы ведь не в Швеции.
В ресторане и снаружи перед открытыми окнами еще сидело много людей. Вокруг ламп танцевал рой мошек.
– Маленькие комарики, – сказала она. – Они не кусаются. А когда они исчезнут, лето закончится. Ты знал это?
Еда была прекрасная, как всегда, вино тоже. Она явно проголодалась и ела со здоровым молодым аппетитом. Потом сидела молча и слушала музыку. За кофе они закурили и пили какой-то вишневый ликер, который имел привкус шоколада. Погасив сигарету в пепельнице, она как бы случайно провела кончиками пальцев по его руке. Через минуту повторила маневр, и сразу после этого он почувствовал, как она под столом поставила стопу ему на подъем ноги. Босоножки она, очевидно, сняла.
Вскоре она убрала руку и ногу и пошла в туалет.
Мартин Бек задумчиво тер лоб пальцами правой руки. Потом потянулся через стол и взял в руку нейлоновую сетку, которую она положила на соседний стул. Он засунул руку в сетку, вытащил купальник и потрогал его. Купальник оказался совершенно сухим, даже вдоль швов и под резиновым пояском. Настолько сухим, что за последние двадцать четыре часа вряд ли мог приходить в соприкосновение с водой. Он сложил купальник и аккуратно положил сетку на место. Задумчиво грыз сустав указательного пальца. Естественно, это может ничего не означать. Кроме того, что он продолжает вести себя, как абсолютный тупица.
Она вернулась, села, улыбнулась ему, закинула ногу на ногу, закурила и слушала венские мелодии.
– Как прекрасно, – вздохнула она.
Он кивнул.
Ресторан начинал понемногу пустеть, официанты стояли группками и весело разговаривали о чем-то. Оркестр завершил вечернюю программу "Дунайскими волнами". Она взглянула на часы.
– Мне, пожалуй, уже пора идти, – сказала она.
Он размышлял. На первом этаже был бар с музыкой, что-то вроде ночного клуба, но заведения подобного сорта вызывали у него такое отвращение, что он заставлял себя входить в них лишь по неотложной служебной обязанности. Можно ли считать, что это тот самый случай?
– Как ты доберешься домой? – спросил он. – На пароходе?
– Нет, последний пароход уже ушел. Я поеду трамваем от гостиницы. Так даже будет быстрее.
Он все еще размышлял. Ситуация, несмотря на кажущуюся простоту, была довольно сложной. Почему, этого он, конечно, не знал.
Он выбрал возможность вообще ничего не говорить и ничего не делать. Музыканты сдержанно кланялись и исчезали по одному. Она снова взглянула на часы.
– Ну, так я уже пойду, – сказала она.
В вестибюле им поклонился ночной портье. Швейцар предупредительно придержал им дверь.
Они стояли на тротуаре, одни в теплом ночном воздухе. Она сделала полшага вперед, остановилась чуть наискосок от него и поставила правую ногу между его ног. Приподнялась на цыпочки и поцеловала его. Сквозь платье он явственно ощущал ее грудь, живот, колени и бедра. Она едва дотянулась до него.
– Ну ты и верзила, – сказала она.
Она пружинисто и легко опустилась и осталась стоять в нескольких сантиметрах от него.
– Спасибо за компанию, – сказала она. – Скоро увидимся. Пока.
И она ушла. Повернула голову, посмотрела на него и помахала правой рукой. Сетка с купальником колотилась об ее ногу.
– Спокойной ночи, – сказал Мартин Бек.
Он вернулся в вестибюль, взял ключ и пошел в номер. Там был тяжелый воздух, и он сразу же открыл окно. Снял рубашку, туфли и пошел в ванную ополоснуться холодной водой. Больше чем когда-либо он чувствовал себя абсолютным тупицей.
"У меня с головой что-то не в порядке, – подумал он. – Просто повезло, что меня никто не видит".
В этот момент раздался тихий стук в дверь. Ручка повернулась, и в номер вошла она.
– Я прокралась, – сказала она. – Меня никто не видел.
Она быстро и тихо закрыла за собой дверь, сделала два шага в номер, бросила на пол сетку и сняла босоножки. Он смотрел на нее. У нее был совершенно другой взгляд, глаза затуманены, словно их покрывала какая-то пленка. Она наклонилась со скрещенными руками, ухватилась за подол платья и одним быстрым гибким движением потянула его через голову. Под платьем на ней ничего не было. Собственно, во всем этом не было ничего удивительного. Очевидно, она имела привычку загорать всегда в одном и том же купальнике, потому что по груди и ниже живота тянулись резко очерченные полосы, которые на фоне темно-коричневой кожи казались белыми, как мел. Она была похожа на цветную геометрическую пирамиду.
Унылые годы в полиции нравов выработали у Мартина Бека иммунитет против провокаций такого рода. И хотя это, возможно, вовсе не была провокация в буквальном смысле слова, он знал, что с такой ситуацией справится намного легче, чем с той, которая полчаса назад раздражала его в ресторане. Еще до того, как она успела снять платье через голову, он положил руку ей на плечо и сказал:
– Секундочку.
Она опустила платье чуть ниже и посмотрела на него из-за подола затуманенными карими глазами, которые ничего не видели и ничего не понимали. Ей уже удалось высвободить из платья левую руку. Она протянула руку к нему и схватила его за правое запястье.
Мартин Бек вырвал руку, подошел к двери в коридор, открыл ее и на своем самом лучшем школьном немецком языке сказал:
– Пожалуйста, оденьтесь.
Она испуганно замерла, как тогда, когда он постучал в ее дверь в Уйпеште. Потом послушалась.
Он надел рубашку, сунул ноги в туфли, поднял с пола сетку, мягко взял ее за руку чуть повыше локтя и вывел в вестибюль.
– Вызовите такси, – сказал он ночному портье.
Машина приехала почти мгновенно. Он открыл дверцу, но когда хотел помочь ей сесть, она в ярости выдернула свою руку.
– Я расплачусь, – сказал он.
Она посмотрела на него. Мутная пленка уже исчезла. Пациент выздоровел. Взгляд был ясный, мрачный и ненавидящий.
– Черта с два ты расплатишься, – прошипела она. – Поезжайте.
Она захлопнула дверцу, и автомобиль уехал. Мартин Бек огляделся вокруг. Уже было далеко за полночь. Он побрел по набережной вниз по течению реки и вышел на новый мост, который был совершенно пуст, если не считать ночного трамвая. Посередине моста он остановился и облокотился на балюстраду. Он смотрел на темную, тихо текущую воду. Было тепло, пустынно и тихо. Идеальные условия, чтобы поразмышлять, если бы только человек знал, о чем он должен, собственно, размышлять. Через минуту он вышел из задумчивости и вернулся в гостиницу. Ари Бок уронила в номере сигарету с красным фильтром. Он поднял ее с пола и закурил. Она оказалась отвратительной, и он выбросил ее в окно.
Когда зазвонил телефон, Мартин Бек лежал в ванне.
Утром он проснулся так поздно, что ему уже не хватило завтрака, а перед обедом отправился ненадолго прогуляться по набережной. Солнце пекло еще сильнее, чем в прошлые дни, и даже внизу у реки воздух был абсолютно неподвижным. Вернyвшись в гостиницу, он решил, что гораздо более еды ему требуется срочно выкупаться и что обед может подождать. Теперь он лежал в тепловатой воде и слушал, как телефон коротко и раздраженно трезвонит.
