Татьяна Джаксон - Четыре норвежских конунга на Руси

Ознакомительная версия.

Мне представляется, что любые попытки извлечения из данного фрагмента прямой информации заведомо обречены на неудачу. Если же мы примем, что здесь, как и в большинстве известий саг, информация – косвенная (на что, в первую очередь, указывает стереотипность данного известия), то результат может быть иным. Не привязывая сообщения саги к конкретному времени и к конкретной исторической ситуации, мы можем утверждать, что в ней, в своеобразной форме, отразилось знание скандинавами Балтийско-Волжского пути и роли Волжско-Камской Булгарии на этом пути.

Знакомство это – настолько близкое, что пишущий сагу исландец имеет представление даже о конфессиональной принадлежности народов Булгарии. Утверждая, что «народ в той стране языческий», Снорри Стурлусон вовсе не ошибается, как может показаться на первый взгляд. Дело в том, что для авторов саг любой нехристианин, в том числе и мусульманин, был «язычником».

Последнее, что требует комментария, это утверждение Снорри, будто Вулгариа – «часть Гардарики». Однако объяснение здесь лежит на поверхности. Стоит только вспомнить, как шел в IX– XIII вв. Волжский путь[55] и каков его начальный северный отрезок; представить, что скандинавы не имели возможности попасть в Волжскую Булгарию, минуя Ладогу и Новгород. Но именно этот регион, именно эта транспортная артерия от Ладоги до Новгорода, где приплывающие в Восточную Европу скандинавы встречали цепочку укрепленных поселений, градов, и дали основание заморским гостям назвать в IX в. эту страну Cardar (Города-укрепления) [Джаксон 1984]. В сознании проходящих этим путем скандинавов Гардарики и Вулгария, тем самым, оказались неразрывно связанными.

Тот факт, что в интерпретации Снорри Стурлусона, всеми силами стремящегося возвеличить норвежского конунга – да не простого конунга, а самого Олава Харальдссона, святого покровителя Норвегии и perpetuus тех Norwegiaz, – русский князь Ярослав предлагает Олаву в управление (в качестве части Гардарики), скажем, не Полоцкую землю (Palteskia ok jba/ riki allt, er jbar liggr till) и не Суздальскую землю (Sudrdalariki), а именно Вулгарию, говорит сам за себя. Он отражает то место, которое Волжская Булгария занимала на «ментальной карте» средневековых скандинавов, и то значение, которое придавалось в Скандинавии торговым поездкам по Великому Волжскому пути.

Небольшой рассказ «Отдельной саги» и «Круга земного» о том, как Олав Харальдссон сообщает Ярицлейву и Ингигерд о своем желании отправиться на родину (после знамения, данного ему во сне), весьма показателен в плане стереотипности используемой Снорри лексики:

После того как конунг Олав решил для себя, что он хочет отправиться домой, тогда сообщил он об этом конунгу Ярицлейву и княгине Ингигерд. Они отговаривали его от этой поездки, говоря, что в их государстве он может иметь такую власть, которая кажется ему наиболее подобающей, и просили его не ехать во владения своих врагов с таким малым войском, какое у него там было. Тогда конунг Олав рассказывает им свой сон и говорит при этом, что, как он подумал, это было знамение Божье. И когда они поняли, что конунг решил отправиться назад в Норег, тогда предложили они ему всю ту помощь в подготовке поездки, какую он хотел бы от них получить. Конунг благодарит их прекрасными словами за их участие, говорит, что он охотно примет от них то, что ему нужно для поездки [IF, XXVII, 343].

Предлагая Олаву не уезжать и остаться на Руси, Ярицлейв и Ингигерд, согласно Снорри, говорят, «что в их государстве он может иметь такую власть, которая кажется ему наиболее подобающей». Точно так же Олав Шведский предлагает приехавшему к нему норвежскому ярлу Свейну остаться у него «и взять там в управление то ярлство (riki – «государство», но может быть и «ярлство» – от jarlsriki), которое ему кажется подобающим» [Ibidem, 71]. Для сравнения приведу фрагмент из «Младшей Эдды» Снорри Стурлусона: Гюльви, конунг в Свитьод, узнав, что из Азии идут асы, поехал им навстречу и просил, «чтобы Один имел в его государстве такую власть, какую он сам хотел бы» [Snorra Edda, 8]. Число примеров легко можно увеличить. Стереотипность формулировок заставляет сомневаться в достоверности сообщаемого Снорри, тем более, что его информация разительно отличается от той, что содержится в более раннем источнике, а именно в «Легендарной саге» [Leg. s., k. 78]. Это – с одной стороны. С другой, – рассказ о приеме, оказанном Олаву Ярицлейвом, построен в соответствии с вполне определенной литературной формулой, ориентированной на возвеличение знатного скандинава за пределами Скандинавии [Джаксон 1978. С. 282–288], что еще несколько снижает в данном случае достоверность саговой информации.

Говоря об отъезде Олава с Руси, Теодорик [Theodricus, с. 16] сообщает только о том, что Олав оставил на попечении у Ярицлава своего сына от наложницы; в житии Олава[56] рассказывается, как, «вдохновляемый Божественным внушением», Олав двинулся в собственные пределы через земли Швеции. Авторы «Легендарной саги» [Leg. s., к. 80], «Красивой кожи» [Fask., к. 34], равно как и Снорри Стурлусон,[57] говорят об оставленном на Руси сыне Олава Магнусе:

Сразу после йоля конунг Олав стал собираться в дорогу. У него там было около двух сотен своих людей. Конунг Ярицлейв дал им всем вьючных животных и то снаряжение, в котором они нуждались. И когда он был готов, тогда он отправился в путь. Конунг Ярицлейв и княгиня Ингигерд проводили его с почестями. А Магнуса, своего сына, он оставил там у конунга. Тогда поехал конунг Олав с востока, сначала по льду вплоть до моря. А когда настала весна и сошел лед, тогда стали они снаряжать свои корабли, а когда они собрались и подул попутный ветер, тогда плывут они, и его плавание прошло очень хорошо. Конунг Олав привел свои корабли на Готланд, узнал там новости и из Свиавельди, и из Данмарка, и со всего Норега. Тогда стало точно известно, что ярл Хакон утонул, а в Нореге не было правителя. Конунг и его люди тогда подумали, что их поездка будет удачной, поплыли они оттуда тогда, когда подул попутный ветер, и держали путь в Свитьод» [IF, XXVII, 343-344].

Итак, конунг Олав стал собираться в путь, зимой на лошадях добрался до моря, а весной (1030 г.) отплыл в Швецию.

Погиб Олав в битве против войска лендрманнов и бондов при Стикластадире «в среду в четвертые календы августа месяца» (т. е. 29 июля) 1030 г. [Круг Земной. С. 367].[58] Известие о битве и гибели Олава имеется и в исландских анналах.[59]

Осенью 1029 г., пятилетним мальчиком, Магнус Олавссон, будущий норвежский (1035–1047) и датский (1042–1047) конунг Магнус Добрый, попал на Русь и провел там не менее пяти лет.

Сага о Магнусе сохранилась в нескольких редакциях. Отдельные главы о нем есть в «Обзоре саг о норвежских конунгах» (ок. 1190 г.). В своде королевских саг «Гнилая кожа» (1217–1222 гг.) имеется «Сага о Магнусе Добром и Харальде Суровом Правителе». Практически тождественная версия содержится на дополнительных листах второй половины XV в. в рукописи конца XIV в. «Книга с Плоского острова» (именно по ней восстанавливаются лакуны в «Гнилой коже») и очень близкая к ней – в рукописи XIV в. «Хульда». Магнусу Доброму посвящено большое число глав свода королевских саг «Красивая кожа» (ок. 1220 г.) и отдельная сага в «Круге земном» Снорри Стурлусона (ок. 1230 г.). В заключительных главах «Большой саги об Олаве Трюггвасоне» (ок. 1300 г.), служащих обрамлением собственно саги об Олаве, также ведется рассказ и о Магнусе Добром. Кроме того, история Магнуса излагается в «Истории о древних норвежских королях» монаха Теодорика (1177–И80 гг.), в «Легендарной саге об Олаве Святом» (нач. XIII в.) и в «Саге об оркнейцах» (ок. 1230 г.).[60]

Магнус Олавссон, сын Олава Харальдссона (Святого), родился весной 1024 г. Его матерью была Альвхильд, наложница конунга, женщина знатного рода и прекрасной наружности.[61] Она родила сына ночью, и никто из приближенных не решился пойти и разбудить конунга. Ребенок же был так слаб, что его решили тут же крестить, и имя ему дал скальд Сигват: он назвал его «в честь Карла Магнуса конунга», т. е. в честь императора Карла Великого (ср. лат.: Carolus Magnus), поскольку полагал, «что он был лучшим человеком на всем белом свете» [Круг Земной. С. 272–273].

Согласно большому числу источников, покидая в начале 1029 г. Норвегию, Олав взял своего малолетнего сына Магнуса с собой на восток, а, отправляясь в самом начале следующего года с Руси в обратный путь, Олав оставил Магнуса у Ярослава Мудрого и его жены Ингигерд[62] Недовольные правлением конунга Свейна, сына Кнута Великого, и его матери Альвивы, раскаивающиеся к тому же в содеянном, лендрманны Трёндалёга, отправились через несколько лет после гибели Олава в битве при Стикластадире (1030 г.) на Русь за его сыном, чтобы отвезти Магнуса в Норвегию и поставить там конунгом.

Ознакомительная версия.