Ознакомительная версия.
Назвав еще при жизни наследником престола Угедея, Чингиз-хан тем самым узаконил право правителя по своей воле назначать себе преемника, а заодно определил и предпочтительную форму преемственного порядка власти от одного представителя «золотого рода» к другому — политическое завещание. Великий хан Угедей (1229–1241) в вопросе о престолонаследии во всем следовал своему отцу.
В правление великого хана Гуюка мы видим в жизни Монгольской империи принципиальное политическое новшество — попытку закрепления верховной власти за представителями исключительно одной семьи — семьи Гуюка. Вспомним его памятное обращение к царевичам и военачальникам на курултае 1246 г: «Я соглашусь принять престол на том условии, что после меня каанство будет утверждено за моим родом». Он же, Гуюк-хан, первым в истории Монгольской империи определил порядок прямого наследования — от отца к сыну, выразив это четкой и лаконичной формулой: при жизни сына царство не может перейти к внукам (Рашид ад-Дин. Т. 2. С. 119).
Однако и семейно-клановый принцип передачи власти не стал у Чингизидов общепризнанным. После смерти Гуюка, сына Угедея, царевич Бату, который, как и его дед Чингиз-хан, придерживался принципа выборности великого хана из «золотого рода» Чингизидов по их личностным качествам, пользуясь своим главенствующим положением в империи, добился в 1251 г. передачи царской власти дому Тулуя, четвертого сына Чингиз-хана.
Словом, в государственной жизни Монгольской империи уже на начальных этапах ее истории главной проблемой была проблема соотношения между правом и силой, что, в свою очередь, явилось естественным следствием отсутствия в стране строго фиксированных правил о порядке избрания хана. Такое состояние дел приводило к тому, что после смерти каждого государя разворачивалась борьба за престол между отдельными партиями царевичей и эмиров; причем каждая из соперничающих сторон обосновывала свои права на власть как единственно законные. Столкновение разных прав было результатом того, что право на власть могло выражаться в различных порядках.
Мы уже знаем, что политическим идеалом Чингиз-хана, завещанным им своим потомкам, был порядок выборности, согласно которому на престол ханства возводится (самый) способный и достойный по своим качествам представитель «золотого рода», выдвинутый царевичами и знатью. При таком порядке преемства власти все зависело от обстоятельств, и провозглашение хана обычно совершалось путем интриг различных партий Чингизидов, менялась линия старших и младших родоначальников и т. д. Показательный пример — восшествие на престол сына Тулуя, царевича Мунке (1251–1259). Оно совершилось, как это описано во второй главе, не законным путем, а полным произволом Бату и войска. Ведь и впрямь Мунке был по возрасту не старше других царевичей, его родители не царствовали, ему никто не завещал власть, он не отличался исключительными качествами, кроме разве того, что был выдающимся кутилой своего времени, зато на него большое влияние имел могущественный царевич Бату.
Порядок выборности, согласно которому личные качества принца ставятся превыше всего, не стал, однако, ни единственным, ни основным политическим порядком в чингизидских улусах, хотя он действовал до конца династии Чингизидов. Вот какие речи произносились, например, в 1583 г. на совете, где решался вопрос о возведении на престол Шибанида Абдулла-султана; правда, в речи порядок выборности приписывается не Чингиз-хану, а самому пророку Мухаммаду, что тоже показательно. «Хотя по предписанию и установлениям Чингизовым, корона владычества и узда ханства принадлежат самому старшему летами, и его имя нужно поминать в хутбе, и с его именем чеканить монеты, но есть еще закон пророка, чтобы государем был тот, кто истинно достоин сана царского и в состоянии сделать подданных счастливыми» (Хафиз-и Таныш, рук., л. 289а)[46]. Небезынтересно отметить, что во второй половине XVIII в., когда казахи Киши (Младшего) жуза и части Орта (Среднего) жуза приняли российский протекторат, российское правительство выдвинуло предложение, чтобы в Казахских степях звание хана «доставалось не старшему и ближайшему по линии ханства, но токмо достойнейшему»[47].
Другим порядком преемства власти, установившимся в чингизидских улусах, был порядок старшинства, согласно которому преимущественное право на ханство имел старший в ханском роде, и, например, дядя, брат хана, считался старше своих племянников, сыновей хана[48]. Но и при этом распорядке бывали случаи, когда престола домогался не брат умершего хана, а сын хана, основывая свое право на своем старшинстве перед дядей по отцу. В таких случаях возникал спорный вопрос: кто выше на «лествице старшинства» (выражение В. О. Ключевского), младший ли летами дядя или младший по поколению, но старший возрастом племянник? Тогда способом решения политических споров между претендентами на престол нередко становилось поле боя.
Так или иначе, отступления от порядка старшинства (генеалогического, когда старшинство определяется порядком поколений, т. е. расстоянием от родоначальника, и физического, когда старшинство определяется порядком рождения, т. е. сравнительным возрастом лиц в каждом поколении) бывали часто. В чингизидских улусах видим иной порядок, который не был ориентирован на очередность старшинства, но передача власти происходила в одном поколении — от брата к брату. Действие этого порядка, который в исследовании Г. А. Федорова-Давыдова назван «архаическим порядком престолонаследия»[49], хорошо иллюстрируют политические события в Чагатайском государстве; там, например, в первой трети XIV в. один за другим правили пятеро братьев, сыновья Дувы: Есен-Буга (1308–1318), Кебек (1318–1326), Ильчигидай (ок. 1326–1328), Дурра-Тимур (ок. 1328–1330), Тармаширин (ок. 1330–1334) (Мунтахаб ат-таварих, изд., с. 107–111; Шаджарат ал-атрак, с. 368–371; Бахр ал-асрар, Т. 6. Ч. 2, л. 14б-23а)[50].
Наблюдения показывают, что нередко престол занимали в порядке прямого наследования, т. е. власть переходила непосредственно от отца к сыну (а при смерти или болезни сына — к внукам). Переход ханского достоинства по прямой восходящей линии не вызывал особого сопротивлениями потому в политической жизни чингизидских улусов и образованных на их развалинах государствах этот порядок престолонаследия соблюдался на протяжении многих десятилетий кряду.
Каждый из перечисленных выше порядков престолонаследия признавался традицией правильным, и вопрос о предпочтении того или иного из них решался всякий раз с учетом конкретных обстоятельств. Поэтому, по замечанию В. В. Бартольда, обсуждение вопроса о том, какой из Чингизидов в том или другом случае имел больше прав на престол и было ли избрание того или другого хана законным, не является корректным[51].
Передача верховной власти преемнику происходила разными путями. Одним из них было духовное завещание. Хотя передача власти по завещанию и не была ни общим фактом, ни общепризнанным правилом, но она практиковалась на всем протяжении существования династии Чингизидов, начиная с самого Чингиз-хана и Угедей-хана и кончая ханами Казахских степей XIX в. Наследник престола определялся по усмотрению завещателя и обычно объявлялся заранее. Чтобы завещательное распоряжение государя получило большую гласность, в некоторых случаях имя законного наследника престола упоминалось в хутбе (проповедь по пятницам в мечети) и чеканилось на монетах с титулом «наследник престола». Как показывают материалы источников, наследником престола по завещанию являлся прежде всего сын завещателя (завещание Чингиз-хана, Шейбани-хана, Букей-хана и др.), но также — его внук (завещание Угедея, Чагатая, Тимура и др.) или брат (завещание Газан-хана, Мухаммад-Гирей-хана, Абд ал-Азиз-хана и др.), даже при сыновьях.
Политическое завещание делалось устно, в присутствии представителей царствующего дома и знати, или письменно, и те давали письменное заверение-клятву исполнить духовную. Выше уже было рассмотрено завещательное распоряжение Чингиз-хана. (Напомню, Чингиз-хан еще при жизни назначил своим преемником своего третьего сына Угедея и незадолго перед смертью подтвердил свое политическое завещание.) Чтобы полнее охватить эту тему, приведу еще два примера из более позднего периода.
Тимур (правил в 1370–1405 гг.) еще при жизни назначил своим преемником своего внука Мухаммад-Султана, предпочтя его своим сыновьям[52]. Но судьба распорядилась по-иному. Во время военных действий Тимура в Малой Азии Мухаммад-Султан заболел и умер около Карахисара весной 1403 г., 29 лет от роду. Тогда Тимур назначил своим преемником другого своего внука, Пир-Мухаммада, брата Мухаммад-Султана, и перед своей кончиной подтвердил свое политическое завещание. Вот как описывается эта сцена в «Зафар-наме» Йазди, официальной истории Тимура.
Ознакомительная версия.
