А тогда Алиев вызвал к себе Мамедова. Разговор был резкий и носил такой характер, что Мамедов, вернувшись к себе, тут же лично отменил постановление о прекращении дела и вновь арестовал Сеидова.
За неделю дело по его обвинению направили в Верховный суд республики, а еще через девять дней осудили к тринадцати годам лишения свободы. Тогда еще Мамедов не понимал, что таким маневром, его руками, опытный партноменклатурщик построил первую ступеньку для будущей расправы с ним самим и его подчиненными.
Вступивший в законную силу приговор дал Алиеву повод к призыву о наказании тех, кто имел отношение к освобождению Сеидова из-под стражи. Все причастные к этому лица были уволены из органов прокуратуры, а некоторые исключены из партии. При этом формулировки были такими, что спустя много лет ни я, ни кто другой не могли понять, за что людей лишили партбилетов и вышвырнули на улицу. Я спрашивал об этом одного из пострадавших, а он, седой, рано постаревший, но несломленный человек, сказал:
– Знаете, тогда оправдываться было бесполезно. Все находились под страхом жестокой, под любым надуманным предлогом расправы. За исключение из партии наши товарищи проголосовали единогласно. Нам они сочувствовали, шептались между собой, а аргумент приводили один – ЦК виднее. Под ЦК понимался всесильный Гейдар Алиев. Позже он захотел подкрепить свое решение признанием нами вины. От нас хотели получить покаянные письма. Я заявил его посланникам, что в этой жизни на восстановление справедливости не рассчитываю и каяться, если не виноват, никогда не буду, а на колени перед ними не встану. Я также сказал им: «Все равно придет правда! Не ко мне, так к моим детям».
Встретились мы и с Сеидовым в колонии, где он отбывал наказание.
– Я тяжело болен и отсюда не выйду, – сказал он. – Отсидел здесь пять долгих лет. Поверьте хотя бы вы: я никогда не брал тех денег. Аллах им судья.
Спрашивается, кому был нужен этот скромный человек, главный бухгалтер районного сельхозуправления? Сначала он стал препятствием для небольшой мафиозной структуры и, не приняв правил игры, не приняв взятки, был устранен путем провокации. Затем заработала неумолимая машина существующей правоохранительной системы, для которой важны были статистические показатели, портить которые не разрешалось – ведь за них боролись снизу доверху, кроме того, за незаконный арест можно было сурово пострадать, и поэтому у нас знали: незаконных арестов быть не может, равно как и ошибок при оценке доказательств.
Ну а если все же встречались ошибки?
Такого не могло и не должно было быть. Факт прекращения дела против Сеидова и последующего его осуждения дополнило досье, давно собираемое на Мамедова. Стержнем же его стало дело Саши Бабаева. Можно было ставить вопрос о серьезной проверке прокуратуры республики партийной комиссией. Алиев продирижировал, и партию разыграли. Решением бюро ЦК КП Азербайджана Гамбоя Мамедова освободили от занимаемой должности. Роману Андреевичу Руденко оставили пустяковую мелочь – подписать соответствующий приказ, что он и сделал. Гейдар Алиевич Алиев, как и другие его соратники по партии, любивший цитировать В. И. Ленина, напрочь игнорировал его наставления «о двойном подчинении и соцзаконности», по которому прокурор находится в подчинении по вертикали и не может быть зависим от местных органов власти.
Новым прокурором республики стал заместитель председателя КГБ Аббас Тагиевич Заманов, сосед Гамбоя Алескеровича по подъезду, человек бесконечно далекий от прокурорской деятельности.
Мамедова спровадили на пенсию, но депутатской неприкосновенности не лишили. Видимо, Алиев, побаиваясь строптивого прокурора, решил тем самым подсластить пилюлю.
Но каким неблагодарным оказался бывший прокурор! Когда его пытались трудоустроить, он отказывался от предлагаемых должностей среднего руководящего звена и все норовил занять номенклатурную, то есть равнозначную той, с которой его сняли. Но разве можно так провести Гейдара Алиевича? Сегодня я тебя сюда, а завтра ты заявление в Москву: мол, за что сняли на бюро, когда на номенклатурную, пусть и на другую, должность утвердили?
Такое противостояние длилось несколько лет. В конце 1978 года по заранее расписанному сценарию проходила очередная сессия Верховного Совета республики. Заседание заканчивалось, и председательствующий по традиции спросил: «У кого что есть?» И вдруг все замерли. Подняв руку и встав со своего места, к президиуму двинулся Гамбой Мамедов. Он шел, покраснев, играя желваками, в полной тишине. Это было такое отступление от ритуала, что растерялись не только депутаты, но и рабочий президиум во главе с Алиевым. Гамбой Мамедов шел посягать на основы, и об этом догадывались. Его пробовали остановить репликами, но тщетно.
Алиев лихорадочно перешептывался с составом президиума, а Мамедов между тем вышел на трибуну. Речь его была сбивчивой, но страстной. Он говорил о непорядочности первого секретаря ЦК, о том, что в республике процветают приписки, особенно в хлопковой промышленности, очковтирательство, обман государства и т. д. Многого он сказать не успел: его стащили с трибуны разгневанные депутаты (фактически работники спецслужб, обслуживающие сессию).
И тут-то началось! Подыгрывая лидеру партийной организации республики, на трибуну поднимались «честные труженики», позором клеймившие отступника. Они вспоминали о якобы разваленной Мамедовым работе прокуратуры и многом другом. Все говорили о гремевших на весь Азербайджан судебных процессах, о бескомпромиссной борьбе с этим злом под руководством Гейдара Алиева, делая вид, что не знают о повсеместно процветавших мздоимстве и воровстве.
Никто не хотел вспоминать, что совсем недавно работник исправительно-трудовой колонии в Шуше, доведенный до отчаяния отказами в переводе к новому месту службы, из-за отсутствия денег для взятки дошел до крайности. С табельным оружием он приехал в Баку и вошел в здание МВД. Поднялся в приемную министра, оттолкнул адъютанта и ворвался в кабинет. Как в тире, стал расстреливать находившихся там людей: министра, двух его заместителей… Один из присутствующих успел спрятаться под стол. (Впоследствии его уволили за трусость. Хотя как он мог спасать в такой ситуации министра, так никто и не понял…)
Затем отчаявшийся работник колонии подошел к окну, в последний раз посмотрел на бурлившую за этими стенами жизнь и застрелился. Министр Гейдаров был другом Алиева, участником Великой Отечественной войны, Героем Советского Союза. Его уважали и неплохо о нем отзывались. Тем трагичнее была его гибель – расплата за обстановку, которая сложилась в республике. Глубоко же вникать в суть происходящего, а тем более говорить об этом, значило играть «не по правилам».
Мамедов уходил с сессии подавленным. В прошлом полковник КГБ, он шел домой под плотным наружным наблюдением. По пути ему встретился бывший коллега, который не знал о том, что произошло. Они поздоровались и минут пять поговорили. За этот разговор бывший сослуживец расплатился сполна.
Гневу Алиева не было предела. Новому прокурору дали команду немедленно возбудить против Гамбоя Мамедова уголовное дело. Основание? Как у нас любят говорить: был бы человек… Я не исключаю, что тогда могли пойти на его арест, причем с далеко идущей целью. Дело в том, что Мамедов болел тяжелой формой сахарного диабета, и достаточно было лишить его ненадолго инсулина, чтобы последовал летальный исход. После этого, подтасовав любые факты, уголовное дело можно прекращать в связи со смертью виновного. Ну а по части причины смерти все было бы шито-крыто. В данном случае Гамбой Мамедов оказался хитрее и умнее своих противников. Он знал о постоянной слежке и о том, что его возможному отъезду из Баку воспрепятствуют любым способом. Мамедов сделал все, чтобы усыпить бдительность соглядатаев. Глубокой ночью, ближе к утру, он вышел из квартиры, сел в автомашину и уехал в Ереван, а оттуда самолетом вылетел в Москву.
В здании на Старой площади, в приемной Президиума Верховного Совета СССР, добивался приема на высшем уровне опальный прокурор республики. А в Баку бурлил гневом Гейдар Алиев.
Гамбоя Мамедова в ЦК КПСС приняли и выслушали.
– Вы предъявляете претензии к первому секретарю и ваше заявление подлежит проверке, но вы верите партийной организации республики? – дружески спросили его. – Разве у вас есть основания не доверять коллективному органу ЦК – бюро?
– Нет, не доверять бюро ЦК у меня оснований нет, – растерянно ответил Мамедов.
– Вот и хорошо. Мы дали соответствующие поручения. Езжайте в Баку и доложите на бюро все известные вам факты злоупотреблений. Товарищи во всем разберутся и нам доложат.
Я думаю, что уже тогда Гамбой Мамедов стал понимать, что загнал себя в угол. Но выхода у него не было, и он поехал в Баку. На бюро решил дать второй бой, к нему тщательно подготовился.
