- Ну, будет, пойдемте, не то придет сюда кто-нибудь,- сказала Аграфена Петровна.- Ступайте прежде вы, Петр Степаныч, мы за вами.
Послушно, ни слова не сказавши, вышел Самоквасов. Когда ушел он, Аграфена Петровна тихонько сказала Дуне:
- На первый раз пока довольно. А приметила ль ты, какой он робкий был перед тобой,- молвила Аграфена Петровна.- Тебе словечка о том не промолвил, а мне на этом самом месте говорил, что ежель ты его оттолкнешь, так он на себя руки наложит. Попомни это, Дунюшка... Ежели он над собой в самом деле что-нибудь сделает, это всю твою жизнь будет камнем лежать на душе твоей... А любит тебя, сама видишь, что любит. Однако ж пойдем.
И пошли из гостиной в столовую, где и хозяева и гости сидели.
Патап Максимыч дня четыре прожил у Колышкиных, и каждый день с утра до ночи тут бывал Самоквасов. Дуня помаленьку стала с ним разговаривать, а он перестал робеть. Зорко поглядывала на них Аграфена Петровна и нарадоваться не могла, заметив однажды, что Дуня с Петром Степанычем шутят и чему-то смеются.
Перед отъездом Аграфена Петровна сказала Самоквасову, чтобы дён через десять приезжал он к ней в Вихорево.
* * *
Переправясь через Волгу, все поехали к Груне в Вихорево. Эта деревня ближе была к городу, чем Осиповка. Патап Максимыч не успел еще прибрать как следует для Дуни комнаты, потому и поторопился уехать домой с Дарьей Сергевной. По совету ее и убирали комнату. Хотелось Патапу Максимычу, чтобы богатая наследница Смолокурова жила у него как можно лучше; для того и нанял плотников строить на усадьбе особенный дом. Он должен был поспеть к Рождеству.
Не заставил себя ждать Петр Степаныч, на десятый день, как назначила ему Аграфена Петровна, он как снег на голову. Дуня была довольна его приездом, хоть ничем того и не выказала. Но от Груни не укрылись ни ее радость, ни ее оживленье.
- Рада гостю? - спросила она Дуню вечером, когда осталась вдвоем с ней. Дуня поалела, но ничего не ответила.
- По глазам вижу, что радехонька. Меня не проведешь,- улыбаясь и пристально глядя на Дуню, сказала Аграфена Петровна.
- По мне, все одно,- молвила Дуня, облегчив трепетавшую грудь глубоким вздохом.
- Разводи бобы-то! Точно я двухлетний ребенок, ничего не вижу, ничего не понимаю,- с усмешкой сказала Аграфена Петровна.- Лучше вот что скажи - неужто у тебя еще не вышли из памяти Луповицы, неужели в самом деле обрекла ты себя на девичество?
- Про Луповицы не хочу и вспоминать. Если б можно было совсем позабыть их, была бы тому радехонька,- с живостью вскликнула Дуня.
- Только замужем совсем про них забудешь,- сказала Аграфена Петровна.
- Это почему? - спросила Дуня.
- Да уж так,- ответила Аграфена Петровна.- Не тем будет голова занята. Думы о муже, заботы о детях, домашние хлопоты по хозяйству изведут вон из памяти воспоминанья о Луповицах. И не вспомнишь про тамошних людей. А замуж тебе пора. Теперь то возьми: теперь у тебя большие достатки, как ты с ними управишься? Правда, тятенька Патап Максимыч вступился в твое сиротство, но все ж он тебе чужанин, а сродников нет у тебя ни души: да тятенька и в отлучках часто бывает, и лета его уж такие, что - сохрани бог, от слова не сделается и с ним то же может приключиться, что с твоим покойником. На дядю надеешься? Так выйдет ли он из полону, нет ли, одному богу известно. А ежель и выйдет, что за делец будет?
Столько годов проживши в рабстве у бусурман, не то что от наших дел отстал, а пожалуй, и по-русски-то говорить разучился. К тому ж и он уж человек не молодой, и к нему старость подошла. Он же не только тебя никогда не видывал, а даже не знает, что и на свете-то ты есть. Как ему сберечь твое добро, не зная русских порядков? Правду ль я говорю?
- Конечно, правду,- поникнув разгоревшимся личиком, сказала Дуня.
- Иное дело - замужество,- продолжала Аграфена Петровна.- Хоть худ муженек, да за мужниной головой не будешь сиротой; жена мужу всего на свете дороже.
Не отвечала Дуня, крепко призадумалась над речами друга сердечного и противного слова не могла ей сказать.
- А что, Дунюшка, пошла бы ты за Петра Степаныча, если б он к тебе присватался? - спросила вдруг у ней Аграфена Петровна. Слезы выступили у Дуни.
- Не знаю,- она молвила.
- Его-то знаешь,- подхватила Аграфена Петровна.- И то знаешь, что он по тебе без ума. Сам он мне о том сказывал и просил меня поговорить с тобой насчет этого... Сам не смеет. Прежде был отважный, удалой, а теперь тише забитого ребенка.
Молчала Дуня, но Аграфена Петровна по-прежнему приставала к ней:
- Скажи, Дунюшка, скажи, моя милая. Ежели хочешь, словечка ему не вымолвлю. Пошла бы ты за него али нет?
По-прежнему Дуня ни слова.
- Не сионская ли горница тревожит тебя?.. Не об ней ли вспоминаешь? Не хочешь ли сдержать обещание вечного девичества, что обманом взяли с тебя? сказала Аграфена Петровна. Встрепенулась Дуня при этих словах.
- Нет, нет! - вскрикнула она.- Не поминай ты мне про них, не мути моего сердца, богом прошу тебя... Они жизнь мою отравили, им, как теперь вижу, хотелось только деньгами моими завладеть, все к тому было ведено. У них ведь что большие деньги, что малые - все идет в корабль.
- Да не в том дело,- прервала ее Аграфена Петровна.- Пошла ли бы ты за Петра Степаныча? Вот о чем я тебя спрашиваю... Пожалей ты его... Он, бедняжка, теперь сам не свой, от хлеба даже отбился. Мученик, как есть мученик... Что ж ты скажешь мне? Пошла бы?
Крепко прижалась Дуня лицом к плечу подруги и чуть слышно прошептала ей:
- Что ж нейти, коли есть на то воля божия... И, сказавши, громко зарыдала.
- Так я скажу ему. Поскорей бы уж делу конец... Что томить его понапрасну? - молвила Аграфена Петровна.
- Ах нет, Груня, не говори,- вскликнула Дуня.- Как это можно?
- Ежели станем молчать, ни до чего не домолчимся,- сказала Аграфена Петровна.- Непременно надо вам переговорить друг с другом, а там - что будет богу угодно.
- Ах, нет!.. Нет, ни за что на свете! У меня и слов не достанет,вскликнула Дуня.
- Так ин вот что сделаем,- сказала Аграфена Петровна.- Так и быть, хоть я еще и молода, пойду в свахи. Потолкую с ним, а потом и с тобой слажу. Ладно ли будет?..
- Не знаю. Делай как лучше,- чуть слышно прошептала Дуня.
И всю ночь после того глаз не могла сомкнуть она, думы так и путались у ней на уме. А думы те были все об одном Петре Степаныче, думы ясные и светлые. Тут вполне сознала Дуня, что она полюбила Самоквасова.
Заснула только под утро, и во сне ей виделся только он один.
Утром Аграфена Петровна передала Петру Степанычу, что Дуня не прочь за него идти. Он так обрадовался, что в ноги молодой свахе поклонился, а потом заметался по горнице.
- Так и быть, сведу вас,- сказала Аграфена Петровна,- только много с ней не говорить и долго не оставаться. Ведь это не Фленушка. Робка моя Дуня и стыдлива. Испортите дело - пеняйте на себя. Сама при вас буду - меня во всем извольте слушаться; скажу: "довольно" - уходите, скажу: "не говорите" молчите.
Вечером, когда Дуня с Аграфеной Петровной сидели вдвоем, вошел к ним Петр Степаныч. Не видавши целый день Дуни, он низко ей поклонился, а она ответила едва заметным поклоном. Все трое молчали.
- Я, Петр Степаныч, по вашей просьбе, говорила с Дуней насчет ваших намерений,- начала Аграфена Петровна.- Вот она сама налицо, извольте спрашивать, как она думает.
Неровной, медленной поступью подошел Самоквасов к Дуне. Хочет что-то сказать, да слова с языка не сходят. Сам на себя дивится Петр Степаныч никогда этого с ним не бывало. Нет, видно, здесь не Каменный Вражек, не Комаровский перелесок.
- Да говорите же! - вскликнула с нетерпеньем Аграфена Петровна.
Оправившись от смущенья, тихим, взволнованным голосом, склонив перед Дуней голову, сказал он:
- Ежели не противен... не откажите... явите божескую милость... Богом клянусь - мужем добрым буду, верным, хорошим.
У Дуни в глазах помутилось, лицо вспыхнуло пламенем, губы судорожно задрожали, а девственная грудь высоко и трепетно стала подниматься, потом слезы хлынули из очей. Ни слова в ответ она не сказала.
- Согласны ль будете выйти, Авдотья Марковна, за меня? - спустя немного промолвил Петр Степаныч. Дуня через силу прошептала:
- Да.
- Ну и слава богу,- радостно вскликнула Аграфена Петровна.- Домолчались до доброго слова!.. Теперь, Петр Степаныч, извольте в свое место идти, а я с вашей невестой останусь. Видите, какая она - надо ей успокоиться.
- На одну минутку,- не помня себя от восторга, вскликнул Самоквасов и вынул из кармана дорогое кольцо.- Так как вас, Авдотья Марковна, Аграфена Петровна сейчас назвала моей невестой и как я сам теперь вас за невесту свою почитаю, то нижайше прошу принять этот подарочек. Дуня не брала кольца.
- Возьми, Дунюшка,- молвила Аграфена Петровна.- Так водится.
Нерешительно и робко протянула Дуня руку. Петр Степаныч положил в нее подарок.
- Теперь ступайте с богом, Петр Степаныч, оставьте нас,- промолвила Аграфена Петровна. Самоквасов молча повиновался.
