Лизюков ещё не знал, что командир 148 тбр уже не мог услышать его благодарности, даже если бы она и прорвалась к нему через эфир. Он не ведал, что подполковник Михайлин утром сгорел в своём танке и уже не ответит ему никогда.
Я думаю, что отсутствие в течение многих часов всяких донесений от 148 тбр в совокупности с полным радиомолчанием имевшихся в бригаде раций вызывало у оставшихся на КП командиров, и в первую очередь у самого Лизюкова, не только всё возрастающее волнение, но и самые дурные предчувствия. То же самое можно сказать и о комиссаре бригады, который, судя по документам, не находил себе места в тот день и действовал сумбурно и импульсивно.
Из показаний помначштаба 148 тбр капитана Пуциенко, полученных в ходе расследования полковника Сухоручкина, следует, что батальонный комиссар Лесной «в штаб своей бригады не явился, от генерала Лизюкова пошёл в 26 тбр, присоединил к ней оставшиеся 3 танка КВ и собирался идти на поддержку своей бригады»[136]. Однако желание Лесного немедленно выступать на выручку своих боевых товарищей не нашло понимания со стороны командования 26 тбр, которое явно выжидало (формально — пережидало в роще бомбёжки и обстрелы) каких-то более благоприятных условий для начала активных действий, а возможно, просто не решалось выступить из рощ на высоту под сильным огнём.
Впоследствии, детально изучив ход операции и опросив должностных лиц и свидетелей, начальник АБТВ Брянского фронта полковник Сухоручкин счёл такие действия (а вернее — бездействие) командования 26 тбр преступными и просил военсовет Брянского фронта предать виновных суду военного трибунала[137].
Очередной устный приказ Лизюкова о «вводе в прорыв» командование 27 тбр получило в 15:30[138]. Надо думать, что такой же приказ получило и командование укрывавшейся в роще 26 тбр. Согласно этому приказу, 27 тбр должна была сосредоточиться на южной окраине Большой Верейки к 17:00 в готовности наступать за 26 тбр. Но в назначенный срок 26 тбр сосредоточиться в исходном районе не смогла и собралась там только через 2 часа! Казалось бы, налицо преступное невыполнение приказа старшего начальника, но на поверку всё выходило сложнее, и явных виновных в этом не оказалось. Дело в том, что как раз во второй половине дня бригада наконец-то получила в качестве пополнения 15 новых Т-34 с новыми же экипажами. Танки не были осмотрены и полностью заправлены, а необстрелянным экипажам предстояло идти в бой чуть ли не в час прибытия. Нужно было хоть как-то подготовить поступившую матчасть к бою и, хотя бы наспех, довести до экипажей поставленную задачу[139].
О необходимости проведения рекогносцировки и разведки, о получении и проработке данных о противнике и его средствах ПТО, о вопросах организации взаимодействия и связи речи в таких условиях уже не шло — успеть бы вовремя двинуть вперёд танки! Приходится ещё и ещё раз сожалеть о том, что «ввод в бой» только что прибывшего в части молодого пополнения нередко проходил именно так. Стоит ли удивляться, что, не разобравшись ни в местности, ни в обстановке, даже толком не усвоив поставленные им задачи, неопытные экипажи зачастую терялись на поле боя и, не нанося серьёзного урона противнику, теряли свои машины, порой били по своим, а то и гибли в первом же бою.
В 17:00 Лизюков приехал на КП 167 сд в Суриково, где согласовывал с командованием дивизии совместные действия в предстоящей атаке[140]. Для 167 сд это был второй день боевых действий во всей её короткой истории, и естественные трудности боевого становления дивизии сильно усугублялись крайне тяжёлой обстановкой на поле боя. В первый же день вышло из строя значительное число комсостава, в том числе и командир 520 сп майор Дубов, получивший тяжелое ранение[141].
Не имея своей артиллерии, командир 2 ТК рассчитывал на мощное артиллерийское воздействие на оборону противника артиллерии 167 сд, с помощью которого танки корпуса могли бы преодолеть ПТО врага на высоте 188,5 и пойти вперёд. Артполк дивизии имел на вооружении орудия большого калибра и вместе с артиллерией стрелковых полков имел возможность подавить огнём немецкие ПТО на участке прорыва. Но… Лизюкова ждал очередной удар: на КП 167 сд ему сообщили, что артиллерия дивизии осталась почти без снарядов, так как немецкая авиация уничтожила её артсклад в Фомина-Негачевке[142].
При этом погибли начальник артснабжения дивизии, инспектор артснабжения, ранен начальник артсклада, были убитые и раненые среди красноармейцев[143]. По воспоминаниям начальника артиллерии 167 сд Ботко П. И., в результате снарядного голода был установлен лимит расхода боеприпасов в размере… полснаряда в сутки на одну пушку! То есть батарея из 4 орудий могла выстрелить два (!) снаряда в день![144] В схожем положении оказалась и соседняя 193 сд, где из-за отсутствия снарядов артполк дивизии прекратил стрельбу и был вообще отведён во второй эшелон[145].
Поэтому на мощную поддержку артиллерии 167 сд Лизюкову рассчитывать не приходилось. Тем не менее командир 2 ТК договорился о совместной атаке корпуса с дивизией (о каких-либо договорённостях с 118 тбр, действовавшей в том же районе, упоминаний в документах нет).
Около 6 часов вечера Лизюков и его офицер связи старший лейтенант Васин прибыли в Большую Верейку, где побывали в расположении 27 тбр и 2 мсбр, а оттуда опять поехали на КП корпуса в Крещенку. Лизюков приказал Васину ехать в штаб корпуса и передать его приказ: «Руководителям штаба выехать в 26 тбр Малая Верейка и руководить подготовкой боем»[146]. Очевидно, он хотел, чтобы штабные работники своим личным присутствием подтолкнули чересчур оглядчивое командование 26 тбр на активные действия и на месте контролировали выполнение отданного им приказа.
Затем, примерно в 19:00 22 июля, Лизюков и Ассоров сели в КВ и отправились с КП 2 ТК в Большую Верейку, чтобы управлять ходом боя с передового НП. Оперсводка штаба 2 ТК даёт нам веские основания полагать, что вечером 22 июля командир корпуса считал, что ушедшая в ночной рейд 148 тбр находится в районе Сиверцево-Каверья, всего в 12–14 километрах от района начавшегося боя[147]. Прорваться к ней остальными бригадами корпуса становилось для Лизюкова главной задачей дня.
Глава 6
148 тбр в тылу врага
Начальник штаба 148 тбр майор Михалев и 4 человека из его уцелевшего экипажа оставались в районе высоты 195,8 всё утро. Их танк, как и все другие машины бригады, вступившие в бой на этой высоте, был подбит, а затем сожжён противотанковой артиллерией противника. Оставшиеся в живых танкисты прятались в высоких посевах и ждали подхода 26 и 27 тбр. Увы, бригады не появлялись. Прошёл час, потом два, потом и три. Звуки боя доносились с полей северо-западнее, но никак не приближались к высоте. Наступил полдень. Бригад не было. И тогда майор Михалев принял решение больше не ждать, а выходить к своим через линию фронта. Такое же решение раньше или позже приняли и другие скрывавшиеся в поле танкисты. Остатки экипажей 260 тб начали опасный путь назад, пробираясь по полям на север[148]. 13 их сожженных танков с останками сгоревших в них танкистов оставались за их спинами печальными памятниками погибшему батальону.
Дойдя до Медвежьего, 89-й танковый батальон в составе 4 КВ и 2 Т-60 с 8 часов утра ждал здесь подхода главных сил корпуса. Экипажи оставались в деревне, даже когда стало ясно, что район расположения батальона окружает противник. Танкисты видели подход вражеских автоматчиков, вели по ним огонь, но те постепенно, но неуклонно подбирались всё ближе. Этому во многом способствовала высокая рожь, которая хорошо скрывала пехоту, но не могла скрыть танки. Что оставалось делать танкистам? Гоняться за автоматчиками по полю? Но те легко прятались в посевах, меняли позицию и появлялись уже в другом месте. К тому же горючего в танках оставалось всё меньше, да и запас боеприпасов был не безграничен. Мотострелков сопровождения у танкистов не было, и отогнать подкрадывавшихся с разных сторон солдат противника у них не было возможности.
Вскоре произошло то, чего можно было ожидать в создавшемся положении: в танки полетели «зажигательные бутылки». Но, как это можно понять из отчёта 89 тб, ни одна из них не причинила вреда танкам: немецкие пехотинцы явно боялись подходить ближе, кидали бутылки издалека, и они не долетали до цели. Но окружённым и буквально обложенным со всех сторон врагом экипажам явно было не по себе. Они осознавали, что дальнейшее стояние на месте неизбежно приведёт к тому, что рано или поздно кто-то из «метателей» обязательно попадёт в цель.
Майор Ильченко, который в отсутствие подполковника Михайлина возглавил бригаду (вернее её остатки), принял решение выйти из деревни на высоты. Разгоняя и уничтожая встречающихся на пути вражеских солдат, танки легко прорвали «окружение» и двинулись на северо-восток. Через 2 километра батальон остановился в районе западнее деревни Пайково и опять стал ждать подхода бригад корпуса. Шло время. Бригады не подходили.
