Дождавшись появления Вебера и Покотилова и продолжая тему, Бринер грустно поцокал языком, - Да, пять долгих месяцев в запертом льдами городе являются причиной всех этих адюльтеров и сумасбродств. А самоубийства? Не проходит и месяца, чтобы не услышать об одном-двух, а то и трех разом. И ведь прекрасные молодые люди - офицеры, либо чиновники с университетским образованием.
- Опасно есть военный флот зимовать в Япония, - с германской прямолинейностью подправил разговор в нужное русло фон Меллендорф.Бринер смешался, но тут же нашелся.
- Карл Иванович, - обратился он к Веберу, - расскажите, ради бога, еще раз ту захватывающую историю о потоплении в позапрошлом году японцами английского парохода, перевозившего китайских солдат в Корею. Какая иллюстрация беспомощности китайцев!
- Да, да, просим, просим, - собравшимся, как заметил Ивашников, весьма импонировала тема о превосходстве белой расы над азиатами. Хотя, в данном случае, китайцев-то побили японцы, такие же азиаты.
- Я слышал эту историю от непосредственного участника сией баталии, Вебер не чурался витиеватых, старославянских выражений, - фон Генекена. Этот германский офицер пробыл целых двадцать лет в Китае в качестве военного инструктора и сделал очень многое для обучения китайской армии. Так вот, когда начался конфликт между Японией и Китаем из-за Кореи, китайцы зафрахтовали английский пароход "Као-Шин", погрузили на него тысячу двести солдат во главе с фон Генекеном и отправили в Ассан - порт примерно в пятидесяти милях к юго-востоку от Чемульпо. За сутки до этого японцы имели морской бой у Ассана с китайскими боевыми кораблями, причем китайский броненосец "Чейен", попав в безвыходное, казалось бы, положение, поднял белый флаг, а затем с чисто восточным коварством внезапно обстрелял уверовавших в собственную победу японцев и удрал от них. Представьте настроение японцев, когда, проверяя, какой груз везет английский пароход, они обнаружили там китайских солдат. Японцы предложили находившимся на пароходе европейцам съехать на берег, но китайцы им этого не позволили, а принялись поднимать спрятанные в трюме орудия на палубу, чтобы обороняться. Тогда японцы пустили мину, которая взорвалась у угольных ям "Као-Шина". Пароход стал тонуть. Люди попрыгали за борт, а оставшиеся на пароходе принялись стрелять в плавающих. Фон Генекен чудом спасся и потом рассказывал нам, собравшимся у германского консула в Чемульпо: несчастные, обезумевшие, не умеющие плавать дикари имели безумную идею, что если им суждено погибнуть, то чтобы никто из их собратьев тоже не остался жив, и потому стреляли в своих плавающих вокруг соплеменников.
Слушатели бурей негодования осудили этот варварский обычай.
- Фон Генекен? - громко переспросил Меллендорф. - Это не тот ли офицер, который сооружать военный крепость Дагу, Порт-Артур, Вэй-хай-вэй? О, Порт-Артур, - он в восхищении закатил глаза, - прекрасный гавань, никогда нет лед, неприступный крепость!
- Крепости для базы русской тихоокеанской эскадры лучше и не придумаешь, - вторил ему Бринер.
И они оба уставились желтыми наглыми глазами на Вебера и Покотилова.
На следующий день Минаева и Ивашникова вызвал к себе господин Вебер. Слуга-кореец открыл перед ними высокие белые с тонкой резьбой деревянные двустворчатые двери кабинета посланника и согнулся в глубоком поклоне. Когда офицеры вошли, Вебер и Покотилов, удобно устроившись в кожаных креслах с сигарами в руках, о чем-то вполголоса беседовали. Посланник предложил им сесть на низкую банкетку, обитую темно-коричневым шелком с белыми разводами лилий, желая тем самым, видимо, подчеркнуть неофициальность предстоящего разговора. Офицерам же, одетым в военную лагерную форму - китель с шарфом и тугие ремни портупеи - на низенькой банкетке сидеть оказалось очень неудобно. Карл Иванович Вебер в обращении был сух, строго официален, несколько надменен. В миссии его все побаивались, а потому демонстрация им демократизма насторожила Ивашникова. К тому же Вебер был человеком весьма штатским, лет под шестьдесят, в юности попавшим учеником русского посольства в Пекин и прожившим всю жизнь на Востоке, и видимо поэтому считал всех военных званием ниже полковника равными между собою юношами; разговаривать, впрочем, он стал с поручиком Минаевым.
- У нас с господином Покотиловым к вам маленькое поручение. Надо съездить на недельку в Порт-Артур и осмотреть там бухту, город, окрестности. Словом, вы должны знать, как человек военный... И боже упаси, чтобы в вас признали русских офицеров. Кем-нибудь... Немцами опасно, там они обязательно есть, в Китае довольно много их военных инструкторов, вдруг сфальшивите. Лучше англичанами или американцами. Особенно американцами - среди них сброд разноплеменный. Но не задерживайтесь. Дмитрий Дмитриевич, - он кивнул в сторону Покотилова, - к началу ноября оставит нас.
Через три дня два гражданина Североамериканских соединенных штатов мистер Моррисон, глава калифорнийской строительной фирмы "Моррисон энд санс", и мистер Чанг, переводчик, представитель третьей генерации китайцев-эмигрантов, прибыли в Пхеньян. У центральной, лучшей в городе гостиницы, они вышли из носилок, которые несли восемь человек, тощие, едва ли не изможденные, кули - носильщики паланкинов, заплатили им два рина вполне достаточно, американцы - люди деловые, а не щедрые аристократы, и вошли в прохладный вестибюль. Гостиница представляла собою обычное корейское жилое покосившееся от древности строение - буковкой П, с высокой массивной, крытой неважной пористой черепицей крышей, с циновками на полу и канами в номерах. Единственное на чем могли остановиться глаза - это на циновках, больших, сплетенных из особой травы квадратных ковриках со стороной футов в восемь и яркими цветными узорами в центре.
По предложенной Олегом Николаевичам легенде, они были деловыми людьми, прибывшими в Корею заключить контракт на строительство железной дороги Сеул - Пхеньян - Ийджу - Аньдун. Этим же можно было объяснить проведение ими глазомерной топографической съемки по дороге. Местные чиновники-янбани были свирепы в отношении своих сограждан, но иностранцев не трогали, в крайнем случае довольствовались долларовой купюрой. Японцы же довольно ревниво подозрительно относились ко всем иностранцам, а к русским в особенности.
Движение на разбитых каменистых дорогах было оживленным. На переправах через горные речки, вспухшие после недавнею тайфуна, которые осенью часты, царило столпотворение. Перетягиваемые канатами большие плоскодонные лодки и паромчики забивались людьми до такой степени, что вода переливала через борта. Но вокруг них всегда был вакуум; люди, судя по их поведению и довольно косым взглядам, относились к ним недружелюбно, если не враждебно. Простолюдины-корейцы были твердо уверены, что все напасти - войны, голод, мор, безжалостные янбани - все это от нашествия иностранцев. Не стесняясь, а скорее думая, что иностранцы не знают их языка, они рассказывали друг другу сказочки о якобы процветавшей прежде Корее, пока иностранные червяки, особенно японцы, не наводнили ее.
Оставив большие кожаные чемоданы в номерах, американцы отправились знакомиться с городом.
Пхеньян, главный город северной Кореи, в далеком прошлом ее столица, являлся важнейшим узлом путей, идущих с юга, востока и севера. С запада по реке Дай-Тако город был связан с морским портом пароходным сообщением, Город был обнесен каменной стеной шириной в шесть метров у основания и высотой в десять метров и являлся как бы естественной цитаделью с периметром верст в девять и четырьмя резко очерченными фронтами. Правый берег реки Дай-Тако на всем протяжении командовал левым. Около Пхеньяна долина реки значительно расширялась и, особенно на левом берегу, образовывала обширную открытую равнину. Среди этой равнины Пхеньян и его окрестности представляли собой группу холмов, командовавших окружающей местностью. Поворот реки у северней части города образовал выступ, с которого можно было держать под обстрелом всю долину реки.
- Удобнейшее место для обороны, - воскликнул поручик Минаев.
- От кого вы здесь собираетесь обороняться? - с иронией спросил Ивашников.
- Вам, прапорщик, как разведчику, должны быть ясны устремления России в Маньчжурию, Китай, Корею. Ялу и Порт-Артур станут форпостами, а противником нашим будет не раздираемый иностранцами Китай, а молодая хищница Япония. Заметьте, японцы уже везде чувствуют себя в роли хозяев.
- Вы как пифия, предсказываете будущее.
- Газеты читайте, юноша, будущее в них уже расписано.
И он оказался прав. Через семь лет и четыре месяца Ивашникову придется воевать именно в этих местах. Но об этом позже.
Переправляясь из Ийджу через реку Ялу в Аньдун, город на китайской территории, они попали в большую неприятность. Широкая и длинная шаланда вместила довольно много китайцев, возвращавшихся к себе на родину после выполнения каких-то работ в Корее. Человек пятьдесят их было. Ивашников и Минаев разместились на чуть приподнятой корме. Шаланда приводилась в движение большим парусом, поднимаемым на мачту при помощи двух тонких канатов, и, у берега, весел. Шумно и весело переговариваясь, китайские парни заняли среднюю и носовую части шаланды. Паромщик сбросил причальный канат с берегового бревна и шаланду тихонечко понесло течением от берега. Пора было поднимать парус. Паромщик, недовольно поглядывая на иностранцев, визгливо велел молодым пассажирам-китайцам браться за канаты. Они, полные желания скорее вернуться домой, весело дернули, подняв парус до середины мачты, дернули еще раз и парус взлетел наверх. Озорничая, они дернули еще раз, одна из веревок лопнула и свободный конец рея упал вниз, разбив до крови голову стоившему под ним пассажиру. Люди бросились от падающего рея к противоположному борту, шаланда сильно накренилась, едва не опрокинулась, а многие попадали. Причина была ясна с самого начала - старая гнилая веревка не выдержала дружного рывка молодых здоровых парней, спешащих домой, но лодочник, старый беспокойный китаец, явно желая отвести вину от себя, закричал, указывая на хорошо одетых иностранцев, - Янгуйцзы - Заморские дьяволы! Это они во всем виноваты. Их надо убивать. Выбросите их в реку, иначе мы все утонем.
