Ответ генерала Сибли:
«Вороненок! Ты убил много наших людей без достаточных на то оснований. Верни мне пленных под белым флагом, и я стану разговаривать с тобой, как с человеком».
Вороненок не намерен был возвращать пленных, пока Длинный Торговец не заявит определенно, собирается ли он осуществлять сказанное губернатором Рэмзи об истреблении или изгнании индейцев санти. Он хотел использовать их при переговорах. Однако на советах различных групп возникли серьезные разногласия из-за того, какой линии поведения должны держаться санти до тех пор, пока войска Сибли не достигнут реки Йеллоу-Медисин. Пол Мазакутемане из сиссетонов Верхнего агентства обвинил Вороненка в том, что тот начал войну. «Отдай мне всех этих пленников, — требовал он. — Я отправлю их к их друзьям… Прекрати борьбу. Никто из сражающихся с белым народом никогда не становится богатым и никогда не остается два дня кряду на одном месте, он вечно бежит и вечно голоден».
Вабаша, участвовавший в битвах при форте Риджли и Нью-Ульме, тоже был склонен открыть путь миру, освободив пленных, но его зять Рда-ин-йан-ка защищал позицию Вороненка и большинства воинов: «Я за продолжение войны и против освобождения пленных. Я не уверен, будут ли белые придерживаться каких-либо заключенных ими соглашений, если мы выдадим пленных. С тех пор как мы стали заключать с ними договоры, их агенты и торговцы грабят и обманывают нас. Некоторых наших людей они застрелили, некоторых повесили, других бросили на плавучий лед и утопили, а многие умерли от голода в их тюрьмах. Наш народ и не думал убивать кого-либо из белых, пока эти четверо не вернулись из Актона и не рассказали о том, что они сделали. А когда они рассказали, все молодые люди возбудились и начали резню. Те, кто постарше, предотвратили бы резню, если бы могли, но со времени заключения договоров они утратили все свое влияние. Мы можем жалеть о случившемся, но дело зашло слишком далеко, и ничего уже не поправишь. Мы должны умереть. Давайте же убьем как можно больше белых, и пусть пленники умрут вместе с нами».
12 сентября Вороненок дал Длинному Торговцу последнюю возможность прекратить войну без дальнейшего кровопролития. В своем послании он заверил Сибли, что с пленными обращаются хорошо. «Я хотел бы узнать у Вас как у друга, — добавил он, — каким образом я мог бы добыть мир для моего народа».
Втайне от Вороненка в тот же день Вабаша отправил Сибли письмо, в котором называл Вороненка виновником войны, а также утверждал, что он (Вабаша) является другом «добрых белых людей». Однако Вабаша не упомянул о том, что несколькими неделями ранее он сражался с белыми у форта Риджли и Нью-Ульма. «До сих пор меня сдерживали, грозя убить за любую помощь белым, — заявлял Вабаша, — но теперь, если Вы назначите мне место встречи, я сам и несколько моих друзей возьмем столько пленных, сколько сможем, и с нашим кланом придем в любое место, которое Вы назначите».
Сибли немедленно ответил на оба послания. Он бранил Вороненка за отказ выдать пленных, говоря, что такие действия не могут способствовать заключению мира, но оставлял без внимания призыв вождя найти способ прекращения борьбы. Вместо этого Сибли написал длинное письмо предателю Вабаше, подробно проинструктировав его, как, используя белый флаг, передать пленных. «Я буду рад принять всех подлинных друзей белых, — обещал Сибли, и, чем больше они приведут пленников, тем лучше. Однако я достаточно силен для того, чтобы подавить всех тех, кто встанет на моем пути, и покарать тех, кто обагрил свои руки невинной кровью».
Получив холодный ответ Длинного Торговца на свою просьбу, Вороненок понял, что нет никакой надежды заключить мир иным способом, кроме унизительной капитуляции. Если солдат не удастся разбить, индейцы санти-сиу обречены на смерть или изгнание.
22 сентября разведчики донесли, что солдаты Сибли прибыли в лагерь на Лесном озере. Вороненок решил дать им бой, прежде чем они достигнут Йеллоу-Медисин.
«Все наши военные вожди и все наши лучшие воины были тут, рассказывает Большой Орел. — Мы чувствовали, что это будет решающее сраженье в этой войне». Вновь, так же как при Бёрч-Кули, индейцам удалось бесшумно устроить засаду для солдат. «Нам было слышно, как они смеются и поют. Когда все приготовления были закончены, мы с Вороненком и еще несколько вождей поднялись на западный холм, чтобы лучше видеть бой, когда он начнется…
Настало утро, и одна случайность расстроила наши планы. По какой-то причине Сибли не выступил ранним утром, как мы ожидали. Наши воины лежали в своих укрытиях и терпеливо ждали. Некоторые были совсем близко от лагерных укреплений, в овраге, но белые не заметили ни одного из наших людей. Не думаю, чтобы им удалось обнаружить нашу засаду. Казалось, прошло уже довольно много времени с рассвета, когда четыре или пять фургонов с некоторым количеством солдат выехало из лагеря в направлении старого агентства возле Йеллоу-Медисин. Потом мы узнали, что солдаты сами, без приказания, поехали нарыть картошки неподалеку от агентства, в пяти милях от лагеря. Они ехали через степь прямо туда, где лежали наши цепи. Несколько фургонов двигалось не по дороге, и, если бы они продолжали движение, они бы переехали прямо через наших людей, лежавших в траве. Наконец они подъехали так близко, что нашим людям пришлось подняться и открыть огонь. Конечно, тут же завязался бой, однако не так, как мы замышляли. Вороненок видел это и был очень огорчен…
Индейцы, завязавшие бой, действовали удачно, но сотни наших людей не вступили в сраженье и не произвели ни одного выстрела. Они были слишком далеко. Люди, находившиеся в овраге, и та цепь, которая связывала их с теми, кто был на дороге, приняли на себя основную тяжесть боя. Мы, бывшие на холме, делали все, что в наших силах, но нас вскоре оттеснили. Здесь погиб Манкато — мы лишились очень искусного и отважного воина. Его убило ядром, которое было почти на излете, так что он не боялся, а оно поразило его, лежавшего в траве, в спину. Белые напали на нас и выбили наших людей из оврага, и на этом сражение кончилось. Мы довольно беспорядочно отступили, хотя белые не пытались нас преследовать. Мы уходили по широкой степи, но их кавалеристы не последовали за нами. Мы потеряли четырнадцать или пятнадцать человек убитыми, многие были ранены. Несколько раненых потом умерло, но я не знаю сколько. Мы не смогли унести трупы, но вынесли всех раненых. Белые скальпировали наших мертвых, так я слышал». (После того как солдаты изуродовали трупы индейцев санти, Сибли издал приказ, запрещающий подобные действия: «Тела убитых, пусть даже жестоких врагов не должны подвергаться оскорблениям со стороны цивилизованных христиан».)
Вечером этого дня санти разбили лагерь в двенадцати милях от Йеллоу-Медисин, и там вожди держали последний военный совет. Теперь почти все были убеждены в том, что Длинный Торговец слишком силен для них. Лесные сиу должны были сдаться или бежать к своим родичам степным сиу, жившим в степях Дакоты. Те, кто не принимал участия в боях, решили остаться и сдаться, уверенные в том, что выдача белых пленников навеки обеспечит им дружбу Длинного Торговца Сибли. К ним присоединился Вабаша, убедивший и своего зятя Рда-ин-йан-ку остаться. В последний момент решил остаться и Большой Орел. Кто-то из метисов уверил его в том, что, если он сдастся, он будет лишь на некоторое время задержан как военнопленный. Большому Орлу еще предстояло горько пожалеть об этом решении.
На следующее утро, огорченный поражением и ощущая тяжесть своих шестидесяти лет, Вороненок обратился с последней речью к своим сторонникам. «Мне стыдно называться индейцем сиу, — сказал он. — Семьсот наших лучших воинов были разбиты вчера белыми. Теперь нам остается только бежать и рассеяться по долине, подобно волкам и бизонам. Конечно, у белых есть пушки-повозки, конечно, их оружие лучше нашего, и их гораздо больше, чем нас. Но мы все равно должны были разбить их, ибо мы — отважные сиу, а белые — трусливые женщины. Я не отвечаю за это позорное поражение. Должно быть, это дело рук предателей, имеющихся среди нас». Затем он, Шакопи и Целебная Бутылка приказали своим людям разбирать вигвамы. В несколько фургонов, принадлежавших агентству, они погрузили свое добро и провизию, своих женщин и детей и двинулись на запад. Месяц Дикого Риса (сентябрь) был на исходе, близилось время холодных лун.
26 сентября при содействии Вабаши и Мазакутемане, выкинувших белый флаг, Сибли вступил в лагерь санти и потребовал немедленной выдачи пленных. 107 человек белых и 162 метиса были освобождены и переданы солдатам. На состоявшемся затем совете Сибли объявил, что санти должны рассматривать себя как военнопленных до тех пор, пока он не выявит среди них и не повесит виновных. Вожди, ратовавшие за мир, выступили с подобострастными изъявлениями дружеских чувств, вроде следующего заявления Пола Мазакутемане: «Я вырос, как дитя в вашей семье. Я вскормлен вами, и теперь я беру вашу руку, как дитя берет руку своего отца… Я считаю всех белых людей своими друзьями с их же благословения».
