«…Применение на первых порах самого ужасного террора, — читал Урицкий, — вплоть до расстрела включительно, следуя заповеди: два ока за око, два зуба за зуб. Благоприятнее и желательнее всего в рабочих кварталах».
— Благоприятнее, — вслух повторил Урицкий. — Слово-то подобрали. Доброе! А дела злые.
Через час в Смольном он уже докладывал о заговоре. Были приведены в боевую готовность красноармейские части, усилены органы ЧК, взяты под охрану военные объекты.
Урицкий сам объехал добрую половину города, проверяя посты охраны, давая указания на местах. Домой добрался на рассвете, а утром ему уже доложили по телефону:
— Задержан бывший царский офицер Фельденкрейц— владелец бумаг из обнаруженного тайника.
— Доставьте на Гороховую, — приказал Урицкий.
Каждый раз, ожидая привода задержанных, он немножечко волновался. Никак не мог освоиться с тем, что роли переменились: не его ведут на допрос к жандармскому чину, а к нему приводят врагов революции. А его-то доставляли на беседы к чинам охранки частенько!..
В первый раз это было в Киеве. Допрашивал сам генерал Новицкий.
Мрачноватый был у генерала кабинет. Даже шторы приспущены. Огромный стол с аккуратными папками бумаг. Среди них и его «дело» — «Дело бывшего студента Киевского университета, уроженца города Черкассы Моисея Урицкого…»
Жандармский генерал выглядел уставшим. Еще бы. Двадцать лет беспорочной службы царю и отечеству. Двадцать лет с того дня, как он поклялся «навести порядок» не только в Киевской губернии, но и по всей Малороссии. Двадцать лет, как ничего у генерала Новицкого не получается.
При той, первой встрече генерал даже выдавил на лице что-то наподобие улыбки:
— Очень, очень рад вас видеть, уважаемый профессор конспирации! Так вас, кажется, зовут восторженные почитатели. Присаживайтесь, господин профессор. Впрочем, посоветуйте своим так называемым товарищам разжаловать вас в доценты. Конспирация не удалась. Мои люди все-таки выследили вас. И подпольную типографию нашли тоже. Так что придется — в доценты…
Что он ответил тогда самодовольному генералу? Кажется, так:
— Я не разделяю вашей радости по поводу сегодняшней встречи. Хотя бы потому, что не уважаю вас. Лично для меня вы отнюдь не серьезный противник. Если применять вашу же табель о рангах, то вы в моем представлении далеко не профессор и даже не доцент. Вы занимаете место где-то между студентом и вольнослушателем. Ваши собственные подчиненные не принимают вас всерьез.
Да, вроде бы так. Немного нахально, но ведь сколько лет тогда ему, Урицкому, было!..
Из мрачноватого кабинета генерал Новицкий отправил его прямо в Лукьяновскую тюрьму. И что скрывать, камера тогда показалась ему светлее!
Кто-то зажег свечу:
— Урицкий!
Друзья навалились гурьбой, затискали, затормошили. Пришлось даже охладить их пыл и сказать:
— Эге!.. Кажется, больше всего рад моему заключению свой же брат революционер.
— Да, ну чудак… — хлопнул кто-то по плечу сзади.
И сразу же со всех сторон посыпались десятки вариантов побега. Смешные и наивные планы. Соглашаться с ними или спорить просто не было смысла.
— Нет, друзья, — сказал он тогда. — Давайте оставим подкопы и веревочные лестницы до лучших времен, а начнем с того, что организуем коммуну и попробуем побороться с администрацией тюрьмы…
Давно это было!.. Семнадцать лет назад.
Фельденкрейц сидел на краешке стула.
— Расскажите о плане военного переворота, — твердо потребовал Урицкий.
Кажется, именно этого Фельденкрейц ожидал меньше всего. Считал, что попал с бриллиантами старого Церса. А тут!.. Даже запираться бесполезно: на столе лежат его листки, исписанные карандашом, его план из среднего ящика письменного стола.
— К какой партии вы принадлежите?
— Я член Отечественного союза, — выдавил из себя Фельденкрейц. — Его цель — установление единоличной военной диктатуры.
— Какой пост занимали в организации?
— Начальника разведки.
— Назовите руководителей и подчиненных вам лиц. Фельденкрейц назвал всех, кого только мог вспомнить: он очень боялся за свою жизнь.
К лету обстановка в Петрограде еще более обострилась. Меньшевики и эсеры активизировали свою антисоветскую деятельность. На путь открытого террора встали правые эсеры.
20 июня в разгар избирательной кампании по выборам в Советы был убит член президиума Петроградского Совета, комиссар по делам печати, пропаганды и агитации В. Володарский.
Выступая на заседании Петросовета с сообщением об этом, Урицкий был бледен, но его взволнованный голос звучал твердо и уверенно:
— Убийство Володарского организовано правыми эсерами по указанию иностранной агентуры. Враги рабочей революции перешли к контрреволюционному террору — убийству из-за угла, но мы заявляем коротко и ясно, что ответим на это беспощадными карательными мерами!..
Урицкий со свойственной ему энергией, решительностью и работоспособностью выполняет наказ рабочих депутатов — ответить врагам революции их же оружием.
По его указанию Петроградская ЧК взяла на учет всех бывших белых офицеров. Были проведены аресты офицеров, скрывающихся от регистрации.
Однако в Петросовете нашлись люди, которым были не по душе решительные действия Урицкого. Левые эсеры, готовясь к контрреволюционному мятежу, пытались через комиссариат юстиции, где на руководящих постах были их лидеры, распустить Петроградскую ЧК или по крайней мере отстранить Урицкого от руководства карательными органами Петроградской коммуны. Это им частично удалось. Комиссариат внутренних дел был передан левому эсеру Прошьяну.
Ф. Э. Дзержинский решительно воспротивился попыткам распустить Петроградскую ЧК. В адрес Петроградского Совета он направил письмо следующего содержания:
«В газетах имеются сведения, что Комиссариат юстиции пытается распустить Чрезвычайную комиссию Урицкого. Всероссийская Чрезвычайная Комиссия считает, что в настоящий, наиболее обостренный момент распускать таковой орган ни в коем случае не допустимо, напротив, Всероссийская конференция чрезвычайных комиссий по заслушивании докладов с мест о политическом состоянии страны, пришла к твердому решению о необходимости укрепления этих органов при условии централизации и согласованной их работы, О вышеупомянутом Комиссия ВЧК просит сообщить товарищу Урицкому».
Нет, не удалось левым эсерам нейтрализовать грозного комиссара Урицкого. Робеспьер Петроградской коммуны, как его тогда называли друзья, остался на страже революционного порядка в Петрограде. И когда вслед за вспыхнувшим в Москве 6 июля левоэсеровским мятежом в Петрограде была предпринята попытка захватить власть, отряды чекистов блокировали штаб левых эсеров в бывшем Пажеском корпусе. На предложение сдаться эсеры ответили пулеметным огнем. Однако после получасового боя вынуждены были выставить белый флаг и были разоружены. Оперативно прошла ликвидация и районных штабов левых эсеров.
Питерские рабочие оценили решительные действия Урицкого и руководимых им чекистских отрядов. Урицкий вновь назначается комиссаром внутренних дел Союза коммун Северных областей.
Лето 1918 года в Петрограде выдалось жарким. Казалось, что даже деревянные шашечки, устилавшие Невский проспект, раскалились от солнца. «Жарко» было и на Гороховой, 2. Враги революции не успокаивались.
В конце июля, кладя на стол Урицкому очередную сводку донесений, секретарь заметил:
— Опять заговор против вас, Моисей Соломонович. Это, кажется, уже четвертый.
— Пятый, — уточнил Урицкий, — был еще выстрел в Таврическом.
Тогда, в январе 1918 года, после разгрома Учредительного собрания, он стоял у входа в Таврический дворец. Сухой треск винтовочного выстрела расколол морозный воздух. Пуля легко ранила Урицкого.
Его не удивляли попытки покушения. Борьба есть борьба. Он сам беспощаден к контрреволюционерам, и они платят ему ненавистью. А ненависти к молодой Стране Советов у ее врагов много. Белые войска, интервенты, заговорщики расстреливают даже стариков, женщин. Он этого допустить не может. Случайных, необоснованных расстрелов быть не может.
Президиум Петроградской ЧК по его предложению уже принял решение о том, что, если при вынесении приговора о расстреле хоть один член коллегии будет против, приговор в исполнение не приводить. И напрасно некоторые товарищи говорят, будто он выступает против расстрелов, обвиняют его в мягкотелости.
— Никакой я не мягкотелый, — ответил однажды Урицкий. — Если не будет другого выхода, я собственной рукой перестреляю всех контрреволюционеров и буду совершенно спокоен. Но поспешных решений быть не должно.
Свою точку зрения Урицкий отстаивал и на деле.
Еще в апреле в Москве был раскрыт заговор бывших юнкеров. Среди арестованных оказался и несовершеннолетний сын царского генерала Всеволод Аносов. Мальчишка… Чего он только не наплел при допросе. В Петроград пришел приказ арестовать старшего брата Всеволода — Николая.
