Людовик III приехал в Италию в конце сентября 900 года, а 5 октября в Павии произошло его официальное избрание королем на ассамблее светских и церковных магнатов. Присутствовали маркграф Иврейский, маркграф Тосканский, Лиутард, епископ Комо, которого немедленно назначили архиканцлером королевства, Сигифред, граф Пьяченцы, сохранивший должность графа дворца и получивший титул маркграфа, а также Петр, епископ Реджо.
Даже не попытавшись воспротивиться этому, Беренгарий укрылся по другую сторону Адды в своих наследных владениях, разграбленных венграми. Новый король отправился в Рим через Болонью и, не встретив серьезного сопротивления, кроме локальных мятежей, вошел в город, где 22 февраля Бенедикт IV короновал его императором[8].
То, с какой легкостью, не встретив никакого противодействия, Людовик III получил императорскую корону, позволяет предположить, что все происходило по давнишней договоренности и что еще до своего отъезда из Прованса Людовик был абсолютно уверен в том, что его поход в Италию завершится триумфальной реставрацией империи.
Очевидно, что Бенедикт IV и его советники надеялись на то, что во главе империи встанет последний потомок Каролингов, которые подчас использовали авторитет Церкви в своих целях и напоминали ее служителям о силе своей власти, но в целом были ее верными и преданными помощниками.
Курия смогла на опыте последних лет убедиться в том, что сильная политическая власть, подкрепленная авторитетом императора, сможет защитить папство от нападок городских аристократов и феодальной знати папского государства.
По традиции, понтифик должен был с самого начала переговоров заявить об условиях, в целом идентичных тем, которые были предъявлены Гвидо Сполетскому во время его императорской коронации и позже подтверждены Ламбертом на ассамблее в Равенне.
Восхождение Людовика III на трон стало бы для Святого Престола компенсацией за разочарование, которое в 896 году было связано с болезнью Арнульфа, а в 898 году — с гибелью Ламберта. Свидетельством тому, какое значение присваивалось этому событию, является ассамблея епископов Итальянского королевства и папского государства, собравшихся в Риме, чтобы присутствовать на коронации, а также обсудить важнейший вопрос «о благополучии Святой Церкви Господней и положении королевства» (de stabilitate Sancte Dei Ecclesie regnique publice statu).
Однако к моменту императорской коронации Людовик уже несколько сдал свои позиции, судя по тому, что на римской ассамблее практически не было крупных итальянских феодалов, представителей мирян.
Пробыв в Риме примерно два месяца, Людовик вернулся в Павию через Сиену и Лукку. По дороге он остановился у Адальберта Тосканского, и после этого краткого визита императора к вассалу отношения между ними значительно ухудшились. Хронисты объясняют это тем, что Людовик позавидовал невиданному богатству Адальберта, однако в реальности неприязнь императора имела гораздо более веские причины[9].
Судя по грамотам, выпущенным императорской канцелярией, Людовик III правил так же, как и его предшественники: оказывал расположение в равной степени церквам, монастырям и вассалам, подтверждал привилегии, делал щедрые подарки, жаловал государственное имущество, но не пытался продолжить активную деятельность Гвидо и Ламберта.
Все королевство, от Ивреи до Сполето, признало власть нового императора, и лишь маркграфство Фриули оставалось последним оплотом Беренгария. Пока его соперник почивал на лаврах, Беренгарий, оставаясь в Вероне, медленно, но верно вносил разлад в ряды союзников Людовика, и одного за другим, обещаниями или лестью, привлек на свою сторону всех тех представителей мирян и духовенства, которые имели какие-либо причины для недовольства новым правителем.
На настроения итальянских магнатов неблагоприятным для Людовика образом повлияло новое нашествие венгров, которое император не сумел предотвратить, однако самым серьезным ударом по его авторитету стало отступничество Адальберта Иврейского. Беренгарий склонил его на свою сторону, предложив ему в жены свою единственную дочь Гизлу.
Когда недовольные превратились в мятежников, Беренгарий решил открыто выступить против императора. Людовику не удалось собрать столь же многочисленное и сильное войско, как у соперника, поскольку изменников оказалось слишком много, а в оставшихся союзниках он не был полностью уверен. Подкрепления из Прованса ждать не приходилось, так как Адальберт Иврейский перекрыл туда дорогу, и поэтому, проиграв первое же рядовое сражение, император начал переговоры. В итоге он торжественно поклялся оставить Италию и никогда более не возвращаться в ее пределы[10].
Беренгарий вновь взял власть в свои руки, не стал мстить тем, кто перешел на сторону соперника, оставил Сигифреда на должности графа дворца и принял в свое окружение епископов, которые уже побывали при дворе Людовика, а теперь снова подчинялись Беренгарию, поскольку были вынуждены — если хотели остаться на своей кафедре — сохранять хорошие отношения с правящим королем, какие бы чувства они к нему ни испытывали.
После пребывания в Италии, продлившегося примерно 22 месяца, у Людовика, помимо бесполезного титула императора, остался предлог, под которым он нарушил бы данную им клятву, если бы представился малейший шанс на успех в попытке отвоевать королевство.
На этот раз ему снова помогли венгры, от набега которых летом 904 года понесла серьезный урон Северная Италия.
Помня о поражении при р. Бренте и о его политических последствиях, Беренгарий решил на этот раз не вступать в сражение. Он предпочел начать переговоры и сумел заключить перемирие, обязавшись платить венграм ежегодную дань, которая должна была лечь на плечи не только простых людей, но и знатных светских и церковных лиц. Однако светские магнаты и духовенство не хотели ни сражаться, ни платить, надеясь избежать и того и другого при помощи нового государственного переворота, поэтому они попросили Людовика вернуться. Берта Тосканская и ее муж Адальберт, который, видимо, не сумел вновь войти в доверие к Беренгарию, приняли участие в этих переговорах[11].
В конце мая Людовик перешел через Альпы и 4 июня уже завладел Павией. Собрав войско из отрядов, которые ему прислали его сторонники, он выступил против Беренгария. Страдавший от четырехдневной лихорадки Беренгарий отошел к озеру Гарда; за ним последовали канцлер Амвросий и архиканцлер Ардинг, который не перешел на сторону врага, как в 900 году. В руки Людовика тем временем попала Верона, вторая столица королевства, столь дорогая сердцу Беренгария.
Сторонники Людовика, вдохновленные епископом Адалардом, захватили Верону и передали ее императору, пока Беренгарий отступал по горным дорогам Трентино к границе Баварии и распространял о себе противоречивые слухи: в одних говорилось, что он укрылся в Баварии, в других — что он умер.
Неосторожный Людовик посчитал, что опасность миновала. Он распустил войско и «занялся мирными и спокойными вещами», то есть осыпал почетными должностями, знаками отличия, феодами и бенефициями тех, кто помог ему вернуть власть, и предался веселью вместо того, чтобы уделить внимание государственным делам.
Тем временем Беренгарий достал необходимое количество оружия и собрал войско, которое было не слишком многочисленным, зато состояло из доблестных и преданных людей, а также баварских наемников. Двадцать первого июля он подошел к Вероне, и кто-то из верных ему людей, с которыми он поддерживал связь, ночью открыл ему ворота. Воины Беренгария перешли мост над Аддой и на заре поднялись на холм св. Петра.
Разбуженный бряцанием оружия и криками солдат, Людовик бежал из дворца, в котором ночевал, и укрылся в ближайшей церкви, однако его нашли, схватили и ослепили.
Лиутпранд Кремонский рассказывает, что Беренгарий какой-то двусмысленной фразой обманул единственного человека, который знал, где прятался император, чтобы схватить его и ослепить. Напротив, неизвестный поэт возлагает ответственность за содеянное на приспешников Беренгария, которые ослушались своего государя, который, как обычно, хотел проявить милосердие и отправить Людовика живым и здоровым в его земли.
Ослепление соперника было варварским обычаем Каролингов: всем известна печальная судьба Бернарда, короля Италии, который поднял мятеж против своего дяди, Людовика Благочестивого, и был ослеплен так неумело, что спустя три дня скончался. Беренгарий во многих случаях был милосердным, однако не нужно забывать о том, что Людовик вернулся в Италию, нарушив данную им клятву. Беренгарий жестоко расправился с Иоанном Браккакуртой, веронцем и сторонником Людовика, который попытался спрятаться на колокольне, но был схвачен, осужден и казнен на главной городской площади; жестоко наказал он и графа Сигифреда, преследуя его вплоть до самого последнего прибежища. Все это позволяет предположить, что и с Людовиком Беренгарий вполне сознательно обошелся столь сурово. Неизвестный поэт пытался снять со своего господина ответственность за этот жестокий поступок, что вполне понятно. Что же касается Лиутпранда, его рассказ восходит к фольклорному поэтическому сочинению, которое было проникнуто жалостью к молодому императору. По всей видимости, в нем проводилась параллель между участью императора и гибелью самого Беренгария, который был убит на пороге той самой церкви, где схватили и ослепили Людовика[12].
