А потом я умчался, оставив их проклинать меня, против чего совершенно не возражал и не винил их за это. Очень обидно и тяжело оказаться без лошади в дикой горной пустыне, когда у тебя на ногах сапоги наездника, а впереди долгий путь, который предстоит пройти пешком.
Этой ночью я укрылся в расщелине у Вет-Ботом-Крик и приготовил себе бекон и жареные лепешки. Перед закатом я отпустил их лошадей, решив, что они вернутся на ранчо.
Как только забрезжил рассвет, я выкатился из-под одеяла и принялся собирать пожитки. В этот момент послышался перепелиный крик. Что-то в нем мне показалось странным. В этих местах было очень много синих мексиканских перепелов, но этот крик... Я быстро оседлал коня и уложил вещи.
Между тем первому перепелу ответил второй, а затем третий.
Мой лагерь находился на почти горизонтальной площадке под кустарником рядом с ручьем. Это было тихое, прекрасное место, где по камням, весело звеня, бежала вода, а солнце расцвечивало землю под кронами игрой света и теней.
Рядом отвесно обрывалась стена каньона, дна которого едва достигали солнечные лучи. Передо мной длиной примерно в полмили и шириной в треть тянулся луг с великолепной травой. Верхний каньон, где протекал ручей, возле которого я сидел, вел на юг и вверх, к каньону Бычьего ручья и древней индейской тропе.
Место мне очень нравилось, и я надеялся остаться здесь на некоторое время, дать лошадям и себе отдых. Но меня обнаружили, в этом я нисколько не сомневаюсь. Смогу ли я выбраться и удрать?
Внизу, в каньоне, пожалуй, самое безопасное место. Никто не станет меня там преследовать, если он, конечно, в здравом уме. Один человек с винтовкой мог бы перебить там целую армию, но, выбравшись из каньона, я оказался бы в долине реки Верд, и, могу поспорить, что там, вдоль берега, уже курсирует патруль из всадников "Ленивой А" или из индейцев.
Перепелами скорее всего кричали апачи, а мне нечего ждать от них, кроме беды. Та помощь, которую мне прежде оказали индейцы, ничего не значила. Во-первых, нет никакой гарантии, что это то же самое племя, а во-вторых, если бы это было так, то сейчас их интересовало только вознаграждение, которое им обещали за мою голову.
Вокруг было подозрительно тихо. Я пересек поляну и вошел в воду ручья, взяв коня под уздцы. Дно каньона представляло собой голую скалу. Вода в ручье была чистой и холодной. Его питали талые воды. Пару недель они неслись бурным потоком. Теперь вода спала, и ручей достигал глубины восемнадцати дюймов или двух футов. Когда встречались более глубокие участки, я садился на коня.
Рядом со мной, справа, тянулся склон горы, и я засунул винтовку в чехол, чтобы получить большую свободу движений. Перестрелка здесь могла вестись из револьверов, потому что в любом направлении обзор был не более нескольких ярдов.
Над моей головой ленивыми, плавными кругами парил канюк. Сколько я ни приглядывался и ни прислушивался, ничего подозрительного не обнаруживалось, но и не верилось, что вокруг нет внимательных глаз, тайно наблюдающих за мной. Я многое бы дал за то, чтобы выглянуть из каньона... Ведь если не улыбнется удача, час мой наступит в любое мгновение.
Яркая вспышка света, отразившегося от дула винтовки, была мне предупреждением. Я кинулся в сторону и молниеносно вскочил на коня. Пуля ударилась о скалу, и эхо пронеслось по каньону. Инстинктивно я посмотрел на то место, куда врезалась пуля, и увидел белый шрам на обнаженном теле скалы. Он прошел на высоте не более четырех футов над водой. Значит, стреляли с горы напротив.
Пока я искал, откуда сделан выстрел, мой противник поднялся, чтобы выстрелить снова. Достать его из револьвера я не мог, поэтому не стал открывать огня, а направил коня ближе к склону горы. Как только я это сделал, на берегу ручья внезапно показался индеец. Он был от меня не далее чем в двадцати футах.
Негромкое эхо, вызванное моим передвижением по воде, несколько сбило его с толку. Он не смог точно угадать, где я нахожусь, и вышел из кустов. Его взгляд искал что-то примерно в двадцати футах за моей спиной. И это было роковое стечение обстоятельств. Я выстрелил в индейца, не распрямляя руки, и увидел, как пуля пробила ему грудь. Он поднялся на цыпочки, а потом упал в воду, расплескав ее. И тогда я повернул за угол и стал пробираться вверх по ручью так быстро, как только мог.
Достигнув тропы, проходящей по каньону Бычьего ручья, я повернул налево и направился вверх. Поднявшись ярдов на сто, я спешился. На вершине горы тропинка разветвлялась. В этом месте я ждал засады.
Так оно и случилось. Их было трое. Я вел лошадей под уздцы. По толстому слою сосновых иголок мы шли почти бесшумно. Заметив засаду, я вскочил в седло, пришпорил коня и врезался в эту тройку, словно выстрелил из револьвера.
Мой конь поскользнулся, но устоял. Один из коней метнулся в сторону и упал. Я наугад выстрелил в вертевшегося передо мной всадника и тут же почувствовал, как пуля вонзилась мне в плечо. Я чуть не выронил револьвер...
Отскочив вправо, я нырнул в скалы и остановился у гребня каньона, который предоставил мне укрытие как раз вовремя: над моей головой просвистели две пули. Рана кровоточила и болела. Я чувствовал, как рукав пропитывается кровью, и страшно выругался, когда понял, что они снова достали меня.
Прозвучало несколько выстрелов, и я почувствовал, как конь оседает подо мной. Спрыгнул с седла как раз вовремя: с двух сторон на тропе был слышен стук копыт. Я успел только схватить винтовку и добежать до скал, прежде чем они показались из-за выступа.
Что ж, они неслись навстречу своей беде.
Там их ждал я, лежа на животе посреди высокой травы и скал, справа и слева от меня росли кусты, а в руках был хороший винчестер. Я выпустил в них заряды. Они пришли сами, прося меня об этом, и я стрелял так быстро, как только мог, чтобы ссадить их с коней, затем схватил свои шестизарядник и смял их окончательно.
Двое бросились прочь, причем один упал, и его лошадь убежала, а другой, потеряв поводья, ругался, на чем свет стоит. На его спине расплывалось кровавое пятно. Парень, который лежал на песке, не шевелился.
В единственный миг, который у меня был, я бросился к лошади, вернулся с тремя винтовками и патронами и опрометью кинулся в более глубокое укрытие среди скал, тут же почувствовав, как мимо моего лица пронеслась пуля.
Да, этим ребятам я был очень нужен. Им заплатили гонорар за охоту. Если не хотят потерять хороший заработок, впредь они должны показать, на что способны.
Я сел и огляделся. Место для обороны оказалось не из лучших. Они могли подойти ко мне с двух сторон, имея позиционное преимущество.
Да, меня загнали в угол, как говорится, оставили на реке без весел. Что ж, если придется здесь долго прятаться, отличная компания в пути на тот свет мне обеспечена.
У меня было подозрение, что они не станут подбираться ко мне по склону, а попытаются залезть на гребень, нависший над скалами, где я затаился.
Вывод следовал один: с наступлением темноты надо выбираться отсюда.
Прошел час, затем другой. Солнце жгло изо всех сил, и я с нетерпением ждал, когда на эту сторону скал придет тень. Враги мои больше не предпринимали атак - ждали, когда стемнеет. Они не торопились.
Никто не шевелился. В траве пела цикада. Мой "приятель", появившийся наверху, следил из укрытия за мной: я видел его тень, когда он передвигался. Я осмотрел и перезарядил винтовки и револьверы.
Рана в плече, к счастью, оказалась поверхностной. Кровотечение прекратилось. Во рту у меня пересохло, страшно хотелось пить. Мой мешок с провизией и флягой остался сзади, на лошади. А что, если мне никогда в жизни больше не придется сделать и глотка воды? Эта мысль назойливо вертелась в голове, раздражала и подстегивала. Из западни, в которую меня загнали, виднелась голубая излучина реки. До нее было не больше полумили.
Внезапно пуля ударилась о скалу над моей головой и, отскочив, отвратительно провизжала над ухом. Мне стало не по себе. Это был прием, которым пользовались солдаты, когда воевали с индейцами, прятавшимися в скалах. Выкурить противника из укрытия они не могли, вот и придумали стрелять Б заднюю стену скалы... Отлетевшая рикошетом пуля обладала вполне достаточной убойной силой. Я разговаривал с людьми, которые видели, что творилось после такого обстрела в так называемом укрытии. Я нашел узкую щель между скалами и залез туда. В течение следующего получаса пули и осколки камней сыпались смертоносным градом, и если бы мои противники пришли сюда немедленно, они бы взяли меня голыми руками. Я не смог бы вовремя выбраться, чтобы оказать им сопротивление. Но они этого не знали.
Пыль набилась в глаза, мое тело яростно кололи осколки камней, но пули меня не достали. Я уцелел. А им через некоторое время надоела эта затея. Я выбрался из расщелины и стал изучать путь к реке. Не заметив никого из них, сделал выстрел, чтобы показать, что я жив и все еще здесь.
