Находясь в Йорке, Эдуард распорядился созвать там 18 октября Парламент, но Ланкастер, Арундел, Херефорд, Оксфорд и Уорвик категорически отказались прибыть, не желая видеть Гавестона рядом с королем.{238} Эдуард отложил сессию и издал новый указ о собрании в Вестминстере на 8 февраля.
В ноябре король Филипп, обеспокоенный новой опасностью гражданской войны в Англии, а также, без сомнения, побуждаемый к действию жалобами дочери, снова отправил туда Эвре в качестве посредника между Эдуардом и его баронами.
Король, Изабелла и Гавестон покинули Йорк 17 ноября и направились на юг.{239} В декабре Эдуард, чтобы опередить своих противников, приказал арестовать «сплетников» и запретил баронам какие бы то ни было сборища вооруженных людей.{240} Рождество он провел в Лэнгли с королевой и Гавестоном. Праздничные дни в Лэнгли вряд ли выдались счастливыми для Изабеллы, поскольку муж, по-видимому, начисто забыл о ней и проводил время с Гавестоном, «вполне вознаграждая себя за долгую разлуку, ежедневно проводя долгие часы в беседах наедине».{241}
* * *
Когда Парламент все-таки собрался в феврале 1310 года, обстановка на заседаниях сложилась тяжелая: бароны, вопреки указу короля, явились при оружии. Эдуард ради предосторожности отправил Гавестона на север{242}, а сам остался с Изабеллой в Вестминстере.{243}
Теперь позиция короля была слабой, и он сам знал это. На заседании Парламента прозвучали сокрушительные речи, осуждающие его правление.{244} Его обвинили в коррупции и вымогательстве, в том, что он прислушивался к дурным советам, потерял Шотландию и растратил богатства короны без согласия лордов. Последнее прямо намекало на Гавестона, которого бароны называли «главным врагом, присосавшимся к королевской казне».{245} Но худшее случилось через несколько дней: 16 марта бароны потребовали, чтобы Эдуард дал согласие на создание контролирующего органа — совета из двадцати одного «лорда-учредителя», чьим заданием было бы составление «ордонансов», то есть свода правил, для возмещения ущерба в правительстве и хозяйстве короля. Однако подлинной их целью — и Эдуард прекрасно это сознавал — было сокращение прерогатив короля и введение ограничений на его деятельность.
Эдуард резко протестовал, но бароны держались твердо и заявляли, что если он откажется сотрудничать с ними, «они откажутся считать его своим королем и не сочтут возможным далее соблюдать данную ему присягу, поскольку он сам не выполняет тех клятв, которые давал на коронации». Эдуарду не оставалось ничего иного, как капитулировать.{246}
На следующий день в Расписной палате были объявлены имена лордов-учредителей: первыми шли наиболее заметные представители жесткой позиции Уорвик, Херефорд, Арундел, Ланкастер и архиепископ Уинчелси, но в списке числились также умеренные Пемброк, Линкольн, Сюррей и Глостер, и даже сторонник короля Ричмонд.{247} Не прошло и сорока восьми часов, как эти лорды издали шесть первых предварительных ордонансов, регулирующих налогообложение и таможенные сборы.
К концу апреля стали заметны отчаянные попытки Эдуарда укрепить свой авторитет и подорвать влияние лордов-учредителей. Около 11 мая к нему вернулся Гавестон,{248} а в июне Эдуард начал заискивать перед Сюрреем, Ричмондом и Глостером.{249} В том же месяце король объявил о своем намерении начать новую кампанию против шотландцев, стремясь порадовать баронов, которые возмущались тем, что три года назад, когда шансы на успех были выше, он упустил инициативу. Однако подлинным мотивом его поездки на север было желание перенести двор подальше от Вестминстера, где теперь заправляли лорды-учредители. Примечательно, что 6 июля он назначил своего верного сторонника Уолтера Рейнольдса, не входившего в число учредителей, на пост государственного канцлера; Рейнольде, как он сообщил папе, был «не просто полезен, но необходим».{250} Тем самым королю удалось взять под контроль Большую государственную печать — главное орудие осуществления исполнительной власти.{251}
Изабелла была с Эдуардом в Вестминстере, когда, уже в июле, он формально принял предварительный вариант «ордонансов». В том же месяце Гавестон снова отправился на север, на этот раз для того, чтобы подготовиться к Шотландской кампании.{252} На протяжении следующих четырех месяцев Эдуард неосмотрительно сделал ряд новых пожалований Пирсу.{253} Но он не забывал также одаривать Изабеллу; за 1310 и 1311 годы он выдал ей немало ордеров и распоряжений, скрепленных его личной печатью и адресованных к исполнению королевским Гардеробом.
Королева должна была поехать на север вместе с королем; она покинула Лондон в начале августа и ехала с большими остановками через Ноттингем и Беверли.{254} Сам Эдуард, назначив Линкольна наместником{255}, последовал за ней и 18 сентября встретился с Гавестоном в Бервике,{256} откуда английская армия выступила в поход на Шотландию. Но у этой армии не было достаточной поддержки со стороны баронов: всем графам было приказано присоединиться к королю, но пришли только Глостер, Ричмонд и Сюррей; прочие остались дома, «ибо ненавидели Гавестона больше, чем другие».{257} Кампания завершилась унизительным провалом, поскольку Брюс позаботился опустошить шотландский Лоуленд, уничтожив урожай на полях и отогнав стада на север. Англичане столкнулись с угрозой голода и были вынуждены отступить.{258}
В конце осени Эдуард и Пирс вернулись в Бервик, где Изабелла присоединилась к ним около 16 ноября.{259} Король и королева решили зимовать в Бервике и действительно прожили там до июля следующего года. В ноябре же Гавестон побывал в Роксберге и присоединился к ним позже.{260} Вскоре после Рождества Гавестон отдал в распоряжение Изабеллы богатую должность опекуна, забрав ее у Томаса Уэйка, получившего ее в октябре 1308 года.{261} Этот жест следует интерпретировать как попытку примириться с королевой; Гавестон теперь постоянно крутился вокруг нее и нуждался в ее благоволении, потому ему было крайне необходимо установить с нею максимально дружеские отношения. Эдуард также мог быть заинтересован в том, чтобы король Филипп знал о щедрости Пирса по отношению к Изабелле.
* * *
В начале 1311 года из Лондона пришло печальное известие: 5 февраля всеми уважаемый Линкольн умер в своем доме Линкольнз-Инн в Холборне.{262} С его смертью совсем исчезло сдерживающее влияние на ведущих «лордов-учредителей».
С другой стороны, его зять Ланкастер стал теперь богатейшим и могущественнейшим из английской знати, так как унаследовал еще два графства, Линкольн и Солсбери. Однако, когда Ланкастер отправился на север, чтобы принести за них оммаж королю, он унизил Эдуарда, заставив его переправиться через реку Твид, дабы встретиться с графом, а не пересек ее сам, как требовала учтивость, и во время встречи подчеркнуто игнорировал Гавестона.{263}
Ланкастер сделался типичным для средних веков «всемогущим подданным»; ему предстояло стать вторым Симоном де Монфором[41], чья миссия, по всей видимости, заключалась в спасении страны от дурного правителя. Но главной целью этого хваткого и честолюбивого аристократа было подчинение короля; он не обладал широким политическим кругозором и предвидением. Таков был человек, который естественным образом, в силу хотя бы своей родовитости и богатства, стал вождем «учреди гелей», а вскоре сделался самым опасным врагом Эдуарда.
Должность наместника после Линкольна досталась Глостеру.{264} Король в то время испытывал все возрастающие финансовые затруднения; он даже брал ссуды под залог коронных драгоценностей.{265} Он также потерял поддержку и доверие в результате позорного фиаско действий в Шотландии. Следующая кампания, возглавленная Гавестоном в мае-июне 1311 года, закончилась столь же безуспешно.{266}
Все это играло на руку «учредителям», которые уже почти завершили работу над проектом реформ и теперь нуждались в присутствии короля в столице. С большой неохотой Эдуард распорядился 16 июня созвать Парламент в Лондоне,{267} а в конце июля, назначив Гавестона своим заместителем в Шотландии,{268} вместе с Изабеллой отбыл из Бервика. Но Пирс после отъезда Эдуарда не сумел проникнуть на вражескую территорию, шотландцы же произвели ряд жестоких рейдов по северной Англии, и фаворит был вынужден перебраться в Бэмберг в Нортумберленде.
