Этиологический миф гласит, что скверный старик Алфей, бог реки (все реки в Древней Греции персонифицировались в виде божеств мужского пола), влюбился в прекрасную нимфу Аретусу. Не отвечая ему взаимностью, она вырвалась из его объятий и бежала на запад, пока не окончила свой путь в Сиракузах, превратившись в чистый источник. Этот миф был рационализирован на том основании, что струи чистой пресной воды текли на всем пути от Западного Пелопоннеса до берегов Сицилии. Единственный важный достоверный факт во всей этой мешанине состоит в том, что источник чистой воды действительно бил в Сиракузах, а точнее говоря, на небольшом прибрежном острове Ортигия («Перепелиный остров»). И этот несомненный – пусть и не до конца – исторический факт, который миф должен был «объяснить», состоял в следующем: первые обитатели Сиракуз жили на Ортигии именно по той причине, что там находился источник, каковой они называли Аретусой (этимологически может истолковываться как «быстротекущий»). В традиционных греческих хронографах датой основания Сиракуз указывался 733 г. до н.э., и эта дата достаточно надежно подтверждается данными археологии, насколько это в ее возможностях, – раскопки выявили следы того, что, вероятно, являлось фундаментами домов первых поселенцев на Ортигии.
Основатели города прибыли из Греции, действительно с Пелопоннесского полуострова, но не из тех мест, где берет свое начало Алфей (то есть из Аркадии), и не оттуда, где он впадает в море (область, где Элида позднее станет главным городом). Они прибыли из Коринфа или, если говорить точнее, из Тенеи, деревушки на коринфской хоре. Потомки тех, кто перебрался в новые края, всегда помнили, из какой именно части «старого света» происходили их предки. Коринф был «большим городом», Тенея же была слишком небольшим поселением, чтобы называть ее polis, и даже сохранился анекдот (в целом правдоподобный, но явно приукрашивающий действительность), отражающий истинные причины этого эпизода колонизации Западного Средиземноморья. Плывя на корабле, один из первых переселенцев был настолько голоден, что обменял свою блистательную будущность (в виде большого плодородного надела, предназначенного для занятий сельским хозяйством и находившегося в зерновом поясе на востоке Сицилии) на медовую лепешку, чтобы немедленно утолить свой голод. Можно надеяться, что она оказалась достаточно большой и он удовлетворился ею. Иными словами, причиной основания Сиракуз стала бедность, царившая на родине их первопоселенцев, в Коринфии, территория которой составляла всего лишь порядка 90 квадратных километров. Однако дело было не только в бедности, тем более что ее породили скорее успехи, нежели обычные экономические трудности.
В 730-х гг. до н.э. правящая группировка в новом полисе, Коринфе, состояла из одной аристократической фамилии – Бакхиадов, которая называлась так по имени ее предполагаемого прародителя Бакхида. Сами они обладали огромными богатствами, в основном состоявшими из земель, отведенных под сельское хозяйство, однако широко использовали в своих интересах транзитную торговлю, которая шла через один или другой коринфский порт по обе стороны Истма, отделяющего Пелопоннес от Балканской Греции: Лехей на берегу Коринфского залива, обращенного на запад, и Кенхрей на берегу Саронического залива, обращенного на восток. Вполне возможно, что будущие основатели Сиракуз отплыли из Лехея, как и торговцы из Эгеиды, стремившиеся к рынкам на Западе, – они хотели избежать чреватых кораблекрушениями штормов у мыса Малея (оконечность самого восточного из трех южных «зубцов» Пелопоннеса).
Коринф в целом у Гомера охарактеризован формульным эпитетом «богатый», однако во времена правления Бакхиадов огромное и все возраставшее богатство города было сосредоточено в руках очень немногих людей. В то время как население росло здесь, как и повсюду в Балканской Греции во второй половине VIII в. до н.э., большинство местных жителей, имевших или обрабатывавших очень небольшие наделы земли, находились в отчаянном положении. Ситуация усугублялась греческой практикой деления наследства, то есть равными долями между всеми законными сыновьями (за дочерями, если не считать Спарты, обычно давали приданое, причем не в виде земельного участка). Так, в семье, где было двое или более сыновей, несоответствие потребностей и возможностей могло разрешаться через совет одному или нескольким молодым людям начать новую жизнь с нуля на колонизуемом Западе, в Великой Греции (Южная Италия) или на Сицилии. И если они не отправлялись туда добровольно, их могли просто заставить сделать это по повелению богов или людей – под людьми, если говорить о Коринфе, подразумевалась династия Бакхиадов. Возможно, Архий, назначенный руководить основанием Сиракуз и после смерти почитавшийся как герой – честь, полагавшаяся ойкисту, – был из их числа.
Наиболее известный пример основания колонии, освященного волей богов, произошел примерно столетие спустя после возникновения Сиракуз. Остров Фера (ныне Санторин), как рассказывают, пережил семь лет страшной засухи – число слишком уж символическое, но даже два года засухи могли иметь тяжелые последствия. Аполлон Дельфийский, чей авторитет в таких вопросах был непререкаем, повелел ферянину по имени Батт (или Аристотель) вывести колонию в Кирене в Северной Африке (нынешняя Ливия). Однако сами феряне совершенно не имели желания отправляться туда – они не согласились даже тогда, когда Аполлон передал им через пифию, что он знает это место, поскольку был там лично! Для начала они поселились на прибрежном островке, а затем попытались вернуться домой, когда позволила погода. Оставшиеся дома феряне заняли решительную позицию и прогнали непокорных прочь, напомнив, что те принесли священный обет никогда не возвращаться на Феру и что первые колонисты избирались самым беспристрастным, освященным богами способом – жребием. И вступив наконец с трепетом на африканскую землю и встретив, паче чаяния, теплый прием со стороны местных жителей, которые указали им лучшее место для поселения, поселенцы, будущие киреняне, со временем добились невиданного благосостояния. Оно основывалось на сочетании традиционного для Средиземноморья сельского хозяйства, овцеводства и коневодства, экспорта шерсти и коней, а также лекарственного растения под названием сильфий [52], ныне не существующего. В VI в. до н.э. город пережил жестокую смуту, но тем не менее продолжал процветать, и в V в. до н.э. прославленные поэты Пиндар и Вакхилид перечисляли среди своих заказчиков богатых киренян – победителей на панэллинских играх.
Пожалуй, Сиракузы оказались более удачливыми, чем Кирена. Они разрослись и стали самым крупным, богатым и могущественным из всех греческих городов на Сицилии, подчинив себе вторую по величине территорию во всем греческом мире (примерно 4000 квадратных километров, больше имела только Спарта) и используя принудительный труд большого числа местных жителей – сикулов, которых они, подобно спартанцам, низвели до уровня крепостных и назвали киллириями. Именно сикулы дали имя всему острову [53], однако они являлись лишь одной из четырех племенных групп, населявших остров до того, как там появились первые постоянные греческие поселенцы (ими были эвбейцы из Наксоса – не путать с одноименным островом в Эгейском море; другие эвбейцы из Халкиды и Эретрии уже основали Питекуссы и Кумы в Неаполитанском заливе). Помимо сикулов, в центре Сицилии жили сиканы, а на юго-западе – элимы, в области, где важнейшим греческим городом стал Селинунт.
И наконец, во многом параллельно с греческими пришельцами здесь обосновались финикийцы с далекого Запада, которые, подобно их соотечественникам, основавшим Карфаген (на территории современного Туниса), поселились на Сардинии и на востоке Испании, прежде чем греки проникли столь далеко, на Сицилии же они основали, например, Панорм (ныне Палермо) и Мотию (Моция). В ключевые периоды истории Сицилии эпохи классики произошло немало битв между финикийскими и греческими поселенцами – первые иногда пользовались содействием Карфагена, присылавшего им на помощь значительные силы, а также от метрополии Карфагена – Тира и других городов их ливанской родины [54]; греки же располагали только сравнительно небольшими отрядами наемных воинов. Так или иначе, эти сражения решили судьбу острова. Одно из них произошло около Гимеры на северо-западе Сицилии в 480 г. до н.э., как уверяют, в тот самый августовский день, что и битва при Саламине.
Не исключено, что существовала какая-то координация действий между финикийцами, которые являлись подданными империи Ксеркса и опорой его средиземноморского флота, и персами, когда они выбирали время для нашествия на Элладу. Во всяком случае, из числа греков-«патриотов» Сицилии появилась личность, высоко метившая и, надо полагать, весьма могущественная. Она заявила о себе весной 480 г. до н.э. на не слишком представительном совещании балканских греков на Коринфском перешейке, где те размышляли о мерах по предотвращению угрожавшего им с севера персидского нашествия. Этот человек предложил оказать поддержку [55], приведя значительные воинские силы под собственным руководством, но при одном условии, а именно что ему вручат верховное командование над всеми силами греческого сопротивления. Это предложение или, скорее, условие отвергли как оскорбительное – прежде всего были недовольны спартанцы, которым выпал жребий возглавить «греков», как готовые сражаться с персами не мудрствуя лукаво назвали себя. Гелон – таково было имя этого человека – возвратился в свою сицилийскую державу и подготовился к приходу карфагенян [56], которых встретил во всеоружии и которым нанес полное поражение.
