В июне немцы предприняли зондаж возможностей начать переговоры со Сталиным, но без малейшего успеха. А в середине июля Москва сделала важный шаг навстречу Германии. Советский торговый представитель в Берлине Н. И. Бабарин сообщил 18 июля своему германскому контрпартнеру Шнурре, что СССР хотел бы расширить двусторонние экономические отношения. После позитивного ответа Германии через четыре дня было объявлено о возобновлении в Берлине советско-гер-манских торговых переговоров. Шнурре 26 июля пригласил поверенного в делах СССР Астахова и главу советской торговой миссии Варварина на обед. Вот что он говорил советским дипломатам: «Что может Британия предложить России? В лучшем случае участие в европейской войне и враждебность Германии. Что можем предложить мы? Нейтралитет и отстояние от возможного европейского конфликта и, если того пожелает Москва, германо-русское понимание взаимных интересов, что, как и в прошлые времена, будет служить на пользу обеим странам».
Астахов заметил, что в восстановлении дружественных отношений заинтересованы оба государства. Политика Германии, по мнению Шнурре, направлена против Англии, но не против СССР. Астахов немедленно связался с Москвой и задал вопрос: «Если состоится советско-германская встреча на высшем уровне, будет ли немецкая сторона придерживаться вышеизложенной точки зрения?» На это Шнурре ответил уверенно: «Непременно».
Теперь Гитлер хочет как можно скорее подписать соглашение; возобновление переговоров возложено на послов. У немцев были все основания спешить: 23 июля англичане и французы наконец согласились с предложением СССР начать штабные переговоры. По мнению германского посла в Париже фон Вельчека, они согласились на военные переговоры, только ощутив опасность обрыва политических переговоров.
Переговоры с Западом
Одной из причин нежелания западных стран вести военные переговоры было, как уже отмечалось, скептическое отношение Лондона и Парижа к Красной Армии. Еще 6 марта 1939 года военный атташе британского посольства полковник Файербрейс и военно-воздушный атташе Холэвелл прислали своему правительству оценку военных возможностей Красной Армии. Они указывали, что у этой армии значительные оборонительные возможности, но на нее нельзя серьезно полагаться в наступательных операциях. Гибель в политических чистках целого поколения офицеров чрезвычайно ослабила армию.
Переговоры военных миссий не дали ожидаемых результатов. Нет сомнения, что многое решил невысокий уровень представительства западных союзников. С советской стороны в переговорах участвовали нарком обороны, начальник Генерального штаба, командующие военно-воздушными и военно-морскими силами. Французскую же делегацию возглавлял генерал Думенк, бывший начальник штаба генерала Вейгана. Англичане же выглядели просто одиозно. Еще месяц назад переговоры с поляками вел начальник Генерального штаба генерал Айронсайд. А в Москву был послан адмирал Драке, о котором германский посол Дирксен писал, что он «практически находится в списке подготовленных к отставке и никогда не был в составе военно-морского штаба».
Дело даже не в том, что глава этой миссии адмирал Драке не имел письменных полномочий на переговоры (на что жаловался Ворошилов). Сейчас мы знаем содержание инструкций, данных ему при отплытии: «Продвигаться в военных переговорах медленно, соразмеряя их с политическими переговорами». Не следует обмениваться конфиденциальной военной информацией до подписания политического соглашения. Драке отверг предложение вылететь в Москву, он предпочел путешествовать на старинном пароходе, шедшем в Ленинград с черепашьей скоростью. Английские берега были оставлены 5 августа, а в Москве он был лишь 11 августа. Возможно, это было роковое промедление.
Советская Россия прислала делегацию наиболее ответственного характера. Ее возглавлял нарком обороны К.Е. Ворошилов (Проскуров приставил к нему блистательного франкоговорящего переводчика — Александра Николаевича Пономарева, учившегося в Сорбонне и позже ставшего генерал-полковником авиации). Генерал Б. М. Шапошников был начальником Генерального штаба. Адмирал Н.Г. Кузнецов возглавлял советский военно-морской флот, а А.Д. Локтионов — авиацию, И.В. Смородинов являлся заместителем главы генштаба. Унизительным для западной стороны был запрос Ворошилова о том, каким мандатом они руководствуются и каковы идентифицирующие их документы.
В переговорах военных в Москве отметим два показательных момента. «Линия Мажино», по словам Думенко, простиралась «от швейцарской границы до моря». Можно быть любого мнения о Ворошилове, но о расположении всемирно известных укреплений он знал. Это первое. Второе: Драке уверял, что Англия выставит «на ранней стадии войны» до шестнадцати дивизий. А незадолго до переговоров англичане сообщили французам, что войск у них в четыре раза меньше, в чем им, в конце концов, и пришлось признаться Ворошилову. Согласно записи французского участника переговоров, в результате этого инцидента «советская делегация лучше, чем прежде, поняла огромную слабость Британской империи».
14 августа Шапошников назвал объем сил, которые СССР готов выставить по первому же требованию союзников: 120 стрелковых дивизий, 16 кавалерийских дивизий, 5 тысяч тяжелых орудий, 10 тысяч танков, 5 тысяч боевых самолетов. Наступила гробовая тишина.
У англичан было 16 дивизий, из которых 6 они готовы были перевести во Францию, 3000 самолетов первой линии. Французы готовы были выставить 300 самолетов первой линии, включая бомбардировщики дальнего радиуса действия. Думенк говорил о наличии у Франции 110 дивизий, но не мог ответить на вопрос, как французы собираются себя вести в случае нападения Германии на Советский Союз, Польшу и Румынию.
Кризис наступил при обсуждении способа выхода Красной Армии к вермахту.
Как будет происходить процесс помощи со стороны англичан французам на Западном фронте? Позиция Бельгии? Думенк, выглядевший наиболее представительным среди западных военных, ответил, что не знает планов Польши (а ведь месяц назад в Варшаве вел переговоры начальник британского генерального штаба Айронсайд). В Бельгию французские войска без приглашения Брюсселя не войдут. Главный вопрос Ворошилов задал 14 августа 1939 года: позволено ли будет Красной Армии пройти через Вильно и Польскую Галицию? Если не осуществить этого выхода, немцы быстро оккупируют Польшу и выйдут к границе СССР. «Мы просим о прямом ответе на эти вопросы… Без четкого, прямого ответа на них продолжать эти военные переговоры бесполезно».
Генерал Думенк телеграфировал в Париж: «СССР желает заключения военного пакта… Он не желает подписывать простой листок бумаги. Маршал Ворошилов указал, что все проблемы будут решены без затруднения, как только то, что он назвал критическим вопросом, будет разрешено». Ныне документы свидетельствуют, что Лондон и Париж пытались оказать давление на Варшаву, но она стояла на позиции, которая вела к катастрофе. Западные историки дают крайне нелестную оценку стратегическому мышлению польского правительства.
Необходимость дать ответ на советский запрос заставила английского и французского послов явиться 18 августа к полковнику Беку. В этот день, когда до конца восстановленного польского государства оставалось менее двух недель, польский президент заявил, что советские войска «не имеют военной ценности», а начальник польского генерального штаба согласно закивал головой. Через два дня министр иностранных дел Польши официально отверг требование англичан и французов пропустить советские войска: «Я не хочу об этом больше слышать».
Министр иностранных дел Бонне, все предшествующие годы стоявший на позициях умиротворения, был всерьез напуган их самоубийственной неуступчивостью: «Было бы ужасным, если бы в результате польского отказа переговоры с русскими потерпели бы крах». Он — это был серьезный шаг — предложил сделать согласие Польши на советскую военную помощь условием предстоявшего формального подписания англо-польского договора о взаимопомощи. Увы, Чемберлен и Галифакс не пошли так далеко в своем давлении на поляков. Гарольд Макмиллан, оценивая поведение англичан, считал их жертвами «искаженного представления о себе». Они видели в Великобритании сверхдержаву, а в СССР — просящую сторону, не учитывая опыт двух последних десятилетий: англичане были интервентами в России, они лишили ее (согласно договорам) дореволюционных территорий.
В 1994 г. во Франции был найден французский текст речи Сталина на переговорах с союзниками: «Вопрос войны и мира вошел в критическую фазу. Если мы заключим договор о взаимопомощи с Францией и Великобританией, Германия оставит Польшу и начнет поиски модус вивенди с западными державами. Война будет предотвращена, но в будущем события могут принять опасный для СССР поворот. Если вы примете германское предложение подписать с ней пакт о ненападении, Германия, конечно же, атакует Польшу и вхождение Франции и Англии в войну станет неизбежным. Западная Европа станет ареной борьбы и хаоса. В этих условиях у нас появятся надежды отсидеться на обочине конфликта и мы получим возможность выгодного для нас вступления в войну… Германия обещает нам свободу действий в Прибалтике и не возражает против возвращения части Белоруссии».
