Помимо фашистской Италии, офицеры РККА в обстановке глубокой секретности проходили стажировку в вооруженных силах милитаристской Японии59.
Итак, фактически Гитлер и возглавляемая им партия оказались у власти при содействии Сталина. Чем объяснить последовавшие вслед за этим сталинские репрессии в отношении искавших политическое убежище в СССР зарубежных коммунистов, социал-демократов, представителей других антифашистских сил60? Чем объяснить преступные сталинские репрессии, имевшие массовый характер, по отношению к партиям, которые находились на нелегальном положении в основном в странах с фашистскими режимами, а потому были особенно беззащитны? Так, члены военизированной австрийской организации левых социал-демократов – шуцбундовцы, в феврале 1934 г. поднявшие восстание против фашистов и реакционеров, которое потерпело поражение, получили политическое «убежище» в СССР, где вскоре бесследно и таинственно исчезли61. Видимо, Сталину очень не понравилось, что в Австрии возникал единый антифашистский фронт коммунистов и социал-демократов. Чем объяснить особенно многочисленные после заключения советско-германского пакта о ненападении факты выдачи немецких антифашистов гестаповцам, закрытие нашей границы перед беженцами из порабощенной Гитлером Европы62, факт исчезновения из советской прессы и печати Коминтерна слова «фашизм» и объявление главным врагом СССР и коммунистов англо-французского империализма?
Документы свидетельствуют, что Сталин косвенно помог осуществлению в 1926 г. фашистского переворота в Литве, в результате которого к власти пришел диктатор Антанас Сметона, являвшийся руководителем правой профашистской партии таутининкасов (националистов). Президент Сметона и премьер-министр Аугустинас Вольдемарас были тесно связаны с руководством СССР, а их партийные органы напрямую финансировала советская казна63. При этом Сталин действовал по классическим принципам политического лицемерия: говорил о поддержке героической подпольной борьбы литовских коммунистов, а на деле поддерживал литовских фашистов… Сказанное объясняет, почему в 1940 г. легко, без всякого сопротивления тогдашнее литовское правительство и президент отдали власть Советам.
Судя по архивным свидетельствам64, СССР, подкармливая сговорчивых литовских националистов, рассчитывал на их ярое нежелание заключать балтийский союз с Латвией и Эстонией (Советскому Союзу было выгодно иметь под боком несколько небольших раздраженных друг другом государств, нежели сплоченное содружество), а также на их антипольские настроения.
В этой связи отметим, что в преддверии шагов к очередному советско-германскому сближению, первым из плодов которого явился совместный раздел Польши, Сталин 16 августа 1938 г. санкционировал постановление Президиума Исполкома Коминтерна о роспуске компартии Польши65. Тем самым Польша была лишена общественной силы, способной содействовать мобилизации прогрессивной общественности страны в антифашистский фронт, который мог бы повлиять на готовность польского правительства к сотрудничеству с Советским Союзом для отражения готовившейся германской агрессии. А ведь именно нежеланием принять какие-либо условия помощи со стороны СССР для отражения германского нападения историки мотивируют, в совокупности с другими факторами, необходимость подписания советско-германского договора о ненападении.
Все описанное объективно подтверждает второй тезис концепции Виктора Суворова: активное содействие Сталина разжиганию войны в Европе и, в частности, приходу к власти в Германии фанатичного лидера, способного эту войну начать.
Какие цели преследовал этим единовластный советский правитель?
В докладе, с которым Сталин выступил 26 января 1934 г. на XVII съезде партии – через год после прихода Гитлера к власти, – прозвучала следующая мысль: война «наверняка развяжет революцию» и поставит под вопрос само существование капитализма в ряде стран, как это имело место в ходе первой империалистической войны66. Позднее эти цели и намерения довольно откровенно были изложены И. В. Сталиным в знаменитом «Кратком курсе» истории ВКП (б) – книге, появившейся в сентябре 1938 г. и, таким образом, свободной от воздействия Мюнхенского «антисоветского» сговора. В книге утверждалось, что «вторая империалистическая война на деле уже началась»67. Та самая война, которую давно предсказывали деятели коммунизма и с которой они связывали, по аналогии с Первой мировой войной, успех революционного движения. Так стоило ли стране «победившего социализма» (Конституция СССР 1936 г.) вмешиваться в естественный ход вещей, тем более что «империалистическая война» только началась? Участвовавшие в ней классово враждебные государства были, следовательно, еще далеки от краха – условия, необходимого, по примеру Первой мировой войны, для победы социалистической революции68. И тем более вмешиваться на стороне Англии и Франции, по сталинскому определению – так называемых демократических государств, солидарных с фашистской политикой борьбы «против рабочего и национально-освободительного движения».
Сталин и не скрывал намерения воспользоваться империалистической войной в интересах социализма. Проводя историческую параллель между русскими либерально-монархическими буржуа, потерпевшими поражение в октябре 1917 г. из-за своей, по сталинскому мнению, политики сговора с государством, и политикой западных стран, поддерживавших в 30-х гг. по классовым мотивам агрессию фашистских стран, Сталин писал: «Как известно, либерально-монархическая буржуазия России жестоко поплатилась за свою двойственную игру. Надо полагать, что правящие круги Англии и их друзья во Франции и США также получат свое историческое возмездие»69. Следуя сталинской логике, основанной на аналогии с революционными событиями 1917 г., нетрудно догадаться, кому, по мысли Сталина, история отводила роль исполнителя ее приговора.
Эти сталинские идеи затем перекочевали, вплоть до текстуальных совпадений, из «Краткого курса» в доклад советского вождя на XVIII съезде ВКП (б)70. В этом же докладе Сталин, заключая в кавычки слово «нейтралитет» при характеристике позиции невмешательства Англии и Франции в происходившие на международной арене события, лицемерно уличал правительства названных стран в следующем: «…не мешать агрессорам (имелись в виду Германия, Италия и Япония. – А. П .) творить свое черное дело… дать всем участникам войны увязнуть глубоко в тину войны, поощрять их втихомолку, дать им ослабить и истощить друг друга, а потом, когда они достаточно ослабнут, – вступить в войну со свежими силами… и продиктовать ослабевшим участникам войны свои условия. И дешево и мило!»71 Тем самым Сталин приписал руководителям западных держав свои собственные намерения. 7 сентября 1939 г., т. е. через две недели после того, как СССР заключил с Германией договор о ненападении и обозначил этим свой «нейтралитет» в войне, приобретшей после объявления Англией и Францией 3 сентября войны Германии характер Второй мировой, в беседе с ближайшим окружением Сталиным было заявлено следующее: «Война идет между двумя группами капиталистических стран… Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. Неплохо, если руками Германии будет расшатано положение богатейших капиталистических стран (в особенности Англии). Гитлер, сам этого не понимая и не желая, расстраивает, подрывает капиталистическую систему… Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались. Пакт о ненападении в некоторой степени помогает Германии. Следующий момент – подталкивать другую сторону….Что плохого было бы, если в результате разгрома Польши мы распространили социалистическую систему на новые территории и населения»72.
Как видим, интересам мирового пролетариата соответствовало бы исчезновение (с помощью Гитлера) Польши с географической карты73.
Думается, что дальнейшее доказывание того, что Гитлер, сам того не подозревая, являлся сталинским «Ледоколом революции», не требуется.
Перейдем теперь непосредственно к рассмотрению вопроса: от кого исходила инициатива германо-советского политического сближения.
И. Фляйшхауэр в работе «Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938–1939» делает попытку доказать, что пакт Молотова–Риббентропа – в значительной мере итог целенаправленной деятельности напуганных авантюризмом и агрессивностью Гитлера ведущих сотрудников германского посольства в Москве и прежде всего посла Шуленбурга, в 1944 г. ставшего активным участником заговора против фюрера.
И. Фляйшхауэр и российский историк Л. А. Безыменский74 считают, что германские дипломаты в донесениях, предназначенных для высших руководителей рейха, давали «подправленную» информацию, вкладывая в уста своих советских собеседников скорее собственную точку зрения на то, как следовало бы развивать отношения между Германией и СССР, чем то, как советские представители говорили в действительности. По мнению названных ученых, мотивом подобного «заговора» германских дипломатов была их убежденность в необходимости дружбы с Россией и невозможности для Германии вести войну на два фронта. Как утверждают Безыменский и Фляйшхауэр, профессиональные германские дипломаты, в большинстве своем аристократы, Шуленбург, Вайцзеккер, Шнурре и другие, были приверженцами политики Бисмарка, выступавшего против войны с Россией. Поэтому, внутренне объединенные идеей недопущения войны между Германией и СССР, они, действуя целенаправленно, хотя и в осторожной форме, давали-де «подкорректированную» информацию менее искушенным в тонкостях дипломатии руководителям Третьего рейха.
