Я поспал в эту ночь часа два и уже в 9 часов был на службе. Тут же меня вызвал Вершинин, он хотел знать подробности происшествия. Во время беседы присутствовал генерал-полковник Пономарев. Я сказал Главкому, что официальное заключение о причинах гибели космонавта сформулирует правительственная комиссия, уже приступившая к расследованию. Мишин пытается всем вбить в голову, что главная причина происшествия — отказ парашютной системы, — в таком духе он говорил со мной и другими членами Госкомиссии. Отказ парашютной системы имел место, и это явилось видимой причиной гибели Комарова, но почему отказала парашютная система, этого еще никто не знает. Не исключено, что причина отказа парашютов заложена в самой парашютной системе (хотя это маловероятно: ведь мы уже более 300 раз благополучно спускали космические объекты на парашютах). Вполне возможно, что отказ парашютов связан с ненормальной работой автоматики корабля или с его аэродинамикой (вращение и недостаточная устойчивость при спуске) или вызван другими причинами, возникшими в ходе спуска корабля при работе СУС (система управления спуском).
В 10 часов генерал Горегляд доложил по телефону из ЦДСА, что урна с прахом Комарова установлена в Краснознаменном зале и все готово для доступа желающих проститься с космонавтом. С 12 до 22 часов непрерывный поток людей проходил через зал. В почетном карауле стояли секретари ЦК, члены правительства, маршалы, генералы, космонавты, представители институтов, заводов, КБ, воинских частей, академий и других учреждений. Похороны Королева и Малиновского были значительно скромнее.
26 апреля.
Наконец-то я выспался — спал целых девять часов.
Сегодня до 13:00 продолжался доступ публики в ЦДСА. В 13:30 члены похоронной комиссии (Суслов, Устинов, Смирнов, Келдыш, Афанасьев и другие) и космонавты вынесли урну и установили ее на катафалк. Длинная похоронная процессия медленно двинулась к Колонному залу Дома Союзов. Все улицы и площади были запружены народом. От Дома Союзов до Красной площади урну везли на артиллерийском лафете. В 15 часов начался траурный митинг. На митинге выступали Суслов, Келдыш, Гагарин и другие. Урну с прахом Комарова замуровали в Кремлевской стене рядом с захоронением маршала Малиновского. В 16:30 в одном из залов ЦДСА состоялись поминки. Выступали Вершинин, Терешкова, Леонов, Келдыш, Афанасьев, Мишин и Валентина Яковлевна Комарова.
27 апреля.
В 12 часов у секретаря ЦК Устинова состоялось заседание правительственной комиссии по расследованию причин катастрофы космического корабля «Союз-1». Присутствовали Устинов, Смирнов, Пашков, Сербин, Афанасьев, Тюлин, Керимов, Мишин, Глушко, Рязанский, Бармин, Казаков, Ткачев, Северин, Толубко, Карась, Мозжорин, Мельников. От ВВС были Вершинин, Руденко, Гагарин и я. После обстоятельного обсуждения плана, сроков и порядка расследования решили создать семь рабочих подкомиссий:
1. Структура корабля и его наземные и летные испытания.
2. Посадочные устройства и парашютная система.
3. Системы ориентации и автоматика.
4. Измерительный комплекс, связь и управление полетом.
5. Служба поиска.
6. Анализ пленок «Мир» и данных телеметрии.
7. Изучение документации корабля, систем, инструкций, программы полета и бортжурналов.
Решили до 15 мая закончить работу подкомиссий, а к 25 мая подготовить общее заключение по происшествию. Во все подкомиссии включены по 2–3 представителя ВВС. Я вошел в состав второй, а Гагарин — четвертой подкомиссии.
Я и Гагарин, отстаивая интересы ВВС, выступали по два раза, но нас не поддержали даже наши маршалы (Вершинин, Руденко). Большинство наших дополнений по составу подкомиссий было принято. Против моего предложения — о разделении четвертой подкомиссии на две: а) средства управления полетом; б) организация управления — выступили Устинов, Карась, Рязанский и другие. Управление космическими полетами у нас пока организовано плохо. Внося предложение создать подкомиссию по организации управления, я имел в виду использование богатого опыта ВВС по руководству полетами самолетов для организации управления полетами космических кораблей.
28 апреля.
В 10 часов собрались у Мишина. Прослушали доклад Цыбина о результатах осмотра, актирования и перевозки в Москву остатков корабля «Союз-1». Взрыв и пожар уничтожили все приборы, автоматические устройства и средства контроля, устанавливаемые в СА корабля. Наиболее важная кассета с пленками «Мир-3» оказалась сильно оплавленной, остатки пленки не поддаются расшифровке. Лучше других сохранилась от пожара парашютная система. Вытяжной, тормозной и запасной парашюты в исправном состоянии. Основной парашют почти полностью сгорел, но все детали его автоматики сохранились. Есть надежда, что причину отказа парашютной системы мы сможем выяснить.
Сегодня у меня состоялся интересный разговор с Главным маршалом авиации Вершининым. Разговор начал сам Главком. Он сказал, что две недели назад написал письмо новому министру обороны маршалу Гречко, в котором доказывает необходимость повысить штатную категорию моей должности с «генерал-лейтенанта» до «генерал-полковника», утверждая, что выполняемая мной работа значительно сложнее работы любого командующего воздушной армией или заместителя Главкома. Гречко на этом письме написал: «Представить к званию генерал-полковника к 50-летию Октября». Главком уже давно чувствует себя неудобно из-за длительной задержки с присвоением мне очередного воинского звания, так как несколько его попыток повысить мою штатную категорию не увенчались успехом. При этом разговоре Вершинин сильно волновался и даже прослезился. Пришлось мне утешать старика. Я сказал ему: «Плюньте вы на это дело и не волнуйтесь по пустякам. Я уже давно перевалил за тот возраст, когда излишне переоценивают значение всяких знаков различия, наград и званий. Теперь я больше всего ценю в людях уменье в любом звании и в любой обстановке оставаться человеком».
К концу дня ознакомился с Постановлением ЦК КПСС и Совета Министров о подготовке космонавтов-испытателей и космонавтов-исследователей. В этом постановлении правильно только то, что нужно готовить таких специалистов, а все остальное — сплошная грубая ошибка. Постановление возлагает ответственность за подготовку специалистов на четыре ведомства: МО, МОМ, АН СССР и Минздрав. К счастью, в постановлении много противоречий, и к тому же летно-космическая подготовка всех космонавтов остается за ВВС: мы используем эти два обстоятельства и почти ничего не будем менять в сложившейся практике подготовки космонавтов.
Сегодня Главком прислал мне пачку сообщений ТАСС о советской космической программе. На первом листе программы он написал карандашом: «Тов. Каманин! Вы единственный генерал в системе ВВС СА, разбирающийся в вопросах космоса. Я Вам направляю всю доступную мне информацию по этим вопросам. Я верю, что Вы в этом вопросе (вопросах) достаточно осведомлены более, чем Ваши непосредственные начальники. Требую от Вас, как это было со мной и Вами при назначении на исполняемую Вами должность, — терпеть унижения, оскорбления, но добиваться приоритета в освоении космоса по сравнению с США. Вершинин. 26 апреля 1967 года».
Эта резолюция Главкома для меня лучшая аттестация. За десять лет совместной работы мы хорошо узнали друг друга и прониклись взаимным уважением. Жаль только, что мы быстро стареем и долго работать нам вместе, наверное, уже не придется.
29 апреля.
Был в ЦПК, более часа беседовал один на один с Гагариным. Сейчас после гибели Комарова возможность нового полета в космос для Гагарина стала еще более проблематичной. Юра и сам понимает это. Мы договорились с ним, что в ближайшие месяцы он сосредоточит все внимание на академических занятиях, с тем чтобы в первой половине 1968 года защитить диплом. Мы разобрали его взаимоотношения с генералом Кузнецовым — за последние 2–3 месяца они заметно испортились. В этом виноваты оба. Гагарин считает, что Кузнецов занимается мелочной опекой космонавтов и недостаточно работает над более важными вопросами изучения космической техники, создания учебно-тренировочной базы в Центре и укрепления взаимоотношений с научными и промышленными организациями. По мнению Гагарина, Кузнецов излишне много тратит времени на личные полеты и многовато уделяет внимания личным делам. Я согласился с тем, что у начальника ЦПК есть некоторые недостатки в работе, и обещал Гагарину оказать соответствующее давление на Кузнецова. Одновременно я указал Гагарину и на существенные упущения в его работе на должности заместителя начальника Центра: нарушение режима, обсуждение распоряжений Кузнецова, недостаточная активность в поддержке его усилий по наведению порядка, случаи подрыва авторитета Кузнецова (с легкой руки Гагарина, космонавты прозвали его «нашей теткой»). Гагарин признал свои ошибки и обещал сделать все от него зависящее для улучшения отношений с генералом Кузнецовым. Я сказал Гагарину, что мы в ближайшие дни будем представлять его к званию генерала, что он вполне достоин этого звания, а недостатки, которые мы с ним только что разобрали, он сможет легко устранить.
