Чтобы обойти левый фланг имперцев, шведы передвинулись вправо и оторвались от саксонцев. Паппенгейм, командовавший на левом фланге католических войск, предпринял со своими превосходящими конными силами, в свою очередь, обход шведского правого фланга, а Тилли бросил тогда главные силы - 25 000 пехотинцев в четырех больших квадратных колоннах пикинеров с мушкетерами впереди и 4000 конницы - на саксонцев, которых насчитывалось всего 16 000. Таким образом, Густаву Адольфу, стремившемуся в начале боя к охвату вражеского фланга, теперь самому угрожал двойной охват.
Семь раз семитысячная конница Паппенгейма атаковала правое крыло шведов, которым руководил генерал Банер, прозванный после этой битвы "шведским львом". Здесь же находился и сам Густав Адольф. Всадники наступали, как было принято тогда, шагом или легкой рысью, капитаны подбадривали солдат, окликая их по именам, вахмистры подгоняли отстающих. На подходе к противнику рейтары переходили на крупную рысь или короткий галоп, затем передняя шеренга поворачивала коней и, выстрелив из пистолетов, уходила влево, чтобы пристроиться в затылок последней шеренге, перезаряжая на ходу пистолеты или доставая из-за голенища запасные. Следующая шеренга повторяла тот же маневр, носивший название "караколе" (улитка).
Шведские мушкетеры подпускали атакующих на близкое расстояние, и первая шеренга, стоя на колене, вместе со второй и третьей шеренгами давала одновременный залп. После этого шведская кавалерия устремлялась на врага во весь опор и прежде, чем он успевал прийти в себя, опрокидывала его, действуя холодным оружием.
Между тем саксонцы, преимущественно молодые, еще не побывавшие в бою рекруты, не выдержали напора ветеранов Тилли и в панике разбежались. Перед имперским главнокомандующим оказался обнаженный левый фланг шведов при большом численном превосходстве католиков. Один полк конницы Тилли послал в обход всей шведской позиции, чтобы атаковать вражеские линии сзади. Шведов выручила подвижность их боевых порядков, немыслимая в то время для других армий. Еще до того, как имперцы успели полностью очистить поле боя от остатков саксонских войск, Густав Адольф отбросил окончательно Паппенгейма и смог отправить освободившиеся силы на левый фланг. Атака с тыла была отражена батальонами второй линии, вовремя повернувшимися кругом. Все это было сделано прежде, чем Тилли успел подготовить свои неповоротливые ударные колонны к новому наступлению. Одна из них ушла в поднявшейся густой пыли настолько далеко, что совсем не приняла более участия в бою, остановившись в нерешительности и не понимая, что происходит.
Имперской коннице пришлось атаковать, не дожидаясь своей пехоты. Кирасиры подъезжали к выстроенным в три или шесть шеренг шведам и обстреливали их из пистолетов, целясь в знаменосцев. Много знамен упало на землю. В каждой шведской роте взвод пикинеров, находившийся в центре, встречал вражескую конницу пиками, а два взвода мушкетеров по бокам вели огонь, отступив несколько назад. Контратакующая шведская кавалерия окончательно рассеяла имперских всадников. Затем шведские рейтары со всех сторон ударили по католической пехоте, все еще не закончившей построение. Массы пикинеров, представляющие неудержимую силу при движении, в данный момент являлись беспомощной толпой людей, хаотически топчущихся на месте и совершенно неопасных для неприятеля. Для того, чтобы снова стать грозной боевой силой, им надо было перейти в наступление, предварительно построившись в боевом порядке. Однако непрерывные атаки шведской кавалерии заставили имперских пехотинцев оставаться на месте. Когда подошли, наконец, шведские мушкетеры и артиллерия, началось избиение сгрудившейся многотысячной толпы. Шведы, как обычно, наступали молча. (Они презирали имперцев за то, что те, идя в атаку, подбадривают себя криком.) Шведская легкая артиллерия, втрое более многочисленная, чем у Тилли, оказывала пехоте неоценимые услуги. Выставив вперед легкие пушки, поражавшие врага картечью, шведские мушкетеры (некоторые полки целиком состояли из них) подбегали к врагу. Первые три шеренги давали одновременный залп, затем следовал залп следующих трех шеренг, и мушкетеры врывались в ряды противника, нанося удары саблями и мушкетами.
Вскоре армия Тилли перестала существовать. Половина солдат погибла или попала в плен, остальные разбежались. Голштинский полк, ощетинившись пиками, долгое время отражал все атаки шведской пехоты и конницы, но когда подтащили пушки, было покончено и с ним. Тилли, получивший несколько ран, отказался сдаться и едва не был добит шведским ротмистром, которого в последний момент успел застрелить имперский офицер.
Сражение наглядно продемонстрировало преимущество шведской тактики. Именно благодаря высокой, по тем временам, маневренности, шведы сумели выиграть время, выйти из угрожающего положения, в которое их поставило поражение саксонцев, и снова атаковать имперцев, прежде чем те успели перестроиться.
Весть о великой победе прокатилась по всей Европе. В далекой Москве правительство, радуясь неудачам папистов, организовало по поводу Брейтенфельдской битвы народное гуляние и салют из 100 пушек.
Кое-как залечив раны, Тилли поспешил на Северо-Запад собирать из разбросанных гарнизонов новую армию. Густав Адольф должен был решить, что делать дальше в этой новой ситуации, так непохожей на то, что было до Брейтенфельдского сражения. Преследовать Тилли означало истощить свою армию маршами по разоренной кампаниями 20-х годов местности, сражаться с противником, который может наращивать свои силы за счет многочисленных гарнизонов, в то время как в не затронутых военными действиями владениях Лиги и Габсбургов будут формироваться новые вражеские армии.
Не последовал Густав Адольф и советам своих французских союзников идти прямо на Вену через чешские земли. Тогда против Тилли в Средней Германии пришлось бы действовать саксонцам, на боеспособность которых нельзя было ни в коем случае положиться. Густав Адольф опасался, что они за его спиной начнут интриги с католическими и протестантскими князьями и императором. В случае же их более чем вероятного поражения Тилли подверг бы новым жестоким репрессиям союзных шведам германских князей, воспрепятствовал бы дальнейшим отпадениям от императора, короче говоря, поставил бы все завоевания шведов под вопрос.
Валленштейн секретно уведомил короля из своего Фридландского герцогства, что готов примкнуть к нему, если получит в свое распоряжение 12-14 тысяч шведских солдат. До Брейтенфельдской битвы Густав Адольф сам предлагал опальному герцогу свою помощь и обещал ему титул вице-короля Чехии. После победоносного сражения король уклонился от этого сотрудничества. Едва ли Густаву Адольфу улыбалось разделить лавры, казалось, близкой победы с таким честолюбцем, как Валленштейн. Впрочем, и этот последний навряд ли сумел бы примирить интересы своих приверженцев из католического лагеря с претензиями возвращающихся эмигрантов.
Густав Адольф не вполне ясно сознавал, чего же он в конце концов добивается: владычества на Балтике или господства в Германии. Военные успехи увлекали шведского короля словно бурным потоком в туманную, но заманчивую даль. Он уже мечтал об императорской короне. Предлагать Фердинанду II мир, хотя бы на условиях отмены эдикта о реституции и уступки шведам Северной Германии, Густав Адольф не желал. Не собирался он и придерживаться Бервальдского соглашения с Францией насчет католических князей. Его оправдывало то, что войска Лиги уже приняли участие в боях против шведов.
Насколько победа вскружила голову королю, видно из того, что он стал составлять проект совместной с Россией войны против Польши, рассчитывая в короткий срок добиться победы и над императором, и над польским королем, стать господином Германии и воссесть на польский трон. Трезвому Оксеншерне удавалось несколько сдерживать необузданное воображение Густава Адольфа. Канцлер настаивал на том, чтобы извлечь максимум выгоды из польско-русской борьбы, но ни в коем случае не вмешиваться в нее активно. Впрочем, даже Оксеншерна в какой-то мере поддавался Головокружению от успехов. Понимая нелепость замысла захватить Польшу, он считал вполне возможным завоевание Германии.
Густав Адольф решил предоставить наступление через Чехию саксонцам, сам же двинулся на запад, в земли Лиги. Это наилучшим образом отвечало не только его военным, но, в первую очередь, и политическим планам: подчинить своему руководству Германию, привлекать дружественных и запугать враждебных князей.
Саксонские войска вступили в Чехию, охваченную восстаниями крестьян и городской бедноты против усердно проводившейся в последние годы контрреформации. Без больших усилий они овладели Прагой. Чешские дворяне-эмигранты возвращались в свои поместья, восстанавливали уничтоженные Фердинандом учреждения. Вскоре саксонское наступление захлебнулось в первую очередь потому, что курфюрст Иоганн Георг выжидал, как сложатся дела у Густава Адольфа.
