Но двор, о котором мечтает Людовик XIV, может быть совершенным с точки зрения структуры и действенности этого института лишь в том случае, если близкие монарха будут жить здесь же, при дворе, чтобы днем и ночью быть где-то рядом с королем, по крайней мере, когда они несут «охрану» дворца. Именно поэтому мало-помалу отдается предпочтение не Парижу, а сначала Сен-Жермену, где может разместиться большая часть сотрапезников короля, а потом Версалю, строения которого образуют целый город. И не страх перед бунтом гонит Людовика из его старой столицы, а настоятельная необходимость управлять знатью. При описании Фронды очень много места посвящено «феодальной анархии». Если феодальное устройство является гармоничным институтом, где все проникнуто духом иерархии и верности, то институт двора, созданный Людовиком XIV, является (в лучшем смысле этого слова) феодальным, но стиль жизни двора не имеет ничего общего со средневековьем, если не считать его бесконечных перемещений из резиденции в резиденцию. Эдмунд Бёрк правильно скажет, что октябрьские дни 1789-го положили конец рыцарским временам.
Как во времена баррикад летом 1648 года, в Париже снова так тревожно, как часто бывало в прошлом, в далекие времена Этьена Марселя и Варфоломеевской ночи. Юный король видел, как ворвались в его спальню, два раза он тайком уезжал среди ночи из дворца. Период мятежей в столице отразился на здоровье короля: у Людовика развилась охлофобия, от которой он не смог избавиться до конца своих дней. Но ведь в конечном счете дело не в Париже, а в Пале-Рояле. Это здание, сооруженное в центре города, нисколько не похоже на крепость; его легко окружить, и опыт показывал, что его можно захватить без труда. Королевамать и Мазарини испытали это на себе. Вот почему, как только установилось спокойствие, Анна Австрийская переехала жить в Лувр. Здесь Людовик XIV проведет восемь лет. Итак, король достиг совершеннолетия, и теперь каждый год приближает его к периоду зрелости. Если бы Париж был для него невыносимым, мог ли бы он спокойно и весело жить в этой резиденции? Если бы он не мог терпеть Парижа, жил ли бы он в нем после смерти кардинала с 1662 по 1666 год? Говорят, что это было сделано из деликатности по отношению к королеве-матери, которая была очень привязана к старому дворцу. Но если бы Людовик питал отвращение к своей столице — как часто об этом заверяют историографы, — разве он дожидался бы смерти Анны Австрийской, чтобы переехать в Сен-Жермен?
Он действительно не любит многочисленные толпы, кроме дисциплинированных парадов войск своего королевского дома, не выносит также тесные, ограниченные пространства, где мало воздуха. Этот человек любит свежий воздух, спит с открытыми окнами (от этого будет очень страдать мадам де Ментенон, плохо переносившая холод и болевшая ревматизмом). В Лувре, хотя здесь больше воздуха, чем в Пале-Рояле, неудобства почти те же, поэтому Людовик приказывает оборудовать для себя апартаменты в Тюильри. Там он будет смотреть на заходящее солнце — почти как в деревне; и добряк Ленотр употребит все свое умение и разобьет красивый сад около дворца, это позволит королю любоваться деревьями и цветами каждый день; как увидим, эта страсть к природе никогда не угаснет в нем. В свой третий период, после Лувра и Тюильри, король выберет Сен-Жермен: здесь больше деревьев, чем в Тюильри, больше цветов, много целебного лесного воздуха. А вот Версаль будет построен вообще среди полей и лесов, вне стен города.
Строительство Версаля было задумано королем давно. И это показывает, насколько преувеличивали парижский фактор Фронды. Король всегда хотел жить там, где было много света, воздуха, ветра, солнца, деревьев, фруктов и цветов, он любил прогулки и охоту, игры, спокойную размеренную жизнь, природу, и отъезд из Пале-Рояля, — впрочем, решенный даже не Людовиком, а его матерью, — сыграл лишь роль начального толчка для воплощения этой мечты короля в жизнь. Независимо от Фронды просматривается такая закономерность (таинственная, но достоверная): начиная с 1666 года, король все чаще и на длительное время уезжает из Парижа и чувствует, что у него нет желания туда возвращаться. Наступил 1687 год, с Фрондой покончено 34 года назад; в 1715-м — 62 года. Надо найти иное объяснение, почему Париж так мало привлекал короля. Может быть, отвращение к толпе у короля усилилось после того, как Ратуша организовала в Париже триумфальное шествие в 1687 году, по поводу празднования выздоровления Его Величества.
Даже если считать, что фрондерский Париж действовал на короля угнетающе (чему нет ни малейшего доказательства), ко-~ роль все-таки отплатил ему добром за зло. Если Версаль стал королевским городом, Париж остался столицей. А именно в этом огромном городе будут жить в веках творения рук человеческих, созданные в его царствование: Главный госпиталь, королевский Дом инвалидов, национальная мануфактура «Гобелены», академии, Обсерватория, королевский сад редких растений (по-настоящему воссозданный Людовиком XIV). В Париже появились такие шедевры, как квадратный двор и восточная колоннада Лувра, ворота Сен-Дени, ворота Сен-Мартен, Королевский мост, Вандомская площадь. Удивительные силы будут приложены к тому, чтобы обеспечить безопасность, чистоту и развивать городское строительство. Читателя приглашают рассмотреть поближе великий город, город площади Побед («Виктуар»), церквей СенРош и Сен-Сюльпис, Людовика Святого на острове Сите, являющийся интеллектуальной столицей Европы. Отметим здесь основное: забота о городе, внимание к нему, стремление украсить город и его развить — все это не могло быть следствием страха перед ним и неприязненного к нему отношения.
Историки часто упрекают Короля-Солнце за то, что он жил обособленно в своей золотой клетке и уезжал из Сен-Жермена или Версаля лишь тогда, когда отправлялся завоевывать города Фландрии. В учебных пособиях для школы пишут, что он все время жил в Версале, что он был оторван от народа, был безразличным и эгоистичным, чудовищно гордым. Когда так говорят, то забывают о главном — о том, что человек может накопить опыт в течение нескольких лет, даже месяцев, и это станет багажом всей его жизни. Бетховен почувствует уже в 27 лет первые признаки глухоты. И однако, до конца своих дней он сохранит воспоминание о естественных шумах, будёт слышать звучание всех инструментов при исполнении своих симфоний. Так же было и с Людовиком XIV. Фронда позволила королю ощутить огромные размеры его королевства. Я хочу сказать: позволила ему узнать свое королевство и понять его.
Когда монарх уже в зените своей славы считает полезным посетить провинции, такое путешествие развивает политический и психологический кругозор. Он редко путешествует с познавательной целью. Его Величеству представляют искусственный и приукрашенный мир, образчики, добросовестно подобранные, разных ремесел или социальных классов, города, которые могут потешить его самолюбие, богатые кварталы городков. Самым известным очковтирательством было путешествие Екатерины II в Таврию (Крым) (1787). По пути следования царицы князь Потемкин соорудил новенькие деревянные деревни, где якобы жили сытые крестьяне, которые приветствовали царицу, выражая свои верноподданнические чувства и свою радость. Все эти избы были демонтированы, но через 60 верст на ее пути та же бригада мужиков приветствовала Екатерину на улицах той же самой искусственно созданной деревни — чистенькой, процветающей. А когда юный король едет по Франции в 1650, 1651 и 1652 годах, ничего подобного ему не подсовывают. Нет никаких миражей.
Нет никого, кто так по-потемкински исказил бы пейзаж, улицы, представление о жизни людей.
Первое большое путешествие было не очень утомительно. Оно преследовало определенную цель: после ареста принцев надо
было заставить Нормандию дать клятву верности королю, чему очень мешала мадам де Лонгвиль, которая старалась интригами расстроить этот план. Экспедиция была не без риска: Анну Австрийскую и Людовика XIV сопровождает не армия, а небольшой отряд. Правда, присутствие короля стоит, как известно, целого войска. Въезд в Руан не составил никакого труда, жители избавились от мадам де Лонгвиль, чтобы встретить своего монарха. С 5 по 20 февраля 1650 года король находится в столице Нормандии и часто показывается народу. «Это милость — увидеть короля. Во Франции это самая значительная и самая большая милость. И действительно, наш король умеет быть величественным, несмотря на его двенадцатилетний возраст; он светится добротой, и нрава он легкого, движения его грациозны, а ласковый взор его притягивает к себе сердца людей (этот рассказ ведет отец Полен, духовник) сильнее, чем приворотное зелье. Вся Нормандия попала под обаяние его взгляда»{156}.
Весной Людовик путешествует по Шампани, по этой опустошенной провинции{17}, затем на некоторое время останавливается в еще мятежной Бургундии. В Сансе он присутствует при антиянсенистском столкновении, возникшем по вине отца Полена, который решил (через два месяца после первого причастия короля), что таким образом и должно воспитывать своего юного питомца… «Благодаря тому, что я прочел много молитв и проповедей, — пишет Полен генералу иезуитов, — я добился того, чтобы пользующийся популярностью янсенист был отстранен от должности проповедника. Этой милостью мы обязаны наихристианнейшей королеве, которая никогда не позволит разорить ни Церковь Господа нашего, ни королевство своего сына». В Бургундии Людовик XIV посещает Жуаньи, Осер, Монбар, Сен-Сен, Дижон и Сито. В апреле принц приезжает в небольшую верноподданническую армию, которая осаждает Бельгард (сегодня Серр). Желание Мазарини осуществилось, и присутствие короля производит желанное воздействие: осаждаемые посылают гонца передать, что из уважения к Его Величеству они целый день не будут стрелять. Кардинал рассказывает, что королевские солдаты все время бросали свои шляпы в воздух и кричали: «Да здравствует король!» И тут, к досаде своих офицеров, солдаты противоположной стороны, вылезая на крепостную стену города, стали кричать не меньше, чем солдаты короля: «Да здравствует король!», с не меньшей радостью и готовностью. После этого город без промедления вступил в переговоры и сдался.
