Ракеты А-4 предназначались для нападения на Англию, а слабым местом немецких ВВС были именно бомбардировщики. Естественно, что борьба за степень приоритета разгорелась именно между этими двумя программами.
К концу войны программа А-4 была названа программой «возмездия» («Фергельтунг»), а ракета получила обозначение Фау-2 (V-2). Новому секретному оружию был придан высший приоритет среди всех заказов в промышленности и на транспорте. Дорнбергер, фон Браун и поддерживавшее их руководство сухопутных сил оттеснили на второй план программу «Ю-88».
Это существенно снизило боевые возможности немецкой бомбардировочной авиации. В то время, когда англо-американская авиация разрушала один за другим немецкие города, Германия не в силах была нанести ответные удары. Не было достаточного количества скоростных высотных бомбардировщиков нужной дальности. Все надежды теперь для такого удара возлагались на оружие возмездия Фау-2 – аппараты А-4.
Такой поворот в пользу программ Пенемюнде в период, когда Германия стояла уже на грани военной катастрофы на Восточном фронте и проиграла воздушную битву за Англию, можно объяснить только слепой верой Гитлера и его ближайшего окружения в чудодейственную силу нового ракетного оружия как средства массового уничтожения и нового средства противовоздушной обороны.
Это была именно вера, а отнюдь не уверенность. Эта вера не только ускорила поражение Гитлера, но в какой-то мере способствовала устранению страшной угрозы создания до конца войны немцами атомной бомбы. Масштабность работ над программой А-4 и в особенности поглощение ею при массовом производстве многих остродефицитных материалов косвенно помешали немцам создать атомную бомбу.
Знаменитый немецкий физик, лауреат Нобелевской премии Гейзенберг после войны вспоминал: «… в сентябре 1941 года мы увидели открывшийся перед нами путь, он вел нас к атомной бомбе».
Американский исследователь и журналист Д. Ирвинг в своей книге «Вирусный корпус» пишет «… в июне 1940 года, когда во Франции смолкла битва и на четыре года воцарилась оккупация, позиции Германии в ядерной гонке были весьма внушительными и даже устрашающими: у нее не было больших запасов тяжелой воды, но зато она захватила единственный в мире завод тяжелой воды, она стала обладательницей тысяч тонн весьма чистых урановых соединений, установила контроль над почти построенным циклотроном, она располагала еще не обескровленными тотальной войной кадрами физиков, химиков, инженеров, а ее химическая промышленность была самой мощной в мире».
Если бы немцы успели создать атомную бомбу раньше американцев и вооружить двумя-тремя бомбами две-три ракеты А-4 из числа многих сотен, пущенных по Англии, мир сегодня мог выглядеть совсем по-другому.
Удивительно, что основными причинами медленного разворачивания работ в гитлеровской Германии по атомному проекту были вовсе не технические препятствия, а помехи, которые создавали ученым сами власти, их высокомерно-снисходительное отношение к науке, которая не умела рекламировать свои цели столь искусно, как это делали инженеры-ракетчики. С самых первых дней войны немецкая экономика была всецело поставлена на удовлетворение непосредственных нужд одного блицкрига за другим. Военные успехи немцев в Европе и в начале войны в Советском Союзе привели к выводам о полном превосходстве их военной техники. А если так, то зачем тратить средства и отвлекать силы на новые трудоемкие разработки и научно-исследовательские работы, направленные на создание еще более совершенного оружия.
Но и это не единственная причина неудачи немецких физиков. Сошлюсь на уже упомянутое очень квалифицированное исследование Д. Ирвинга. «Еще в конце 1940 года немецкие физики не предвидели сколько-нибудь серьезных трудностей на пути военного применения атомной энергии… Забраковав в январе 1941 года графит, немецкие ученые совершили роковую ошибку. Теперь это хорошо известно». Эта ошибка пошла на пользу ракетчикам, ибо графита на оба направления в Германии явно не было. Графитовые рули для управления ракетами использовались и нами, и американцами вплоть до середины 1950-х годов. Теперь-то известно, что газоструйные рули, из какого бы материала они не изготавливались, лучше заменить другими методами управления. Но чтобы перейти к этому методу, потребовалось 10 лет упорного труда специалистов СССР и США.
«Кто знает, как обернулось бы дело,– пишет Д. Ирвинг,– если бы ошибка была своевременно исправлена. Эта ошибка, роковая для судеб немецкого атомного проекта, оказалась счастливой для всего человечества. Она стала главным препятствием и помешала немцам создать критический реактор на графите и уране, то есть реактор такого же типа, как первый в мире действующий реактор, созданный американцами два года спустя…».
Насколько можно судить по имеющимся публикациям, послевоенные американские и наши исследования не оценили в полной мере спасительное для человечества изобретение ракетчиков Пенемюнде – графитовые рули, на которые Германия вынуждена была расходовать свои крайне ограниченные запасы чистого графита.
В августе 1945 года, находясь в Тюрингии, мы услышали по радио о сбросе атомных бомб на Хиросиму, а затем на Нагасаки. Мы попытались прежде всего понять сами, о чем идет речь.
Хотя среди нас – советских офицеров – в то время не было ни одного хоть в какой-то мере причастного к атомным исследованиям специалиста, тем не менее наши познания в физике позволили при коллективном обсуждении предположить, что американцам удалось создать бомбу, в которой используется эффект превращения части массы вещества в энергию в соответствии со знаменитой формулой Эйнштейна Е = mc. Мы тут же начали расспрашивать Гельмута Греттрупа, что было известно в Пенемюнде о работах в Германии по созданию атомной бомбы. В какой мере немецкие руководители программой ракет дальнего действия, в частности Дорнбергер, фон Браун или их ближайшие сотрудники, были знакомы с возможностями создания атомной бомбы?
Длительные разговоры с Греттрупом позволили нам понять, что работы над каким-то сверхмощным взрывчатым веществом в Германии велись.
Имена Гейзенберга и фон Арденне, которые я называл как возможных ученых в области работ над атомной бомбой, Греттрупу были хорошо знакомы. Более того, он сказал, что летом 1943 года в Пенемюнде под большим секретом руководители говорили о каком-то новом мощном взрывчатом веществе. Для пенемюндовцев это было очень важно. Они-то отлично понимали, что обычный тротил, которым начинялись боевые головные части ракет А-4 в количестве 700-800 кг, не дает большего эффекта, чем обычная авиационная бомба в 1000 кг.
Таких бомб англо-американская авиация уже сбросила на немецкие города несчетное количество, тем не менее Германия продолжала воевать и даже наращивала темпы создания новых видов оружия. Греттруп вспомнил, что, услышав о новом взрывчатом веществе, фон Браун направился в Берлин для обсуждения с военным командованием сухопутных сил возможных перспектив повышения мощности боевой части ракет.
С кем встречался фон Браун в Берлине, он по возвращении не рассказал, но Греттруп улыбаясь, вспоминал, что им было приятно услышать от своего шефа, что хотя физики-теоретики работают над очень интересной проблемой, но они не имеют никакого инженерного опыта и в отличие от ракетчиков не представляют себе, как нужно организовать дело, чтобы от голой теории перейти к «живым» агрегатам.
Кроме того, и это было прямо сказано Греттрупом, немецкая физика и наука в целом была сильно ослаблена уже начиная с 1937 года. От работы в университетах было отстранено более 40 % профессоров за нелояльность по отношению к режиму или неарийское происхождение. В этом отношении немецкой науке не повезло – травля ученых дорого обошлась Германии. Но все, что относилось к проблемам ракетной техники, почти не пострадало, ибо, как это ни удивительно, за все время работы в Пенемюнде, кроме одного инцидента с гестапо, Греттрупу припомнить гонения на специалистов не удалось.
Отношение военных и политических руководителей Германии к атомному проекту резко контрастировало с их вниманием к работам в Пенемюнде. И это несмотря на то, что в июне 1942 года на совещании у Альберта Шпеера – одного из высших руководителей рейха, который во многом определял экономику Германии, Гейзенберг без обиняков заговорил о военном использовании атомной энергии и объяснил, каким образом можно изготовить атомную бомбу. По-видимому, авторитет всемирно известного физика Гейзенберга для военных руководителей был недостаточен, чтобы атомным проектам дать приоритет, подобный тому, что получили управляемые ракеты и самолеты-снаряды.
На фельдмаршала Мильха, который отвечал за технику вооружения авиации, доклад Гейзенберга не произвел должного впечатления, и он вскоре одобрил решение о начале серийного производства нового «оружия возмездия» самолетов-снарядов Фау-1 и не поддержал нужным образом Гейзенберга. Тут проявился общепризнанный «генеральский синдром „по отношению к новой непонятной науке. Фау-1 -детище авиации, Фау-2 -оружие сухопутных войск. Это наглядно, доходчиво и понятно: можно посмотреть и «пощупать“. А превращение массы в энергию – это абстракция. Лучше подождать!
