одержало верх, и это предложение было принято. Кроме того, один из членов предложил также завладеть арсеналом, чтобы не иметь недостатка в оружии и боевых припасах. Это тоже было принято. План Совета шестнадцати, однако, не имел успеха, потому что двор через одного из своих шпионов, прикидывавшегося приверженцем лиги, чтобы выведать их секреты, узнал обо всем этом. Хотя король не придавал никакого значения ни существованию Совета шестнадцати, ни их планам, но герцог д’Эпернон принял надлежащие меры, чтобы расстроить план Совета шестнадцати. Так это дело и не удалось. Герцогиня де Монпансье и Бюсси-Леклерк все-таки хотели устроить бунт, хотя бы вопреки желанию герцога де Гиза. Герцог же Гиз, изгнав немцев из Франции, прибыл в Нанси, куда были созваны члены лиги для совещания. Этот совет отправил к королю прошение, которое только по форме выглядело просьбой, а в сущности, это были условия, предлагаемые лигой Генриху III, и условия весьма тяжкие. Почти вся власть должна была перейти к Гизу. Кроме того, король должен был распустить всех своих любимцев. По своему обыкновению, Генрих затягивал переговоры единственно из желания выиграть время и не заниматься делами. В это время Совет шестнадцати беспрестанно призывал к себе на помощь герцога де Гиза, но он был благоразумнее их и в Нанси ожидал ответа на просьбу. В это время Совет шестнадцати, имея в своем распоряжении двадцать тысяч человек, снова вознамерился напасть на Лувр, но, как и прежде, придворный шпион донес обо всем, и король усилил бывший в его распоряжении гарнизон четырьмя тысячами швейцарцев. Узнав об этом, герцог Гиз тотчас же отправился в Париж, но остановился в Суасоне: одни считают, для того, чтобы не принимать участия в восстании, а другие полагают, для того, чтобы лучше руководить им. Какова бы ни была его цель, но восстание, известное в истории под названием День баррикад, произошло 12 мая 1588 г. Король бежал из Парижа, и ему не пришлось более туда возвратиться. При этом нельзя не вспомнить об одном как будто пророческом эпизоде, имевшем место во время его коронования и произведшем тогда сильное впечатление. Когда на Генриха возложили корону Карла Великого, он медленным шагом направился для принесения присяги над Евангелием [19], но в тот самый момент, когда протягивал для этого руку, он вдруг тряхнул головою и, сбросив корону, невольно при этом воскликнул: «Она слишком тяжела». Корона эта покатилась по полу, и король принес присягу без короны. Затем на него поспешили возложить другую корону, не столь тяжелую, которую он должен был носить в течение всего своего царствования, – но как только ему возложили ее на голову, он сбросил ее, сказав: «Эта меня давит». При этом герцог Гиз потихоньку сказал своему брату: «Первая слишком тяжела, вторая его давит; не будет ли для него пригоден монашеский венец?»
Но возвратимся к прерванному рассказу. С того дня, когда Генрих бежал из Парижа, властителем этого города стал герцог Гиз, и Бастилия перешла во власть лиги. Этим и оканчивается история Бастилии в правление Генриха III.
Бастилия во время господства Лиги
Герцог Гиз был, однако, недоволен таким оборотом дела. Он рассчитывал на то, что король по-прежнему будет жить в Лувре, но находиться в зависимости от него, что дало бы ему возможность управлять именем Генриха III и приобрести в провинциях необходимое влияние; а вследствие бегства короля герцог стал полным властителем Парижа, но это бегство придавало этому событию характер бунта, и Гиз испугался собственного успеха. Но первое впечатление скоро прошло, и Гиз начал действовать сообразно составленному им плану. Он решился ввести в Париж хорошую администрацию, упрочить ее как можно лучше, не возбуждая в народе волнений, и испытать себя в роли короля. Для этого нужно было, чтобы обычный ход дел не прерывался, а для достижения этой цели ему необходимы были люди преданные, на действия которых он мог бы положиться. Прежде всего Гиз отправился к посланникам иностранных дворов и объяснил события Дня баррикад со своей точки зрения, сваливая всю вину на отъезд короля.
Так как с удалением короля парламент прекратил свою деятельность, а для герцога Гиза было в высшей степени важно, чтобы функционирование правосудия не прерывалось, он отправился к главе этого учреждения Ахиллу де Гарле, который был в то время старшим председателем, чтобы склонить его к возобновлению парламентской деятельности. Зная, как строго Ахилл де Гарле относился к королю за его поведение и имея в виду, что он же отказался занести в парламентские реестры эдикты короля, обременительные для народа, герцог думал, что де Гарле легко согласится на его просьбу, но он ошибся в расчете. Ахилл де Гарле, хотя и порицал короля, был ему предан и оставался верным, несмотря на его бегство.
В разговоре с Гизом де Гарле высказал ему, что решительно порицает образ действия лиги, а членов ее считает бунтовщиками, которых следует предать суду, и усилия Гиза уговорить де Гарле, чтобы парламент снова приступил к отправлению правосудия, не имели успеха.
Наконец первый председатель сказал: «Я отправляю правосудие только в силу повеления короля, но король Франции отсутствует, и здесь, по моему мнению, никто не может считаться его представителем, а вы, господин герцог, менее, чем кто-либо. При настоящих обстоятельствах я вынужден выжидать, пока не узнаю воли короля».
Сошлись на том, что три депутата от парламента отправятся к королю в Шартр узнать, разрешает ли он парламенту приступить к своим действиям. Гиз не соглашался, чтобы парламент в полном составе отправился туда, опасаясь, как бы он не был там удержан, что совершенно расстроило бы его планы; притом главе лиги удалось убедить Екатерину Медичи, чтобы она написала Генриху III письмо, где говорилось, что если бы правосудие в Париже было отправляемо не от его имени, то ситуация выглядела бы так, будто он совершенно отрекается от всех своих прав на этот город. Условившись насчет отправки трех депутатов к Генриху III, Гиз с Бюсси-Леклерком и толпой лигеров отправился к Бастилии и послал Бюсси-Леклерка к губернатору требовать сдачи Бастилии. Последнему удалось так подействовать на Тестю, что тот сдал ее Гизу, а Гиз назначил на должность губернатора этого самого Бюсси-Леклерка. Сам герцог оставался в Бастилии в течение нескольких часов, чтобы сделать необходимые распоряжения и дать новому губернатору инструкции. Затем Гиз отправился в городскую администрацию для переговоров с прево [20] и его помощниками.
Став губернатором Бастилии, Бюсси-Леклерк замыслил обогащаться за счет заключенных. Так как уже прошло два дня
