Вопросы Вайцзекера и Риббентропа относительно статуса посла носили чисто формальный характер — для протокола. С полудня, с того времени, когда Липский получил телеграмму из Варшавы, немцы уже знали, что он не будет выступать, как они того требовали, полномочным представителем. Телеграмма была немедленно ими расшифрована. Копию телеграммы отправили Герингу, который показал ее Далерусу. Фельдмаршал немедленно направил шведа с текстом телеграммы к Гендерсону, чтобы, как он позднее объяснял в Нюрнберге, английское правительство «как можно скорее поняло, насколько непримиримую позицию занимали поляки». Геринг зачитал суду секретную инструкцию, направленную Липскому, в которой ему предписывалось "«при любых обстоятельствах» воздерживаться от официальных переговоров и настаивать на том, что он «не наделен подобными полномочиями» и что ему поручено лишь передать послание своего правительства. В Нюрнберге Геринг приводил немало подобных доводов, тщетно пытаясь убедить суд, что Польша «саботировала» предложения Гитлера спасти мир в последний момент. Геринг утверждал, что сам он войны не хотел и делал все, чтобы ее избежать. Такая правдивость немногим отличалась от правдивости Риббентропа. Примером тому может служить его утверждение, что только после встречи с Липским на Вильгельм–штрассе в 18.15 31 августа Гитлер принял решение «на следующий день начать вторжение».
В действительности все обстояло совершенно не так. Все попытки измотанных до предела дипломатов и тех, кто направлял их деятельность, сохранить мир в последний момент, 31 августа 1939 года свелись к сотрясанию воздуха, а со стороны немцев являлись к тому же сплошным обманом.
Дело в том, что в половине первого дня 31 августа, еще до того, как лорд Галифакс настаивал, чтобы поляки стали более сговорчивыми, до того, как Липский позвонил Риббентропу, до того, как немцы публично объявили о своих «великодушных» предложениях Польше, до того, как пытался вмешаться Муссолини, Адольф Гитлер принял окончательное решение и издал приказ, который вверг планету в самую кровопролитную в ее истории войну.
ВЕРХОВНЫЙ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ ВООРУЖЕННЫМИ СИЛАМИ
Берлин, 31 августа 1939 года
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
Директива №1 на ведение войны
1. Теперь, когда исчерпаны все политические возможности урегулировать мирным путем положение на восточной границе, которое стало невыносимым для Германии, я решил добиться этого силой.
2. Нападение на Польшу должно быть проведено в соответствии с приготовлениями, сделанными по плану «Вайс», учитывая изменения, которые произошли в результате почти полностью завершенного стратегического сосредоточения развертывания сухопутных войск.
Распределение задач и оперативная цель остаются без изменений.
Дата наступления: 1 сентября 1939 года.
Начало наступления: 04.45.
Это же время распространяется на операции против Гдыни и в Данцигской бухте и на захват моста у Диршау.
3. На Западе ответственность за открытие боевых действий следует возложить исключительно на Англию и Францию. Незначительные нарушения наших границ следует вначале ликвидировать чисто местным порядком.
Строго соблюдать нейтралитет, гарантированный нами Голландии, Бельгии, Люксембургу и Швейцарии.
Германская сухопутная граница на западе не должна быть пересечена ни в одном пункте без моего специального разрешения. То же самое относится ко всем военно–морским операциям, а также к другим действиям на море, которые могут расцениваться как военные операции[228].
…4. Если Англия и Франция начнут военные действия против Германии, то задача действующих на западе войск будет состоять в том, чтобы, максимально экономя силы, создать предпосылки для победоносного завершения операции против Польши. В соответствии с этими задачами необходимо нанести по возможности больший урон вооруженным силам противника и его военно–экономическому потенциалу. Приказ о начале наступления будет отдан мною.
Сухопутные силы удерживают Западный вал и готовятся к предотвращению его обхода с севера в случае вступления западных держав на территорию Бельгии и Голландии…
Военно–морской флот ведет борьбу с торговым флотом противника, главным образом с английским…
Военно–воздушные силы имеют своей задачей в первую очередь воспрепятствовать действиям французской и английской авиации против германских сухопутных войск и жизненного пространства Германии.
В войне против Англии военно–воздушные силы должны быть использованы для воздействия на морские коммуникации Англии, для нанесения ударов по военно–промышленным объектам и уничтожения транспортов с войсками, отправляемых во Францию.
Необходимо использовать благоприятные возможности для нанесения эффективных ударов по скоплениям английских военно–морских сил, в особенности по линейным кораблям и авианосцам. Приказ о бомбардировке Лондона будет отдан мною.
Налеты на английскую метрополию должны быть подготовлены с таким расчетом, чтобы по возможности избежать незначительных успехов вследствие нанесения удара ограниченными силами.
Адольф Гитлер
Итак, 31 августа, вскоре после полудня, Гитлер отдал письменный приказ о нападении на Польшу на рассвете следующего дня. Из его первой директивы видно, что он не был уверен, как поведут себя Англия и Франция. Он не хотел нападать на них первым. Если они начнут военные действия, то он будет готов им противостоять. Вероятно, писал Гальдер в своем дневнике 28 августа, англичане, учитывая их обязательства перед Польшей, будут «вести мнимую войну». Если так случится, фюрер «не обидится».
Скорее всего, нацистский диктатор принял роковое решение даже раньше, чем в первой половине дня 31 августа. В 18.40 предыдущего дня Гальдер записал в дневнике сообщение подполковника Курта Зиверта, адъютанта генерала Браухича: «Подготовку осуществить таким образом, чтобы можно было начать наступление 1.9 в 4.30. В случае если переговоры в Лондоне вызовут необходимость отсрочки, начало наступления будет перенесено на 2.9. Тогда нам будет сообщено об этом завтра до 15.00… Фюрер: (Приказ о наступлении) либо 1.9, либо 2.9. После 2.9 уже ничего не будет». Из–за осенних дождей наступление надо было начинать немедленно или совсем его отменить.
Рано утром 31 августа, когда Гитлер все еще заявлял, что он ожидал польского представителя, германская армия уже получила приказ. В 6.30 утра Гальдер записал: «Хаузер сообщает, что из имперской канцелярии отдан приказ выступать 1.9… В 11.30:
Штюльпнагель доложил по вопросу урегулирования срока начала наступления — 4.45. Избежать выступления западных держав, по–видимому, нельзя. Тем не менее фюрер принял решение начать наступление». Через час была издана официальная Директива э 1.
Я помню, какой напряженной была атмосфера в Берлине в тот день. Казалось, все пребывали в каком–то трансе. В 7.25 утра Вайцзекер позвонил Ульриху фон Хасселю, одному из заговорщиков, и попросил приехать к нему немедленно. Статс–секретарь видел последнюю надежду в том, чтобы Гендерсон убедил Липского и его правительство немедленно прислать полномочного представителя или по крайней мере объявить о таком намерении. По мнению статс–секретаря, Хассель в этой связи мог бы навестить своего друга Гендер–сона, а заодно и Геринга. И Хассель постарался. Он дважды встретился с Гендерсоном и один раз с Герингом. Казалось, ветеран дипломатической службы и антинацист не понимает, что развитие событий зашло так далеко, что его жалкие усилия ничего не дадут. Не понял он и степени растерянности Вайцзекера, как и других «хороших» немцев, которые, конечно, хотели мира на немецких условиях, хотя 31 августа всем было ясно, что война неизбежна, если Гитлер или поляки не уступят, а об этом не шло и речи. И все же, как явствует из дневниковой записи, сделанной в этот день Хасселем, он полагал, что поляки уступят и пойдут по тому же гибельному пути, что Австрия и Чехословакия.
Когда Гендерсон пытался указать Хасселю на то, что основной трудностью в этом деле являются методы немцев, которые «хотят командовать поляками, как маленькими глупыми мальчиками», Хассель отвечал, что «упорное молчание поляков тоже вызывает возражения». Он говорил, что все зависит от Липского, «который должен не задавать вопросы, а заявить о готовности вести переговоры». Даже Хассель считал, что поляки, над которыми нависла угроза вторжения отмобилизованной армии, не должны задавать вопросов. Суммировав свою «окончательную точку зрения» по поводу начала войны, бывший посол не только обвинил в этом Гитлера и Риббентропа, которые «сознательно шли на развязывание войны с западными державами», но и возложил большую долю ответственности на поляков, а вместе с ними на французов и англичан. «В свою очередь поляки, — писал он, — с их польским чванством, славянской праздностью, уверенностью в помощи со стороны Англии и Франции упустили последний шанс избежать войны». Может возникнуть вопрос: какой шанс они упустили, кроме как подчиниться всем требованиям Гитлера? «Правительство в Лондоне, — пишет далее Хассель, — прекратило свои попытки в последние дни и беззаботно взирало на развитие событий со стороны. Франция проделала такой же путь, но с большими колебаниями. Муссолини делал все, что было в его силах, чтобы избежать войны». Если так заблуждался высокообразованный и опытный дипломат Хассель, то совсем неудивительно, что Гитлеру легко удалось одурачить большинство немецкого народа.
