Оппозиционное движение в Литве неразрывно связано в 60-е годы с преследованиями, которым подвергается католическая церковь. Даже по официальным данным не менее 50% жителей республики — практикующие католики. Во второй половине 60-х годов Верховный Совет Литвы принял специальные указы, имевшие целью окончательно закрыть молодежи путь в церковь. С 1968 года десятки петиций, протестующих против религиозных преследований, адресуются правительственным органам. Суд над двумя священниками, обвиненными в обучении детей катехизису, вызывает демонстрацию протеста.
Вслед за «Хроникой текущих событий» появляется в 1970 году «Украiнски висник», а в 1972 — «Хроника католической церкви Литвы»: рождается самиздатовская печать, ставящая перед собой одну цель — регистрацию репрессий. Тем самым подрывается один из устоев советской системы — тайна террора, дававшая власти полную безнаказанность. Одновременно гласность является необходимым условием существования общественного мнения.
Политический кризис в Чехословакии, вызванный целым рядом экономических, социальных и национальных причин, разрешается заменой на посту первого секретаря ЦК Антонина Новотного Александром Дубчеком. 46-летний словак, выпускник московской Высшей партийной школы, сын коммуниста, приехавшего до войны в СССР строить социализм, — Александр Дубчек, Саша, как называли его советские руководители, казался верной гарантией стабильности в Чехословакии.
Деятельность Дубчека и его сторонников с января по август 1968 года была очередной — после Польши, Венгрии, Советского Союза хрущевского периода — попыткой улучшить систему, реформируя ее, не меняя основы. Как и во всех других случаях, осуществление реформ начиналось после персональных изменений в партийном руководстве. Инерция борьбы за власть, сочетавшаяся с очевидностью кризисных явлений и возможностью возложить вину за все неудачи на предшественника, неизменно вела к тому, что проводимые реформы начинали угрожать основам строя. Никита Хрущев великолепно выразил чувство руководителя коммунистической партии, вынужденного согласиться на некоторые реформы: «...шли на оттепель в руководстве, и шли сознательно, и сознательно побаивались этой оттепели, потому что как бы из этой оттепели не наступило половодье, которое бы захлестнуло и с которым трудно бы было справиться... Боялись тогда, что народ, что руководство не сможет справиться со своими функциями и направлять это по советскому руслу...» Как обычно, Хрущев завершает свою мысль поговоркой: «И хочется, и колется, и мама не велит».
В каждой из социалистических стран, переживавших кризис, граница системы достигалась в разных пунктах. Образование рабочих советов и требование вывода советских войск из Будапешта стали поводом для интервенции. Хрущев обрек себя, разделив партию. В Чехословакии граница допустимых реформ была достигнута после отмены цензуры. На совещании руководителей социалистических партий, созванном в Варшаве 14 июля 1968 года, В. Гомулка, настаивая на прекращении «чехословацкого эксперимента», аргументировал: «Отмена цензуры означает, что партийное руководство отказалось оказывать малейшее влияние на жизнь страны». Для Гомулки, поддержанного всеми собравшимися, отмена цензуры была равносильна отказу от власти. Советская печать объявила отмену цензуры контрреволюцией, которая «состояла в том, чтобы, захватив средства массовой информации, деморализовать население страны, отравить сознание трудящихся ядом антисоциалистических идей».
Переводчик Гомулки, присутствовавший на совещании в Варшаве, рассказал в своих воспоминаниях о чувстве страха перед «ядом антисоциалистических идей», которое звучало в речах всех руководителей коммунистических стран. «Мы имеем дело с контрреволюцией, в которой противник не стреляет, — объяснил Гомулка собравшимся. — Если бы он стрелял, все было бы для нас гораздо проще, ибо тогда мы могли бы реагировать иначе».
Александр Дубчек и его сторонники пытались изо всех сил убедить руководителей «братских стран» в своей способности провести реформы, которые позволили бы ликвидировать кризис, не подрывая основ социализма. Целый ряд встреч между чехословацкими реформаторами и руководителями «братских стран» не дали результатов. А между тем один из вдохновителей «Пражской весны», горячий сторонник «социализма с человеческим лицом» Йозеф Смрковский, в 1968 году член Политбюро и председатель парламента, написал в 1973 году письмо Л. Брежневу, в котором подтверждал, что его «социалистические взгляды не изменились, что он с удовольствием следит за советской политикой разрядки». Через 5 лет после интервенции войск Варшавского пакта И. Смрковский верил, что Л. Брежнев положительно отнесется к его совету «начать переговоры между представителями СССР, политиками 1968 года и сегодняшними политическими руководителями» для того, чтобы сделать Чехословакию «надежным союзником СССР». Умерший в феврале 1974 года И. Смрковский продолжал до конца жизни верить, что «в ближайшие несколько месяцев можно ожидать каких-то конкретных шагов...»
Иллюзию относительно советских намерений, иллюзию относительно борьбы «голубей» и «ястребов» в Политбюро КПСС И. Смрковский сохранил до своей смерти. На этой иллюзии строят свою политику Дубчек и его сторонники летом 1968 года. Как свидетельствуют, ставшие известными, материалы переговоров советских и чехословацких руководителей, материалы совещаний «братских» стран, решение о вмешательстве было принято после публикации в июне обращения к народу, вошедшего в историю как «2 тысячи слов». Манифест, под которым поставили свою подпись десятки тысяч чехословаков, констатировал, что «аппарат власти вышел из-под контроля народа», что компартия Чехословакии «превратилась из политической партии и идейного союза в орган власти и стала притягательной силой для властолюбивых эгоистов, для трусов и людей с грязной совестью».
После публикации манифеста вопрос о вторжении стал проблемой тактической. Среди руководителей социалистических стран были сторонники немедленной интервенции — В. Гомулка, В. Ульбрихт, Т. Живков, были сторонники выжидательной тактики — Я. Кадар. С принципом интервенции были согласны все. И в Политбюро КПСС, как можно судить, дискутировались только сроки. Сосед Чехословакии, первый секретарь компартии Украины П. Шелест настаивал на скорейшей ликвидации «Пражской весны», заражавшей «ядом антисоциалистических идей» украинцев. Брежнев, только еще укреплявший свою власть, готов был выжидать.
Советские руководители, наученные опытом Венгрии, решают осуществить интервенцию в Чехословакии силами всех социалистических государств. И. Тито и Н. Чаушеску заявляют о своей поддержке политики А. Дубчека. Румыния отказывается включить свои войска в экспедиционный корпус.
В ночь с 20 на 21 августа 1968 года советские военные самолеты высаживают парашютистов на аэродроме в Праге. Воинские соединения СССР, ГДР, Польши, Венгрии и Болгарии вступают на территорию Чехословакии (часть этих войск уже находилась там для «маневров»). Арестованных членов Политбюро чехословацкой компартии доставляют в кандалах в Москву. Руководители Чехословакии не выдерживают нажима Политбюро КПСС и подписывают (только Ф. Кригель отказался это сделать) оглашение с СССР о пребывании советских войск на территории Чехословакии. Они обязываются также вновь ввести цензуру и отменить все те реформы, которые придавали «человеческое лицо» социализму.
Ровно за 30 лет до того, в 1938 году в Мюнхене, президент Чехословакии Гаха, плача, подписал навязанное ему Гитлером соглашение, обрекавшее страну на поглощение Третьим рейхом. В 1938 году нацист Гитлер сломал волю демократа Гахи. В 1968 году советские коммунисты ломали чехословацких коммунистов, попытавшихся реформировать систему социализма, нарушивших таким образом обязательную для всех коммунистов дисциплину. «Все, что мы хотим сделать, — заявил чехословацкий лидер, — это создать социализм, не теряющий своего человеческого характера».
Наивный Дубчек! Ведь это и есть самая настоящая крамола, прямое обвинение, брошенное в лицо реальному советскому социализму. Новые руководители Чехословакии приступили к «нормализации» страны: суровыми репрессиями были подавлены все проявления недовольства.
Вторжение в Чехословакию не было случайным актом, который «коршуны» навязали «голубям» в Политбюро КПСС. Это было выражением принципов «пролетарского интернационализма» и советской внешней политики, на которых Ленин начал строить советское государство. Вторжение в Польшу в 1920 году, установление советской власти в Закавказье в 1920—21 годах, организованные Лениным, были первыми проявлениями этих принципов. Эти принципы не соблюдались лишь в тех случаях, когда советское государство было слишком слабо для их реализации.
