А после победы демократии ситуация еще более усугубилась. Тут уж и западные державы стали "закадычными друзьями", и общество всерьез сочло, что раз мы никому не угрожаем, то и нам теперь никто не должен угрожать, так что армия стала выглядеть вообще дармоедами на шее налогоплательщиков. Плюс масса негативных фактов из военной среды, вскрывшихся с обретением свободы слова… Поэтому в Первую Чеченскую кампанию сепаратисты выиграли информационную войну не только из-за того, что она щедро оплачивалась. И не только из-за того, что авторитеты зарубежных мнений считались в тот период непререкаемыми в отечественной журналистике. Победа террористов в информационной войне была целиком обусловлена тем, что их информация четко ложилась в русло тогдашних представлений об армии у самих россиян. В массовом сознании военные и были такими карикатурными, как их изображали и недоброжелатели, и слепо вторящие недоброжелателям «независимые» журналисты. Поэтому им и верили.
Что же касается "государственных интересов", то вспомните-ка, положа руку на сердце, вызвали ли Хасавюртовские соглашения 1996 года у людей сколь-нибудь заметное возмущение, чувство национального оскорбления? Нет, куда там. Скорее, невысказанное облегчение — Чечня, мол, с возу, России спокойнее. А вот бомбардировки Югославии стихийный народный протест уже вызвали, и нешуточный — хотя казалось бы, до «чужой» Югославии нам куда меньше дела, чем до «своего» Кавказа, да и с потребительской точки зрения поддакивать американцам выглядело сподручнее. Значит, в сознании уже что-то изменилось.
И особенно заметным этот сдвиг стал во Второй Чеченской кампании. Тут уж явно обозначилась общенародная поддержка и сопереживание своей армии. А относительно информационной войны, то разве не пытались ее развязать по старому, уже опробованному сценарию? Любой здравомыслящий человек без труда мог различить целенаправленные «заказные» атаки на некоторых телеканалах. И ожили те же самые «правозащитники» со странными привычками не замечать резню и теракты против русских, но разражаться бурными протестами, как только прижимают хвост боевикам. Словом, все то же самое — а уже не получилось. Не сработало. Потому что в струю общего настроя перестало попадать.
А относительно самого этого настроя, можно вспомнить неожиданный скандал, случившийся, если не ошибаюсь, в 99-м и попавший в телепередачи когда на каком-то мероприятии, организованном "Комитетом солдатских матерей", родители воюющих солдат возмущенно ринулись выяснять, что же это, мол, за «матери», по какому праву и на какие средства они копают против операции в Чечне, а стало быть и против их сыновей. Впрочем, оговорюсь, что в данном случае я далек от того, чтобы в чем-либо обвинять или подозревать названную организацию, а пример этот привел лишь из-за того, что он очень красноречиво иллюстрирует изменение отношения к армии и выполняемым ею задачам — возможно ли было подобное поведение родителей военнослужащих, попавших в "горячую точку", где-нибудь в 1995-96 гг.? Вот уж вряд ли.
Да только ведь и сама армия изменилась! Конечно, не в материально-техническом плане — тут в кризисное время могло ли что-нибудь добавиться, кроме новых проблем? А дух — изменился. Мыслимо ли было несколькими годами раньше, чтобы дембель с вышедшим сроком стремился добровольно задержаться в части — «довоевать»? И чтобы раненый старался вернуться в строй, потому что там его боевые друзья? Потому что он уже имеет опыт, а зеленый новичок, что придет на его место — нет, и имеет больше шансов глупо погибнуть? Не хочу огульно подгонять под одну гребенку всех солдат и все части — но в тех, с которыми довелось соприкасаться автору, любому бойцу, если бы он в 80 — начале 90-х высказал такое рвение, сами же его товарищи поставили бы диагноз психического отклонения. Или решили бы, что он преднамеренно "на дурку косит".
Да и в командных эшелонах разве не видны изменения? Генерал погибает, поднимая солдат в атаку. И причем сознательно готовит себя к возможному подвигу, перед отъездом в Чечню принимая крещение. Офицер вызывает огонь на себя… Впрочем, в армии ведь и серьезный "естественный отбор" произошел. Когда она оказалась в полном загоне, в отвратительных материальных и бытовых условиях, корыстолюбцы и карьеристы, засорявшие прежде командный состав, уж конечно же, предпочли разбежаться в более «теплые» и перспективные места. А оставались, несмотря на все трудности, именно военные по призванию. Искренне и честно воспринимающие, что "есть такая профессия — Родину защищать". И среди солдат отбор произошел — причем не только среди контрактников. Потому что при современных широчайших возможностях закосить и уклониться от призыва в строю оказались те, кто сознательно, а то и подсознательно счел, что должен отслужить.
Об изменении общественного менталитета красноречиво свидетельствует и то, с каким напряженным вниманием вся страна следила за трагедией подлодки «Курск», как глубоко переживала эту трагедию — воспринимая гибель моряков именно как потерю «своих», российских, близких каждому человеку. А теперь обратимся все к тем же временам конца 80-начала 90-х. Не напоказ, а честно, для самих себя, попробуем вспомнить аналогичные трагедии. Пожалуй, что и не получится, а если и получится, то с большим трудом. Хотя и корабли тонули, и самолеты разбивались, и стихийные бедствия происходили. И уже не скрывали их — в средствах массовой информации наоборот, на первое место выносили. Но основную массу граждан затрагивало это не слишком-то и глубоко, разве что вскользь. И воспринималось не как общенародное бедствие, касающееся лично каждого, а как очередной случай, подтверждающий, что в нашей стране иначе и быть не может.
Наконец, коснемся и сферы политики. Тут довольно наглядными иллюстрациями изменений массового сознания и самой общественной системы ценностей стали результаты парламентских и президентских выборов 1999–2000 гг. С этой точки зрения находит, например, четкое объяснение неудача блока ОВР — казалось бы, занимавшего куда как выигрышные позиции. Вряд ли ее можно целиком списать на "информационные войны". Народ у нас все же не такой глупый. И беспардонные поливы грязью чаще способны вызвать эффект, противоположный желаемому. Возьмем информационные войны против Ельцина в годы перестройки — разве не они способствовали его взлету? А как подскакивала популярность Лебедя, Примакова, Степашина после снятия их с постов и связанных с этим скандалов и обвинений?
Пожалуй, неудача определилась тем, что предвыборная кампания этого объединения строилась на «негативе» — сплошной критике, отвержении и отрицании каких бы то ни было положительных достижений, то есть методами, выигрышными для начала 90-х, и не нашедшими отклика в 99-м. Зато успех ОВР в столице определился не, программным «негативом», а фактическим «позитивом» — здешние жители хорошо знали конкретные дела Лужкова. А для тех партий где «позитива» вообще не просматривалось, вроде «Яблока», итоги оказались еще скромнее. Ну а успех «Единства», а отчасти и СПС; стали возможными как раз благодаря «позитивным» программам — то есть направленным на укрепление государства. И разумеется, благодаря подчеркнутым связям этих организаций с фигурой Путина.
Но здесь встает закономерный вопрос насчет самого "феномена Путина", над которым, помнится, так упорно ломали головы и наши, и зарубежные аналитики. Ведь ясное дело, что факт преемственности его власти от крайне непопулярного Ельцина давал ему отнюдь не преимущества, а наоборот сплошные минусы. При объявлении его очередным «преемником» кто-то из политологов, помнится, даже выдвигал версию, что для повышения рейтинга Борис Николаевич преднамеренно отправит его в отставку где-нибудь по весне, поближе к выборам. А получилось — все наоборот… Вот и пошли строиться гипотезы — почему?
Одни объясняли стремительный рост его популярности влиянием, массированной рекламы. Другие — тем, что народ устал от крутых перемен, а плавный переход от Ельцина к обозначенному им преемнику, дескать, от таких перемен гарантирует. Ну а на Западе и в наших прозападных кругах, разумеется, сразу заговорили о ностальгии русских по "твердой руке" и о том, что наш народ просто соскучился по тоталитаризму. Конечно, при мало-мальски серьезном взгляде ни одна из подобных теорий критики не выдерживает. Скажем, на роль тоталитарного вождя в том же списке кандидатов в президенты нашлись бы и более подходящие фигуры. И не связанные с «антитоталитаристом» Ельциным. А что касается ностальгии по временам "твердой руки", то авторы этих высказываний, видимо, не сочли нужным задуматься, кто у нас вообще может помнить эти времена, кроме старичков-пенсионеров, доживающие свой век? А на памяти следующих поколений была ли она, "твердая рука" — при Брежневе, Андропове, Черненко, Горбачеве? И как же тогда можно о ней ностальгировать?
