Пока он перечислял имена старых седовласых защитников племени, старухи затянули жалостный вой, перемежая его экстатическими вскриками верных жен или сестер, созвучными силе героического вызова, что сорвался с уст их отцов и мужей. Священный ужас охватил юношей, когда увидели они, как пламя вновь разгоралось в затуманенных глазах их дедов, а когда высказались все, Одинокий Волк встал и, выступив вперед, молвил:
- Хорошо, тогда я поведу вас.
- Кто бы ни повел нас, - он идет на верную гибель, - возразил Белый Бизон. - У белых людей в обычае убивать предводителя. Ты падешь с первыми выстрелами. Я пойду главным!
Лицо Одинокого Волка стало суровым.
- Разве я не ваш военный вождь? Кому же еще вести вас? Если я погибну - я паду в поединке, сражаясь за свою землю, а вы, дети мои, сохраните имя мое в песнях. Мы не знаем, каков будет итог, но лучше умереть в битве, чем ждать, пока землю нашу разрежут надвое из-под самых наших ног!
Суета и приготовления начались сразу же. Когда все было готово, тридцать седовласых высохших старцев, затянув вполголоса песню, проехали через весь лагерь и двинулись в свою отчаянную атаку, которую возглавил Одинокий Волк. "Некоторые из идущих вернутся, но если белые станут сражаться, я не вернусь", - пел он, пока старики взбирались на холм, па вершине которого видно было белых людей, поджидавших их приближения.
На полпути к вершине холма они встретили своих молодых воинов.
- Позовите всех белых людей на совет, - велел им Одинокий Волк.
Следя за тем, как отряд выехал из лагеря и стал взбираться на холм, Спейд обернулся к своим спутникам и спросил:
- Ну, Джек, что ты об этом скажешь? Вот едет военный отряд в полной раскраске и вооружении.
- Я думаю, шансы примерно равны, но это напоминает Уошиту. Послушай, ты ведь женатый, с детьми, и никто тебя не обвинит, если ты отойдешь в сторону.
- Я настроен хуже, чем когда-либо, по отношению к этой истории, мрачно отвечал Спейд, - но все же останусь с экспедицией.
По мере приближения Одинокого Волка и его героической старой гвардии Сигер был заворожен значительностью этой странной и торжественной процессии старцев в полной боевой раскраске, вооруженных всякого рода старинными ружьями и луками со стрелами. Вглядываясь в их изборожденные морщинами лица, скаут понял, что эти патриархи пришли сюда, решившись умереть. Он догадался, что произошло в их лагере. Их отчаянный героизм проступал в мрачном, усталом выражении губ. "Мы умрем, но не отступим!" - с таким же выражением лиц сражались ведь и наши предки, подумал он.
Одинокий Волк неуклонно вел своих спартанцев вперед, пока те не приблизились на расстояние оклика. Тут он остановился, снял свой боевой убор и повесил на луку седла. Подняв ладони к небу, он заговорил, и голос его торжественно раскатывался вокруг:
- Великий Отец глядит на нас с вышины. Он видит все. Он знает, что я говорю правду. Он дал нам эту землю. Мы первыми населили ее. Никто другой не имеет на нее прав. Она - наша, и я уйду в нее до того, как скотоводы разрежут ее и отберут у нас. Я сказал.
Когда его слова перевели Пирсу, он с вопросительным видом повернулся к Спейду.
- Скажи старому дурню, что эту линию все равно предстоит протянуть, и никакие дряхлые пугала вроде этих нас не остановят.
Сигер поднял руку, а затем стал отвечать знаками: "Одинокий Волк, ты знаешь меня. Я твой друг. Я пришел сюда не для того, чтобы принести тебе вред. Я пришел сказать тебе, что ты ошибаешься. Вся земля по левую руку от меня - земля шайенов - так говорит Великий Отец. Вся по правую - земля кайова. Шайены продали права на свою землю белому человеку, и мы находимся здесь для того, чтобы провести эту границу, мы ограждаем только землю шайенов".
- Я не верю этому, - отвечал вождь. -Мой агент ничего об этом не знает. Вашингтон ничего не написал мне об этом. Дело это грабительское. Ради денег скотоводы пойдут на что угодно, это - их рук дело. Они - как волки. Они здесь не пройдут.
- Что он сказал? - полюбопытствовал Пирс.
- Он говорит, что нам нужно все прекратить.
- Передайте ему, что у него не хватит сил, чтобы бахвалиться передо мой со своими чучелами. Эту линию потянут дальше.
Одинокий Волк, весь напрягшись, жадно спросил:
- Что говорит белый вождь?
- Он говорит, что нам нужно тянуть линию дальше.
Одинокий Волк повернулся к своей гвардии.
- Готовьтесь, - сказал он негромко.
Старцы подобрались, подтянулись ближе друг к другу, тихо бормоча, и каждая пара подслеповатых глаз наметила себе мишень. Щелканье взводимых курков прозвучало грозным знаком. Пирс побледнел.
Но Сигер, желая избежать смертельной дуэли, вскричал, обращаясь к Пирсу:
- Стойте! Это же самоубийство. Старики прибыли сюда, чтобы сражаться насмерть! Давайте мирно разберем это дело. Поднимите ружья вверх.
В самой глубине ослепленного гневом сознания Пирса постепенно зарождалось понимание, что эти старики настроены самым серьезным образом. Он заколебался.
Заметив эти колебания, Одинокий Волк сказал:
- Если вы здесь находитесь по праву, отчего вы не приведете военного начальника? Пусть он сам мне обо всем скажет! Если таков приказ Великого Отца - тогда я подобен человеку, руки которого связаны. Солдаты не станут лгать. Приведите их!
Сигер с радостью ухватился за эту отсрочку.
- Вот ваш шанс, Пирс, - сказал он. - Вождь говорит, что подчинится, если разведку придут делать солдаты. Позвольте мне сказать ему, что вы приведете офицера из форта в доказательство того, что правительство вас поддерживает.
Вполне осознав теперь отчаянную храбрость стариков, Пирс и сам уже выискивал пути к отступлению.
- Хорошо, договоритесь с ними, - сказал он.
Сигер обернулся к Одинокому Волку.
- Вождь землемеров говорит: "Будем друзьями. Я не стану тянуть линию".
- Хау! Хау! - вскричали старые воины, и лица их, прежде мрачные и суровые, осветились улыбками. Они смеялись, они пожимали руки, в то время как слезы радости застилали им глаза. Они казались людьми, спасенными от смертного приговора. Бесконечная храбрость их нападения открылась во всей полноте теперь даже Пирсу. Словно дети, они радовались внезапному избавлению от бойни.
Одинокий Волк, приблизившись к Сигеру, спешился и положил руку на плечо друга.
- Друг мой, - сказал он с суровой нежностью. - Я сначала удивлялся, увидев тебя среди этих людей, и на сердце у меня было тяжело. Но теперь я вижу, что ты пришел сюда для того, чтобы отвести от нас ружья скотоводов. Сердце мое полно дружбы к тебе. Сегодня ты опять оказался моим добрым советчиком.
И слезы застлали жесткое выражение его глаз.
А неделей позже, стройный, гладкощекий второй лейтенант, благодаря своему форменному кепи и скрещенным саблям на воротнике, пришел и беспрепятственно протянул линию. Одинокий Волк не оказал сопротивления. "Я не сражаюсь с солдатами Великого Отца, - сказал он, - они пришли не для того, чтобы отбить мою землю. Теперь я вижу, что Вашингтон приказал, чтобы этот забор поставили".
Но все же на сердце у него лежала большая тяжесть, а в лагере его геройская старая гвардия по-прежнему сидела и все ждала... все ждала!
