Фульрот, серьезно увлекавшийся естественной историей и даже опубликовавший в молодости небольшую книгу о классификации растений, замеченную самим Гёте, быстро сумел оценить важность попавших к нему в руки костей. Он не только сразу же определил, что принадлежат они вовсе не медведю, а человеку, но и заподозрил, что человек этот очень древний, более древний даже, чем кельты и вообще все известные науке того времени обитатели Европы. Это его первая заслуга. Вторая, не менее важная, в том, что, сознавая недостаточность собственных познаний, он не побоялся привлечь к изучению находок более компетентного в этом деле специалиста — анатома из боннского университета Германа Шафгаузена. Выбор оказался в высшей степени удачным, и вскоре о находке из Неандерталя заговорил весь ученый мир. Что ж, она того стоила!
В гроте Фельдгофер были обнаружены очень странные кости: явно человеческие, и в то же время сильно отличающиеся от костей нормальных людей.
Рис. 2. Черепная крышка из грота Фельдгофер в долине р. Неандер, найденная в 1856 г.
Самой загадочной среди них казалась черепная крышка — низкая, с покатым лбом и массивными, сросшимися надбровными дугами (рис. 2). Другие находки — кости конечностей, фрагменты ребер, таза — тоже выглядели весьма необычно. Никто не мог припомнить, чтобы нечто подобное встречалось прежде. Правда, как выяснилось много позже, на самом деле все же встречалось, и не раз, но оставалось незамеченным. Похожие кости находили еще в первой половине XIX в. сначала в Бельгии, в пещере Анжи, а потом в Испании на Гибралтаре, однако тогда им просто не придали особого значения, и на многие десятки лет они оказались забыты. Многим другим случайным «открытиям», наверно, повезло еще меньше — о них вообще никто никогда не узнал.1 Находки же из Фельдгофера, ставшие предметом обсуждения на заседаниях нескольких немецких научных обществ зимой и летом 1857 г. и подробно описанные и опубликованные Шафгаузеном в 1858 г., т. е. всего за год до выхода в свет «Происхождения видов» Дарвина, сразу же привлекли внимание ученых как в Германии, так и далеко за ее пределами. Вскоре английский геолог Уильям Кинг предложил для древнего обитателя Неандерталя название Homo neanderthalensis[1] [2], определив его тем самым как новый вид человека. Сначала Кинг
сделал это в устной форме, в докладе, прочитанном на собрании Британской ассоциации развития науки в 1863 г. В следующем, 1864 г., его доклад был напечатан. Согласно правилам биологической номенклатуры, именно эта дата вместе с именем ученого, выделившего новый вид, увековечена в его официальном названии: Homo neanderthalensis King 1864.
Не все, конечно, складывалось так гладко . Еще долгие годы о костях из Неандерталя велись жаркие споры. Многие авторитетные ученые девятнадцатого века отрицали их «допотопный» возраст и не признавали в качестве останков человека «древней расы», а тем более отличного от гомо сапиенс вида. Некоторые утверждали, например, что череп просто принадлежал идиоту с патологическими отклонениями в строении скелета, а коллега Шафгаузена профессор Майер то ли в шутку, то ли всерьез предположил, что в гроте Фельдгофер найдены останки кривоногого и часто хмурившегося (отсюда тяжелые надбровья!) «монгольского казака» из русской армии, проходившей с боями через Германию в 1814 г.[3] Среди скептиков были и те, кто, подобно выдающемуся немецкому патологу и физиологу Рудольфу Вирхову, не принимали саму идею эволюции, особенно в приложении ее к человеку, и эволюционисты, как, например, французский антрополог Поль Брока. Только к началу прошлого столетия сомнения относительно древнего возраста неандертальца и его особого положения по отношению к современным людям были по большей части рассеяны. Произошло это благодаря целому ряду новых находок, похожих на кости, описанные Шафгаузеном, но при этом сопровождавшихся останками ископаемых, давно вымерших животных (таких, как мамонт, шерстистый носорог, пещерный лев, пещерный медведь и др.) и каменными орудиями эпохи палеолита.
По некоторым подсчетам, за полтора с лишним века, прошедших со времени открытия в гроте Фельдгофер, в руки ученых попали останки примерно 500 неандертальцев. В большинстве случаев это либо разрозненные зубы, либо фрагменты челюстей или других частей черепа, но есть и гораздо более представительные находки, включая почти целиком сохранившиеся скелеты. В результате сейчас неандертальцы, безусловно, являются наиболее полно изученным видом гоминид, если не
Эта «гипотеза», едва появившись, сразу же «попала на перо» Томасу Гексли. Язвительный, а местами просто издевательский тон его отповеди Майеру доносит до нас накал тогдашних дискуссий (Huxley 1864:435).
считать, конечно, людей современного анатомического типа. Разумеется, мы знаем о них далеко не все, что хотелось бы, но все же намного больше, чем, скажем, об австралопитеках, больше похожих еще на обезьян, чем на людей, или о тех уже вполне человекоподобных существах, кого раньше называли питекантропами, а сейчас обозначают как гомо эректус. Кости неандертальцев, а также следы их жизнедеятельности, представленные в одних случаях только каменными орудиями, а в других еще и очагами, остатками трапез, погребениями и даже украшениями, были найдены на многих археологических памятниках Европы и Азии от Пиренейского полуострова до Алтая. Особенно часто они встречаются на пещерных стоянках эпохи среднего палеолита.
Впрочем, само по себе накопление антропологических и археологических коллекций давно уже не является ни главным, ни, тем более, единственным способом больше узнать о биологии и культуре неандертальцев. Основную роль здесь играет сейчас не увеличение количества ископаемых находок, — хотя важность такового никто не отрицает, — а совершенствование методов их изучения. В последние годы, благодаря сотрудничеству антропологов и археологов с физиками, химиками, генетиками и представителями других естественных наук, на этом пути были достигнуты поистине небывалые успехи. Среди наиболее впечатляющих достижений — появление палеогенетики и возможности восстанавливать эволюционную историю и родственные связи древних людей по их ДНК, а также создание и широкое применение методов, позволяющих судить о характере питания по изотопному составу костей. Кроме того, значительный прогресс был достигнут в исследовании темпов онтогенеза (индивидуального развития) представителей давно вымерших видов, в определении возраста ископаемых находок, в понимании того, какими были и как менялись природные условия минувших геологических эпох и так далее. В результате, несмотря на то, что первое десятилетие нынешнего века было совсем не богато на новые открытия неандертальских скелетных останков, объем наших знаний о неандертальцах вырос за это время очень и очень существенно. При этом удалось заглянуть (пусть пока только краем глаза) в такие глубины их естества и получить представление (пусть пока самое приблизительное) о таких сторонах их образа жизни, которые, как казалось еще совсем недавно, всегда будут оставаться для нас тайной за семью печатями.
Глава 2. Отвратительные, грязные, злые
«Мы, в сущности, почти ничего не знаем о том, как выглядел неандерталец, но все ... дает основание предполагать, что он был покрыт густой шерстью, уродлив с виду или даже омерзителен в своем непривычном для нас облике, с покатым и низким лбом, густыми бровями, обезьяньей шеей и коренастой фигурой». Эти слова из книги Герберта Уэллса «Очерк истории», написанные еще в начале двадцатого века и приобретшие широкую известность благодаря другому классику английской литературы, Уильяму Голдингу, использовавшему их в качестве эпиграфа к своему роману «Наследники», видимо, и сегодня, в начале века двадцать первого, мало у кого вызовут возражения. Действительно, у неандертальцев, мягко говоря, неважная репутация среди нынешних обитателей Земли, представляющих их себе обычно этакими гоблинами —уродливыми, грязными, злобными и кровожадными существами, выбиравшимися из своих пещер лишь затем, чтобы кого - нибудь убить и сожрать. То обстоятельство, что никто из наших современников, а также и современников наших бабушек, прабабушек и так далее до бог знает какого колена не встречался с этими существами непосредственно, не сталкивался, так сказать, нос к носу, нисколько не мешает устойчивости отрицательных ассоциаций, возникающих у большинства из нас при слове «неандерталец». Часто это слово используют просто как ругательство, желая указать на невежество или ограниченность умственных способностей того, кого так называют, либо же на невоспитанность человека, отсутствие у него каких бы то ни было моральных устоев.
Традиция такого отношения была заложена уже вскоре после открытия в гроте Фельдгофер. На первых изображениях неандертальцев, принадлежат ли они художникам, полагавшимся в основном на свое воображение, или ученым, старавшимся особо не отрываться от анатомических реалий, перед нами предстают одинаково непривлекательные существа, в облике которых так мало человеческого (рис. 3; 4). Одного взгляда на любой из этих «портретов» достаточно, чтобы пропало всякое желание познакомиться с прототипом лично, а уж о возможности встречи с монстром вроде того, что изображен на рисунке 4, где-нибудь в темном переулке и думать не хочется.
