* * *
- Проверили корабль? Никого не осталось? Всех сняли? - спросил командир у боцмана.
- Всех. Лично осмотрел. Только вот Егора что-то не видно, все тут вертелся. Очевидно, с первым рейсом ушел. На корабле нет, все отсеки сам обошел.
- Действительно, он уже, наверное, на "Наезднике". - Командир повернулся к сигнальщику. - Ну-ка быстренько запросите их: Булычев там?
Сигнальщик замахал флажками, вызывая спасатель. С "Наездника" стали отвечать.
- Ну что они, там он или нет? - боцман начинал нервничать.
- Отвечают: у них, где же ему еще быть,- улыбнулся сигнальщик.
- Слава богу, а то даже в пот ударило, - мичман посмотрел на одиноко сидящий на рифах корабль и произнес: - Прощай, старина, мы еще придем к тебе, до свидания, друг!
Корабли снялись с якорей и легли курсом на Петропавловск.
* * *
По прибытии в Авачинскую губу "Наездник" стал на рейде, а МБ ошвартовался к причалу. Экипаж "Шмидта" выстроился на пирсе. Командир отдал приказ проверить личный состав. Помощник через полчаса доложил:
- Все в наличии, нет юнги Булычева, он на спасателе. Приятели, видно, там у него, вот и загостился.
- А что, они будут швартоваться к причалу?
- Нет, им приказано идти во Владивосток недели на две.
- Добро, пусть и Егор идет с ними, моряку поход не повредит, а заодно и тетку проведает.
Экипаж "Шмидта" разместился на берегу.
Утром "Наездник" поднял якорь и ушел во Владивосток...
* * *
Проснулся Егор от лютого холода. Все тело била мелкая дрожь. За стеклом иллюминатора серел рассвет. Еле-еле разогнув затекшие ноги, Егор сполз с дивана и стал пробираться по наклонному полу к выходу из кают-компании. Он долго открывал заклинившуюся от крена корабля дверь и, наконец, вышел на палубу.
Светло-розовое солнце еще только выглядывало из-за горизонта. Все кругом дышало промозглым утренним холодом. Никогда еще Егор не видел "Шмидта" таким пустынным. Где-то скрипел и хлопал незадраенный люк, а за бортом лениво и монотонно плескалась волна. Был отлив, и громада парохода еще больше возвышалась над черными камнями.
Егор почувствовал, что он голоден и ужасно хочет пить. Он прошел в офицерский буфет и открыл шкаф. Оттуда прямо на него со злобным писком выскочила огромная седая крыса и, шлепнувшись на пол, скользя по мокрому линолеуму, судорожно перебирая лапами, исчезла под диваном в кают-компании.
Оправившись от испуга, Егор стал искать какую-нибудь еду. На пустых полках валялись крошки хлеба, лавровый лист и кусок наполовину изгрызенной соленой чавычи. Егор пошарил в ящике и нашел обломок ножа. Он отрезал от рыбы хвост и с жадностью впился зубами в розовую мякоть. Он ел до тех пор, пока от соли словно огнем не стало жечь губы. Потом он напился, обшарил все стеллажи, но ничего съедобного не нашел. Он спустился вниз. Люк, ведущий в продовольственную кладовую, был открыт, но помещение почти полностью заливала вода. Егор пошарил отпорным крюком, крюк уперся в какой-то ящик, но все попытки зацепить его были тщетны.
Тогда мальчик поднялся на палубу и прошел на ходовой мостик, в штурманской рубке были сняты все приборы, даже диван убрали, на котором обычно отдыхал командир.
Егор сел и задумался. Он начал понимать, что произошла какая-то ошибка и рано или поздно за ним придут, а пока надо действовать и прежде всего попытаться достать из кладовой ящик, больше ничего съестного на корабле, очевидно, не осталось.
Спустившись опять в кладовую, он долго шарил футштоком1, пытаясь поддеть груз, но ящик соскальзывал и только уходил все дальше и дальше. Тогда Егор разделся и полез по трапу в ледяную воду. От холода захватило дыхание, словно обручем сковало грудь. Он погрузился по шею, но до ящика было еще далеко. Набрав полные легкие воздуха, Егор нырнул и, перебирая руками поручни, поплыл в глубину. Точно тисками сдавило голову, грудь готова была разорваться от недостатка воздуха, но он упрямо опускался ниже и ниже. Вот уже его руки коснулись ящика. В глазах пошли розовые круги, терпеть больше было нельзя, и Егор стремительно пошел наверх. Высунувшись по пояс из воды, он долго отдыхал. Егор уже почти не чувствовал холода. Он опять глубоко вдохнул воздух и нырнул снова. Ему удалось даже немного поднять ящик, но воздух кончился, и Егор снова выскочил на поверхность. На этот раз он отдыхал дольше.
После четвертой попытки он, наконец, обхватил ящик руками и, оттолкнувшись от пола, всплыл вверх. Ухватившись за поручень, Егор поставил свою добычу на колено и начал выбираться из кладовки. В ящике оказались три килограммовые банки компота... Он сложил их в кают-компании и опять отправился осматривать судно.
К полудню Егор возвратился в кают-компанию. Обыскав весь корабль, он нашел одеяло, кусок парусины, старый ватник и немного сухарей. На камбузе в бачке было около трех литров пресной воды. Открыв жестянку ножом, он начал макать сухари в сироп и с наслаждением есть сладкую размякшую кашицу. Он не заметил, как опорожнил банку и съел почти все сухари. Напившись воды, Егор улегся на диван, подложил под голову ватник, укрылся одеялом и притих. Он долго лежал, выглядывая из своего убежища, как мышонок из норки, пока, наконец, не забылся тяжелым сном...
* * *
Раньше Егор плавал на крабовом заводе. Туда его с большим трудом через знакомого судового механика устроила тетка воспитанником, как называли ребят, чаще всего сирот, которых экипажи судов брали к себе на воспитание и обучение.
Сама же старушка жила на пенсию и на то, что продавала со своего огородика. Отца, погибшего на фронте в первый год войны, Егор не помнил совсем, а мать, несколько лет спустя, тогда еще молодая женщина, вышла замуж за приехавшего в отпуск шахтера да и укатила в Донбасс. Новая семья, новые дети. Далек путь с Украины до Приморья. Приезжала она так редко, что в промежутках между встречами Егор успевал забывать ее лицо. На краболове Егор быстро привык к веселым задорным рыбачкам, которые всячески баловали его, и к морякам, учившим Егора азам флотской науки.
А какой простор открылся восторженному воображению мальчишки! Приятно было и то, что вместе со взрослыми он делает какое-то полезное и нужное дело. Правда, иногда становилось немножко обидно, что нянчатся с ним как с маленьким, да и краболов - это не крейсер. А попасть на военный корабль было его давнишней мечтой...
Плавал бы он на краболове и сейчас, если бы не заболел скарлатиной. Мальчика поместили в больницу в Петропавловске, где в ту пору находилось судно. А когда он выздоровел и выписался и, удивленный, что за ним не пришли в больницу, направился в порт, краболова уже там не было: неожиданно ночью он ушел с рейда и плавал где-то в Охотском море, добывая огромных камчатских крабов. Весь день Егор бродил по городу, а к вечеру, голодный и иззябший, подошел к стоящему в порту у пирса пароходу с надписью на борту "Лейтенант Шмидт".
У трапа, ухватившись за поручни, возвышался усатый пожилой мичман-сверхсрочник, рядом с ним стоял вахтенный матрос.
- Дяденька, вы не во Владивосток идете? - робко спросил Егор.
- А тебе туда зачем, малец? - боцман с любопытством уставился на парнишку.
- Судно мое, краболов, может, там. Отстал я.
- Как же это так отстал, прогулял, что ли? А? - моряки засмеялись.
- Нет, заболел я, в больнице был, а судно ушло.
- Заболел, говоришь? Здоровье подорвал?
- Да, захворал. - Егор стеснялся называть болезнь, считая ее слишком детской, и решил упомянуть о другой, слышанной от санитарки. - Инфарт у меня был.
- Инфаркт? - боцман оглушительно захохотал. - Ну бес, инфаркт у него, скажите на милость! Вот салажонок!
Но, очевидно, мальчонка действительно выглядел плохо. На его остриженной под машинку голове каким-то чудом держалась видавшая виды бескозырка, ватник был велик, а на ногах красовались забрызганные грязью сапоги.
- Есть, поди, хочешь, горе ты мое? Ишь тощий - страх один, - пожалел его боцман.
- С утра ничего во рту не было. Да и смерз я сильно.
- Проходи, пойдем на камбуз, посмотрим, может, что от обеда осталось. - Боцман взял его за плечи и повел на корабль.
Через час Егор, сытый и согревшийся, сидел в кают-компании, рассказывал командиру и штурману свою историю. Рядом, загораживая собой дверь, стоял мичман и улыбался в усы.
- Значит, плавал на краболове? - командир внимательно смотрел на Егора. - А потом тебя свалил инфаркт? Так, что ли?
- А как же, и в Охотском и на острова ходили, хорошо там было. Раздольно и кормили изрядно, а крабов - ешь не хочу.
- Ну, а дальше как же, ведь краболов ушел на полгода? Куда же ты теперь? Что делать-то собираешься?
- Сам не знаю. Может, как-нибудь доберусь, разыщу своих.
- Да, а звать-то тебя как?
- Егор, Егор Булычев.
- Как, как? - Командир и штурман, улыбнувшись, переглянулись.
- Егор Булычев, что особенного, имя как имя.
- Ну-ну, конечно, ничего особенного, разве что Горький о тебе писал.
