Ознакомительная версия.
По существу, основной массив международных исследований и публикаций по эпохе викингов вообще касается преимущественно ее «зарубежных» страниц; они повествуют о том, что делали, как вели себя тогда скандинавы за пределами своего региона, в той или иной стране. Это – общеевропейские страницы большой повести о скандинавах той яркой эпохи.
Но есть и другие, существенные и интересные для исследователя страницы повести о викингах. Они касаются внутренней истории родины викингов – стран самой Северной Европы. Жизнь скандинавов в первые века Средневековья, в том числе в VIII – первой половине XII в., изучается преимущественно национальными учеными, изучается детально; имеются серьезные труды по отдельным проблемам и общие обзоры истории разных Скандинавских стран в ту эпоху.
Но меня увлекла идея исследования внутренней жизни народов и стран Северной Европы того времени как феномена региональной цивилизации Средневековья, в ее общих и особенных чертах, – тех народов, которые породили викингов, и тех стран, откуда викинги уходили в свои странствия. Постепенно уточнились интересы, сформировались задачи и конструкция книги.
Так, мое основное внимание привлекли аспекты повседневного бытия скандинавов; только это, на мой взгляд, позволяет погрузиться в глубины жизни народов и отдельных людей. Но сама обыденная жизнь определилась как понятие широкое: она включает не только быт как таковой, но и отношения людей между собой и с властью, их характеры, свойственные им способы общественной организации, проявления менталитета и многое другое, что заполняет действительность. Очевидно, что реализация как основного замысла, так и аспекта авторских интересов потребовала сочетания панорамного общего взгляда – и анализа многих конкретных сюжетов как его основы.
Заданная себе автором задача трудна и трудоемка. Во многих случаях она требует скрупулезного собирания сведений по мелочам, по крупицам. И, конечно, для ее решения нельзя обойтись без предварительного знания хотя бы общих контуров истории региона, не говоря уже об общеевропейской обстановке в те времена, что необходимо для уяснения общего и особенного в отдельно взятом типе исторического развития.
Осмелюсь заметить, что для скандинависта такого рода исследование представляет даже бóльшие сложности, нежели аналогичная работа, скажем, англоведа или франковеда. И дело не только в том, что история ведущих (или, как говорили раньше, «классических») стран тогдашней Европы известна несравненно лучше, чем северной периферии континента. Более всего трудностей связано с тем, что до крещения и распространения в Скандинавии латинского алфавита события, имена, примечательные факты жизни хранились в вербальной форме и столетиями передавались из уст в уста. И только со второй половины XI в., т. е. на последних рубежах эпохи викингов, появились единичные местные документы, проливающие слабый свет на внутреннюю историю региона. Поэтому в ее изучение очень большой вклад вносят археология, нумизматика, топонимия и другие исторические дисциплины. Имеются и единичные свидетельства иностранцев о скандинавах того времени. Но при отсутствии корпуса традиционных письменных источников весьма затруднительно получить адекватное комплексное представление о том, каким было общество, порождавшее викингов, и что представляли собой викинги как личности.
Вопросов же здесь возникает множество, поскольку они охватывают бытовую среду, социальные членения и распорядки, политические и религиозные сферы, менталитет. Каким же был быт скандинавов? Как они добывали жизненные средства? Какое место в их жизни занимали война и грабеж и как это отражалось на их менталитете? Как и на какой основе складывалась в их среде шкала жизненных ценностей и авторитетов? Кто и как становился викингом? Как они понимали мироздание и свое в нем место? Каким богам верили и как их вера была связана с повседневной жизнью? Что они думали о жизни и смерти? Что любили и что ненавидели? Чем гордились и что презирали? Каковы были у них межполовые, семейные и соседские отношения? Как они воспитывали детей? Существовали ли в их среде отдельные группы или слои, чем они различались и в чем были сходными? Что означала для скандинава свобода и несвобода, как он понимал и отстаивал свои свободы? Каким властям скандинавы подчинялись, на каких условиях и как эволюционировали институты власти? Каким правом руководствовались, как относились к законам и к какому суду прибегали? Какие формы поощрения и наказания были приняты в их среде? Как люди развлекались? Каких групповых и личностных принципов они придерживались, как относились к самим себе и к обществу, в котором жили? Каковы были обычные индивидуальные мотивы поведения и этические нормы в обществах скандинавов? Каковы были их эстетические ориентиры? Когда и как сложились Скандинавские государства, когда и как крестились скандинавы и строили свои первые церкви? Наконец, как видоизменялись позиции в каждом пространстве, которое автор обозначает своими вопросами?
А в заключение, конечно же, нельзя обойтись без того, чтобы задать главный общий вопрос о том, какую роль объективно сыграла трехсотлетняя эпоха викингов в развитии самих скандинавских обществ и эволюции скандинавов как личностей.
Именно такие и другие сходные вопросы, связанные с частной и общественной повседневной жизнью, имеет в виду автор, давая в заглавии своей книги об эпохе викингов заявку на их жизнь и нравы. И они же сформировали структуру книги.
Очевидно, что такое исследование не могло не быть комплексным и, соответственно, потребовало ряда методов и методик. Применен общий принцип социосистемного рассмотрения избранного периода и региона как единого целого, как особой средневековой цивилизации, в пределах которой могут происходить различные сдвиги; этот принцип диктуется общими задачами книги и опирается на источники исследования. Изучение повседневности основано на методике микроанализа, который позволяет неспешно и несуетливо, шаг за шагом, часто по отдельным деталям и даже намекам, восстанавливать картину былого. При изучении быта был особенно уместен и полезен взгляд сквозь призму этнологии. Эти методики органично сочетаются с общим методом социокультурной антропологии и психологии, которые рассматривают человека в контексте исторического времени и определенной среды, его осмысленные и интуитивные роли, мотивы поведения и особенности сознания, ментальность эпохи и личности. А для уточнения особенностей общественного развития и менталитета людей Северного региона в пределах как всего европейского Средневековья, так и других «бессинтезных» путей феодализации автор опирается на проверенный поколениями историков сравнительно-исторический метод.
Задуманное исследование опирается на комплекс различных типов свидетельств и некоторые дополнительные материалы, включая артефакты. Вопрос об источниках этой книги заслуживает особого разговора, и он впереди, как и суждения о других фольклорных и прочих источниках сведений, использованных в настоящем исследовании. Особого примечания уже во введении к книге заслуживают, на мой взгляд, только исландско-норвежские саги.
Их выбор в качестве основного источника определен рядом обстоятельств. В той ситуации с письменными материалами, о которой говорилось выше, я была вынуждена обратиться за ответом на поставленные вопросы к единственному их типу, который освещает эпоху викингов в самой Скандинавии, – к записям произведений фольклора. Устное творчество господствовало в Скандинавии до конца эпохи викингов. А в этой сфере, безусловно, первенствовали саги – многочисленные историко-литературные сказания, преимущественно исландско-норвежские. Причем именно эти сказания, пусть и в своеобразной художественной форме, описывают как раз то общество и тех людей, ту среду, которые создали эпоху викингов. Наконец, не менее важно то обстоятельство, что о многих людях, событиях и институтах тех трех столетий можно судить исключительно по сагам, так что сведения, в них отсутствующие, приходится добывать с большим трудом, весьма изобретательно и далеко не всегда успешно. Именно поэтому в заглавие книги вынесена формула «люди саги».
Специфика и обаяние саг во многом определили мои позиции как относительно построения, структуры исследования, так и в отношении (всего) фольклора того времени как источникового типа.
Прежде всего, возникла принципиальная проблема степени адекватности саг реалиям исследуемой эпохи. Она особенно важна, поскольку произведения фольклора записывались даже не в пору их рождения, а позднее, иногда через несколько столетий. При всей правдивости и точности, которые требовали современники от сказителей, естественно полагать, что в течение столетий при пересказе, а затем и записи текстов саг в них поневоле попадали некие изменения – если не фактические, то хотя бы в виде суждений. Даже учитывая четкую, цепкую память скандинавов о своем прошлом, приходится иметь в виду, что мир саги был не только отражением – в той или иной мере – реальной действительности. Он являлся безусловным свидетельством того, чтó знали и фиксировали и хранили в своей памяти, о чем думали, размышляя о прошлом, скандинавы разных поколений. Поэтому исследование их истории на основе саг, как и фольклора вообще, означает обращение ученого к исторической памяти. Апеллируя к исторической памяти сказаний, я по мере необходимости стремилась к их проверке путем сравнительного внутреннего анализа и/или при помощи достоверных данных. Поэтому хотя саги – основной и неиссякаемый источник этой книги, но, вынося в заголовок понятие «люди саги», автор все же предупреждает, что его суждения не ограничиваются сведениями саг. К исследованию привлечены произведения других литературных жанров того же времени: скальдические стихи, легенды и мифы, заметки миссионеров; используются и некоторые наиболее ранние законы, очень бегло – хроники. Почерпнутые там сведения дают возможность проверить, уточнить и дополнить содержание саг, ощутить динамику развития скандинавских обществ и самосознания скандинавов: ведь саги, как всякие произведения с фольклорной основой, редко фиксируют ход времени. В поисках аргументов автор прибегает также к помощи археологии и некоторых специальных исторических дисциплин, но лишь изредка: артефакты по этой эпохе богаты, но, как и все материалы археологии, специфичны; кроме того, их широкое привлечение и обобщение увело бы нас далеко за разумные пределы этой книги.
Ознакомительная версия.
