Сегодня, если исходить из более или менее принятого определения термина «город», в них проживает более половины населения земного шара. И впрямь, некоторые мегаполисы – Токио, Нью-Йорк – имеют внутренний валовой продукт, подобный по своим масштабам ВВП целых стран (Испании, Канады)… В том греческом мире, который я имею в виду, ситуация была совершенно иной. Не менее 90 процентов населения постоянно проживало именно в сельской местности, противопоставленной тому, что можно считать городом. Можно сказать и наоборот: отнюдь не все греки обязательно жили в городах. Даже в весьма урбанизированных Афинах большинство афинян в конце V в. до н.э., как сообщает Фукидид, обитали в деревне [4]. Тем не менее – и это объясняет мое решение рассмотреть историю Греции на примере одиннадцати городов – типичный, определяющий способ социального сосуществования греков в течение четырнадцати столетий или что-то около того, которые освещаются здесь, был тем, что сами греки называли polis. Как гласит знаменитое определение в аристотелевской «Политике» (то есть «Дела, касающиеся полиса»), человек – человечество – «животное политическое», в строгом смысле живого организма, самой природой приуготовленного для того, чтобы реализовывать свой потенциал в рамках (и только в рамках!) политической структуры полиса.
В сущности, «полис» – одно из самых употребительных у древних греков существительных, занимающее 39-е место в списке наиболее часто встречающихся 2000 греческих слов. Оно опережает в этом смысле такие существительные, как anér(«мужчина» в гендерном смысле) и theos(«бог»). Можно указать не менее четырех его значений, из которых два – «город» (понимаемый как пространство в центре города) и «государство» – являются наиболее важными для нас. В контексте нашего разговора стоит учесть, что, хотя большинство населения проживало скорее в маленьких городах или деревнях (на территории хоры, или сельской местности), нежели в крупных городских центрах, мужчины из числа свободных, активная творческая часть эллинства, являлись полноправными членами политических сообществ, также называвшихся полисами, что лучше всего перевести на наш язык как «государство граждан». И именно в крупных урбанистических центрах, городах в более узком политическом смысле, это коллективное самоуправление нашло наиболее яркое воплощение. Именно в таком смысле греческий полис являлся тем, что дало жизнь слову «политика» и родственным ему, и это была та черта греческой цивилизации, которая породила понятия «аристократия», «олигархия», «тирания» и – последнее по порядку, но не по значимости – «демократия», которая стала одной из распространенных и устойчивых особенностей Древней Греции.
Важно с самого начала четко усвоить, что в древности и в помине не было ничего подобного национальному государству под названием «Греция», но только, как мы увидим, сеть греческих городов и другого рода поселений, связанных чувством общей культуры, наиболее ярко выражавшегося, как мы сегодня сказали бы, религиозными средствами. Геродот, первый из тех, кто может по праву называться историком, вложил в уста афинского оратора следующее определение эллинства, адресованное к спартанцам, союзникам Афин, в критический момент решительного противостояния между греками и «варварами» (то есть негреками) персами зимой 480/79 г. до н.э.:
«…наше кровное и языковое родство с другими эллинами, общие святилища богов, жертвоприношения на празднествах и одинаковый образ жизни, предать все это – позор для афинян» [5].
Это рассуждение придумал Геродот, и оно подразумевает осознанное единение, которое крайне редко можно было наблюдать в политике в отличие от культурной жизни. Красноречивое отсутствие ссылок на какое-либо единство в этом впечатляющем определении панэллинской (общегреческой) идентичности говорит само за себя. И впрямь показательно, что речь шла именно об отсутствии национального государства или, если использовать позитивное суждение, в высшей степени индивидуалистической природе греческого полиса, которая придала эллинской цивилизации ее неповторимый характер. Почему различные греческие полисы возникали или создавались, и чем они отличались от более ранних городов, будет подробнее рассмотрено в последующих главах.
В любое время второй половины I тыс. до н.э. и первых трех веков н.э. существовало примерно 1000 или около того отдельных организмов которое можно назвать словом «полис». Мы знаем и можем утверждать это с уверенностью благодаря десятилетним исследованиям Копенгагенского центра по изучению полиса под руководством неподражаемого Моргенса Хермана Хансена. Выбор именно одиннадцати городов из этой тысячи обусловлен решением Радаманта (сын Зевса и Европы, брат Миноса: см. первую главу). Свою роль сыграли различные факторы и мотивы. Я хотел включить островной город – или город на греческом острове, или город, который являлся единственным полисом на греческом острове. Рассказом о Кноссе я покончил с Критом. Хотел рассмотреть наиболее крупные районы центра эгейской Греции или сердцевины Эллады: соответственно я выбрал три города с «острова Пелопса», или Пелопоннеса (Микены, Аргос и Спарта), два – из центра Эллады (Афины и Фивы), один из «Восточной Греции», то есть западного побережья Анатолии, или, как ее еще называют, Малой Азии (Милет), и один, являвшийся мостом между Западом и Востоком, евразийский город Византий (позднее Константинополь, ныне Стамбул). Кроме того, очень важно, чтобы оказалась должным образом представлена греческая «колониальная» диаспора – поэтому выбор пал на Массалию, современный Марсель (основан жителями малоазийского города), Сиракузы (основаны жителями пелопоннесского города) и Византий (основан жителями города из Центральной Греции); в сущности, они были не собственно колониями в нашем смысле (греческое «апойкия» дословно означает «дом из дома»), однако такая терминология уже стала общепринятой. Наконец, я хотел представить новый, постклассический эллинистический мир, созданный в результате завоеваний Александра Великого и прославленный в конце XIX и начале XX столетия моим любимым новогреческим поэтом К. П. Кавафисом – какой выбор мог быть лучше, нежели в пользу родного города самого Кавафиса – Александрии Египетской, основанной доподлинно самим Александром (чего нельзя сказать о других Александриях)?
Конечно, я вынужден огорчить читателя: почему ничего не сказано ни об одном из городов материковой Греции к северу от Фив (Абдера – родина Протагора и Демокрита, например)? Или Причерноморья – скажем, Ольвии? Или Северной Африки к западу от Александрии (очевидный кандидат – Кирена)? Почему не другие города Пелопоннеса – Коринф, Мессена или Мегалополь? Список можно продолжить, и в каждом случае у меня были свои причины, чтобы исключить тот или иной город, прежде всего недостаток добротных или по крайней мере еще и освещающих достаточно продолжительный отрезок времени современных событиям аутентичных свидетельств. Но по крайней мере один из названных только что городов существует до сих пор [6], как и основанная им колония Сиракузы. И я хотел бы надеяться восполнить хотя бы некоторые из этих вынужденных пробелов и умолчаний другими стимулирующими способами.
И каждый раз все идут, и идут,
И идут корабли из Кносса.
Д. Г. Лоуренс. Греки идут
В 2008 г. Общественный благотворительный фонд Александра С. Онассиса организовал как всегда роскошную и познавательную выставку в своей штаб-квартире в деловом районе Манхэттена. Организаторы назвали ее «Первая дворцовая цивилизация Европы: Минойский Крит, 3000-1100 гг. до н.э.». Более 200 объектов на экране приковывали к себе внимание аудитории – фрагменты настенной росписи, великолепные ювелирные изделия и статуэтки из различных металлов, сосуды и подношения для церемоний, каменные печати, керамика, инструменты, следы приготовления пищи, таблички с надписями. Что же касается последних, то именно 3000-4000 табличек с силлабическим «линейным письмом Б», найденных в кносском дворце и датируемых ок. 1400 г. до н.э., обеспечили городу Кноссу выигрышную позицию в начале нашего рассказа о греческих городах. В 1952 г. архитектор и дешифровщик Майкл Вентрис, которому серьезно помогал эллинист из Кембриджского университета Джон Чедвик, объявил изумленному миру, что «линейное письмо Б», непохожее на своего предшественника, до сих пор не расшифрованное «линейное письмо А», является наиболее ранней формой греческого языка (а не, например, этрусского, до сих пор не прочитанного) [7]. Тем самым Вентрис и Чедвик продлили более чем на тысячелетие историю этого языка и позволили совершенно по-новому осмыслить то, что, с точки зрения историков, является последним этапом греческой праистории, который на языке археологов называется поздним бронзовым веком.
