Оговорки Ф. Энгельса «по общему правилу», «во все типичные периоды» нельзя считать случайными. В них скрыт определенный подход к проблеме. В самом деле, Ф. Энгельс прекрасно понимал, что «процесс классообразования и возникновения государства происходил хотя и под влиянием общих причин, но не по единому шаблону, что он отличался существенным своеобразием у разных народов»{24}. Огромную научную ценность представляют содержащиеся в «Анти-Дюринге» наблюдения Ф. Энгельса относительно того, что стихийно сложившиеся группы одноплеменных общин в ходе собственного развития создают государство «сначала только в целях удовлетворения своих общих интересов (например, на Востоке — орошение) и для защиты от внешних врагов…»{25}. И лишь потом, с появлением классов, это государство становится классовым, превращаясь в институт, призванный «посредством насилия охранять условия существования и господства правящего класса против класса угнетенного».{26} Значит, государство может появляться раньше, чем общество разделится на классы. В таком же смысле Ф. Энгельс высказывается в другой своей работе «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии», где читаем: «В лице государства перед нами выступает первая идеологическая сила над человеком. Общество создает себе орган для защиты своих общих интересов от внутренних и внешних нападений. Этот орган есть государственная власть. Едва возникнув, он приобретает самостоятельность по отношению к обществу и тем более успевает в этом, чем более он становится органом одного определенного класса и чем более явно он осуществляет господство этого класса». Как явствует из этих слов Ф. Энгельса, государство не сразу с момента своего возникновения выступает как орган господства одного класса над другим, а становится таковым по истечении времени.
Именно с учетом приведенных мыслей Ф. Энгельса советским историком М. А. Виткиным был сделан вывод, согласна которому на Древнем Востоке государство существовало, тогда как классы еще не сформировались.{27} По мнению М. А. Виткина, «азиатские общества типа шумерийского принадлежат к новейшему этапу архаической формации. Это общества доклассовой государственности».{28}
Показательны и соображения Л. С. Васильева насчет социальных основ раннего государства. «Безусловно, — пишет он, — правящие слои раннего государства по образу жизни и общественно-экономическому положению, наконец, по выполняемым функциям уже достаточно близки к той группе, которую именуют господствующим классом, эксплуатирующим классом. Но при этом необходимо заметить, что антагонистические классы в точном политэкономическом смысле этого слова на той стадии развития общества, о котором идет речь, еще не сформировались».{29} Л. С. Васильев рассматривает раннее государство в рамках переходного этапа «процесса становления государства».{30}
Похожая картина вырисовывается на материалах раннесредневековой истории Западной Европы эпохи варварских королевств. Наличие в варварских обществах королей, вождей (герцогов), дружинников еще не означало, что настало время политического господства привилегированного класса. Вот почему А. И. Неусыхин, признавая «варварское королевство» своеобразной формой государственности, предлагает называть его «варварским государством».{31} Это государство складывается в рамках общественной структуры, где «отсутствует деление общества на социальные слои по классовому признаку…»{32}. А. И. Неусыхин видит в ней переходную ступень от родоплеменного строя к раннефеодальному.
Все эти наблюдения упомянутых историков согласуются с результатами современных этнографических исследований. Ныне установлено, что на рубеже доклассовых и раннеклассовых обществ у различных народов Европы, Азии, Африки и Америки появляются институты, мало чем отличающиеся внешне от классовых органов власти. Однако, по мнению этнографов, олицетворяемая ими власть еще не имела политического характера, и потому общности, обладающие такого рода властью, признано «для удобства» именовать «потестарными».{33} В этнографической науке существует отдельная отрасль, самостоятельная субдисциплина, занимающаяся «традиционными отношениями власти и властвования в докапиталистических, преимущественно доклассовых и раннеклассовых, общественных организмах».{34} Ученые, специализирующиеся в этой отрасли этнографических знаний, обнаруживают во множестве случаев элементы государственности в доклассовых общественных союзах.{35} Доклассовая государственность столь тесно связана генетически с классовым государством, что появление последнего исследователи воспринимают как возникновение «вторичного» государства.{36}
Следует заметить, что для историков-русистов мысли о доклассовой основе ранних государств не являются совершенной новостью. Советская историография образования древнерусского государства располагает научными работами, в которых утверждалась идея о доклассовой природе государственности у восточных славян. Еще в конце 30-х годов С. В. Бахрушин выразил сомнение относительно феодальной, классовой сущности «Державы Рюриковичей», полагая, что эта «Держава» стояла «на переломе между родовым строем и феодальным».{37} С. В. Бахрушин считал «Державу Рюриковичей» разновидностью варварской государственности.
Дофеодальным государством представлялась «Киевская держава» IX–X вв. и С. В. Юшкову.{38} Дофеодальное государство он уподоблял варварскому государству, о чем со всей определенностью заявил в статье, посвященной рассмотрению общества и государства в Киевской Руси, у монголов и англосаксов. Сравнительно-исторический анализ убедил автора в закономерности появления дофеодальных, варварских государств в различных странах, включая и Русь. Возникнув вследствие разложения первобытнообщинного строя, эти государства являлись переходными к феодальным государственным образованиям.{39} С. В. Юшков полагал, что варварские государства «и по своей социальной сущности и по своему политическому строю не могут быть отнесены ни к типу рабовладельческих, ни к числу феодальных государств».{40}
Сходные суждения находим у В. В. Мавродина. «Государство, возникшее на Руси, — замечал он, — не было ни рабовладельческим государством, так как Русь не знала рабовладельческой формации, ни тем более „союзом племен”, ибо назвать „военным союзом” племен государство Владимира и Ярослава можно только по недоразумению. Полагаю, что правильно было бы именовать Киевскую Русь той поры „варварским” государством дофеодального периода».{41} Государству Владимира и Ярослава предшествовала «держава волынян» VI–VII вв. — «первое славянское „варварское” политическое объединение», которое В. В. Мавродин принимает за начало русской государственности.{42} «Варварские» государства зарождаются в условиях распада первобытнообщинных отношений, установления «военной демократии», когда до классового разделения было еще далеко, поскольку о господстве феодализма раньше времен Ярославичей (т. е. второй половины XI в.) рассуждать не приходится.{43}
Таким образом, мы можем говорить о формировании направления в советской историографии Киевской Руси, представители которого, оперируя понятием «варварское государство», исходили из доклассового его содержания. Этому направлению суждена была недолгая жизнь. Причиной тому — ряд обстоятельств. Во-первых, оно стимулировалось известными «Замечаниями по поводу конспекта учебника по истории СССР» И. В. Сталина, А. А. Жданова и С. М. Кирова, в частности текстом «Замечаний», где утверждалось, что «в конспекте свалены в одну кучу феодализм и дофеодальный период, когда крестьяне не были еще закрепощены…».{44} И вот тогда историки, как по команде, заговорили о «дофеодальном периоде, когда крестьяне не были закрепощены».{45} Конечно же, это не могло не производить известное впечатление конъюнктурности и не вызвать отрицательной реакции ученых, особенно после смерти И. В. Сталина.{46} Во-вторых, начатая по инициативе сверху разработка проблемы «дофеодального периода» привела к неожиданному результату, диссонирующему ортодоксальным представлениям о государстве и формационном развитии общества: к выводу о своеобразном, так сказать, межформационном характере социальных отношений «дофеодального периода» и доклассовой природе «варварского государства».{47} В те времена подобные вещи означали методологическое грехопадение, чреватое большими неприятностями, т. е. оргвыводами. В-третьих, развитие историографии Киевской Руси шло в направлении ее унификации в схеме Б. Д. Грекова, который вместе со своими многочисленными воинствующими сторонниками старательно удревнял феодализм и феодальное государство на Руси, вследствие чего мнение о Древнерусском государстве IX–X вв. в качестве раннефеодального (или классового) утвердилось в исторической литературе как единственно правильное и научно обоснованное.{48} Восторжествовало единомыслие, обусловленное монопольным положением концепции Б. Д. Грекова по истории Киевской Руси. Любое отклонение от нее встречалось враждебно и объявлялось отходом от марксизма.
