Но в таком случае, о каком единстве человеческой истории может идти речь? Не получится ли так, что единство истории средневековых цивилизаций будет обеспечено лишь тем, что рассказы о них объединены под одной обложкой? Тогда правильнее было бы строить изложение не по хронологическому принципу, а по региональному, отдельно описывая историю Японии, Китая, стран Доколумбовой Америки, Византии и Руси.
На сегодняшний день по такому принципу организовано много солидных работ. Достаточно назвать восемь томов новой «Кембриджской средневековой истории» (в которых речь идет лишь о Европе) или семь «средневековых» томов пятнадцатитомной «Кембриджской истории Китая», в которых содержится в десятки раз более полная информация, чем та, которую можем сообщить мы. На русском языке про особенности культуры средневекового Запада можно прочитать в «Словаре средневековой культуры» под редакцией А.Я. Гуревича, с историей этого региона можно ознакомиться по первому тому университетского учебника по истории Средних веков под ред. С.П. Карпова, причем каждое из этих изданий, повествуя только о средневековом Западе, не уступает по размерам нашему тому. За последнее время вышло много отечественных и переводных работ, значительная часть которых размещена в Интернете. Таким образом, перед заинтересованным читателем открыты беспрецедентные возможности постижения цивилизационной специфики или хода исторических событий в каждой из стран.
Мы предпочли пойти по пути синхронизации исторического материала. Пять разделов дают хронологические срезы истории Старого света. Это создает определенные трудности в раскрытии культурно-исторических особенностей того или иного региона, ведь для истории каждой из стран принята своя внутренняя периодизация. Но для нас важнее было показать взаимосвязь и взаимозависимость всех основных участников всемирно-исторического процесса.
Такой подход еще раз продемонстрировал, что речь не идет лишь о калейдоскопе сменяющих друг друга самобытных цивилизаций. Перенос центра внимания с отдельных регионов на весь мир в целом принес определенные плоды. Синхронный подход к изменениям, происходящим в мире за этот период, показывает, что там, где общества жили не в изоляции, а в более или менее постоянном взаимодействии друг с другом, они образовывали единую систему, в которой существенные изменения в одной из ее частей так или иначе сказывались на состоянии других ее сегментов. «Пояс цивилизаций», растянувшийся от Западной Европы и Северной Африки до Дальнего Востока, вполне можно назвать средневековой Мир-Системой, охватывающей уже к началу данного периода большинство населения Старого Света.
Но вправе ли мы говорить о своеобразном «мировом Средневековье», т. е. о таком периоде в развитии если не всех, то многих регионов, который обладал качественным отличием от предыдущих и последующих эпох? Отличием, за которым стояла бы реальность, а не только наши соображения удобства изложения или желания сохранить верность давней историографической конвенции? Если это так, то как можно определить хронологические рамки данного периода?
Существование верхней хронологической границы особых сомнений не вызывает. Можно говорить вслед за советскими историками о «феодальной формации», конец которой отмечен был «ранними буржуазными революциями» (после некоторых споров условной границей тогда стали считать Английскую революцию середины XVII в.). Можно вслед за известным французским историком Ж. Ле Гоффом взять на вооружение термин «долгое Средневековье», которое длилось до эпохи промышленного переворота XIX столетия. Некоторые же склонны начинать отсчет нового периода уже с XIII, а то и с XII в. Но все же господствующий в данный момент взгляд, согласно которому конец эпохи следует относить к рубежу XV–XVI вв., является чем-то большим, нежели всего лишь данью традиции. Похоже, что в этот период западноевропейское общество действительно начинает переходить в новое состояние. И что еще важнее, целый ряд географических открытий вывел степень взаимодействия различных частей Мир-Системы Старого Света на значительно более высокий уровень, более того, обеспечил быстрое ее расширение до размеров подлинной всемирности. С этих пор развитие все большего числа стран начинает определяться воздействием импульсов, идущих из Западной Европы, о чем будет рассказано уже в следующем томе.
Гораздо сложнее обстоит дело с определением хронологической границы, отделяющей Средневековье от Античности. Многие востоковеды вообще сомневаются в возможности проведения такого рубежа для их регионов. А где кончается Античность и начинается Средневековье в истории Византии? Факт завоевания варварами Западной Римской империи, казалось бы, относится к числу бесспорных, но выясняется, что он был настолько растянут во времени, что далеко не всегда осознавался современниками, к тому же средневековые хронисты сохраняли уверенность в том, что они по-прежнему живут в эпоху Римской империи.
И все же увеличение масштаба исследования дает возможность увидеть некоторые существенные изменения. Эпоха «Поздней древности» привела в итоге к возникновению единой цепи империй: Римская империя, Парфянская держава (которую скоро сменит государство Сасанидов), Кушанское царство, империя Хань. На протяжении всего I тысячелетия до н. э., несмотря на многочисленные войны, население Мир-Системы увеличилось в разы, стремительно росло число городов, многие из которых приобретали характер благоустроенных мегаполисов. Произошло первое реальное смыкание мира, установление в достаточной мере постоянных экономических, политических и культурных связей между всеми частями ойкумены.
Но с ІІ-ІІІ вв. н. э. все эти цивилизации сталкиваются с рядом тягчайших бедствий. Удивление историков вызывает та синхронность, с которой обрушилась империя Хань и затрещала по швам Римская империя, пораженная «кризисом III века». Последовавшие стадии стабилизации оказались недолгими, но стоили таких усилий, что обе империи, во всяком случае большие их части, подверглись завоеваниям варварских племен в течение двух ближайших веков. Период после Ханьской империи китайские историки позже назовут «эпохой Лючао» («Шести династий»). Любопытно, что автор одного из авторитетных китайских исторических трактатов XIV в. отводил ей такую же роль, какую его современник Петрарка приписывал «Темному веку». В обоих случаях речь шла о неких «серединных веках», отделявших Древность от времени «возрождения традиций».
Под ударами извне рухнули и Кушанское царство, и сменившая его в Индии держава Гуптов. Византия и Иран ценой великих усилий выстояли против нашествий варваров с севера, однако уже в VII в. столкнулись с новым врагом — арабами. Мусульманское завоевание захлестнуло большую часть Византийской империи и навсегда поглотило Иран.
Историки спорят о причинах катаклизмов, обрушившихся на империи. Повинен ли в этом кризис рабовладельческого строя, сменившегося строем феодальным? Сейчас трудно ответить на этот вопрос однозначно. Господствующая роль рабовладельческого уклада в производстве не являлась общим правилом для империй «Поздней древности». Пришедшие им на смену «варварские» общества порой питали такую же склонность к применению труда рабов. Рабовладение никогда не исчезало ни в одном из регионов средневековой Мир-Системы, а на исходе периода работорговля даже переживает расцвет.
С большим основанием можно предположить, что содержание империй обходилось обществу слишком дорого, ведь они по определению были нацелены на безграничное расширение, представляя себя единственно законной, глобальной формой власти, лишь до времени не успевшей подчинить себе весь мир. Но когда вокруг остается все меньше слабых соседей, а расходы на армию и бюрократический аппарат, призванные удержать единство территории, становятся невыносимыми, начинаются трудности. К тому же все чаще на империи обрушиваются невиданные по масштабам бедствия — страшные эпидемии.
Обратим внимание, что предвестником тягчайшего для Рима «Кризиса III века» стала «Антонинова чума» — пандемия, унесшая миллионы жизней. Еще страшнее окажется «Юстинианова чума», затопившая Византию в 544 г., — как раз в тот сладостный момент, когда ее армии, отбив у варваров Рим, готовились вернуть Юстиниану господство над всем Средиземноморьем. Не менее опустошительные эпидемии бушевали в это же время на другом краю ойкумены — в Китае, а в V в. смертоносная чума поразила западные районы Ирана. С болезнями такого масштаба человечество сталкивалось впервые. Некоторые современные историки, взяв в союзники микробиологов, утверждают, что пандемии стали следствием демографических успехов предыдущего периода, оборотной стороной медали процесса смыкания цивилизаций. Ряд причин (среди которых и беспрецедентное увеличение плотности населения) способствовал возникновению новых штаммов болезнетворных бактерий, а налаженные торговые связи или переброски войск из одного конца держав в другой послужили каналами их распространения.
