Ознакомительная версия.
По мнению Татищева, «во времена Солоновы» представители славянской аристократии изучали философию в Афинах{10}, а в VI веке по Р.Х. уже «завоевали всю Европу», после чего пришли «в Северную Русь»{11}.
За столь «невероятные» сведения Василий Никитич был ошельмован чиновниками от исторической науки как лжец, чуть ли не сам на досуге сочинявший летописи. Немцы же, во главе с Бироном, временщиком Анны Иоанновны, окружавшие в середине XVIII века царский трон, обвинили русского историка в казнокрадстве и взяточничестве, в участие в антиправительственном заговоре, и Татищев лишен наград и чинов, посажен в Петропавловскую крепость. Проводя последние годы своей жизни в родной подмосковной деревне Болдино, за сутки предсказал свою смерть и лично указал, где на кладбище устроить ему могилу. Умер великий русский историк 26 июля 1750 г.
Согласно с Татищевым мыслил и другой величайший русский ученый, Михаил Васильевич Ломоносов (1711–1765), которого можно сравнить разве что только с Леонардо да Винчи. Сын крестьянина-помора из Холмогор (одного из древнейших северных центров славяно-русской цивилизации), стал основателем физической химии, разработал теорию атомно-кинетического строения вещества, был художником, химиком, астрономом (открыл существование на Венере атмосферы), филологом, поэтом. Был Ломоносов также и историком, хотя об этом предпочитают особо не распространяться.
Оно и понятно. Мало того, что этот русский гений начисто отвергал норманнскую теорию и подверг ее сокрушительной критике. Он одним из первых выступил против учения о неисторичности русского народа, его «исконных дикости и невежестве».
«Немало имеем свидетельств, — писал Ломоносов в своей «Древней Российской истории…», — что в России толь великой тьмы невежества не было, какую представляют многие внешние писатели. Инако рассуждать принуждены будут, снесши своих и наших предков и сличив происхождение, поступки, обычаи и склонности народов между собою»{12}.
К сожалению, это пожелание русского ученого — взглянуть непредвзято на своих предков и честно оценить степень их невежества по сравнению со славянами — «внешние» (иностранные) писатели так и не исполнили. Что, впрочем, не так уж сложно понять. Как не сложно понять и тех «внутренних», русскоязычных описателей нашего Отечества, которые шли и идут в фарватере «внешних».
Ломоносов считал, что славянский «народ и язык простираются в глубокую древность», резонно замечая, что так как «величество и могущество» славянских племен больше полутора тысяч лет (то есть, по крайней мере, со II века по Р.Х.) одинаково велико («стоит на одной мере»), то странно было бы думать, будто славяне возникли в I веке и за сто лет расплодились «до столь великого многолюдства»{13}.
И так же, как Татищев, со ссылкой на античных авторов, пишет о «древнем обитании славян-вендов в Азии»{14}, участии в Троянской войне и расселении после нее по Европе{15}.
Еще один русский историк, противник норманнской теории, Д. И. Иловайский относит начало русской истории, по крайней мере, к I и II векам до Р.Х.{16}, выводя славяно-русов из роксаланов. За свои патриотические убеждения он был «наказан» замалчиванием его трудов и заслуг на ниве исторической науки.
«Серьезные» историки XIX–XX вв., «забывая» труды Татищева и Ломоносова, принялись говорить о том, что «начальная летопись не помнит времени прихода славян из Азии в Европу»{17} и что начало Руси относится к первому тысячелетию по Р.Х.{18}, дружно указывая на создание Киевского государства, как на изначальную точку отсчета русской истории. Умолчание стало главным оружием антирусской партии в исторической науке.
НЕМНОГО О ВЕРЕ, НАУКЕ И ХРОНОЛОГИИ
Споры о древности славян и хронологии русской истории неизбежно ведут к вопросу о том, какие периоды в ней можно выделить.
Если не учитывать своеобразные и экзотические периодизации русской истории, например, по отношению между лесом и степью{19}, то несложно заметить, что большая часть историков разграничивает исторические периоды по политическим центрам (Киевская Русь, Суздальская земля, Московское царство, Петербургский период) либо политическим событиям (татаро-монгольское иго, Смутное время, реформы Петра Великого). Однако, в любом случае, хронологический отсчет ведется ими от призвания варягов и создания Киевского государства.
Нетрудно заметить и то, что в трудах В. Н. Татищева и М. В. Ломоносова славяно-русская история имеет обширный хронологический период, предшествующий Киевскому. Например, первая часть «Древней Российской истории…» Ломоносова называется «О России прежде Рюрика» и содержит такие главы, как «О дальной древности славенского народа» и «О преселениях и делах славенских», в которых как раз и сообщается об истории славяно-русов во II тысячелетии до Р.Х. — I тысячелетии по Р.Х.
В. Н. Татищев делит свою «Историю Российскую» на пять частей (периодов), в первой из которых он желает «объявить о писателях и описать древние, касающиеся отечества нашего, три главных и от них произошедшие народы, как то: скифы, сарматы и славяне, каждого обиталища, войны, переселения и названий изменения, насколько о них нам древние передали, и сия до начала обстоятельной русской истории по 860 год после Христа»{20}. Далее Татищев описывает примерно тот же исторический период, что и Ломоносов в первой части своего труда. Оба историка считают этот период завершенным с призванием Рюрика.
Учитывая имеющиеся на сегодняшний день данные, историю славяно-русов можно проследить на основе письменных источников, по крайней мере, до середины II тысячелетия до Р.Х. В связи с этим автор данной работы, как сторонник креационной теории развития мира и человеческого общества{21}, предлагает следующую периодизацию русской истории по отношению славян к истинному Богу, так как вся история, по глубочайшему убеждению автора, есть промысел Божий о человечестве:
I. Пролог (XX–XVIII вв. до Р.Х.), или от Потопа до Вавилонского смешения языков.
II. Библейский период (XVII в. до Р.Х. — I в. до Р.Х.), или от Вавилонского смешения языков до Рождества Христова;
III. Христианский период (I–XVII вв. по Р.Х.), или от Крещения Руси апостолом Андреем Первозванным до Раскола 1666 г.;
IV. Апостасийный{22} период (XVII–XX вв. по Р.Х.), или от Раскола 1666 г. до государственного переворота 1993 г.
V. Эпилог (к. XX — н. XXI в. по Р.Х.), или от государственного переворота 1993 г. до второго пришествия Господня.
Быть может, кому-то эта периодизация покажется «ненаучной» и слишком экзотичной, однако, по мнению автора, она имеет ничуть не меньше прав на существование, чем наукообразные и не менее экзотичные евразийские периодизации русской истории либо урезанные и фальсифицированные периодизации «норманистов». Автор считает, что только имея христианский взгляд на мир и общество, можно создать научную теорию, в которую непротиворечиво укладываются все известные исторические факты, и которая позволяет правильно их оценить и познать истину.
* * *
Прежде, чем перейти к изложению непосредственно исторических событий, необходимо сказать читателю несколько слов о креационизме, взаимоотношениях науки и веры, о роли Священного Писания и христианства в познании мира и о том как библейская хронология соотносится с реальной.
Креационизм — учение о божественном начале в мироздании, о сотворении мира и человека Богом, отвергающее теорию эволюционного развития. Конечно, креационизм исходит из предпосылки, лежащей за пределами науки (веры в Бога и в то, что именно Господь создал мир). Поэтому, несомненно, креационизм требует веры в Бога как в силу, которая послужила причиной сотворения мира.
С другой стороны, оппонентам креационизма, считающим его «ненаучной» теорией, необходимо напомнить, что эволюционная, «научная» теория возникновения и развития мира также требует определенной веры в некие предпосылки, лежащие в ее основании, с чем согласны и сами ученые-эволюционисты:
«Первая из недоказуемых предпосылок, на которой основывается наука, — это вера в то, что мир объективно существует и человеческий ум способен понять его истинную природу. Второй и наиболее известный постулат, лежащий в основании структуры научных знаний — это закон причины и следствия… Третья основная научная предпосылка — убеждение, что природа едина»{23}.
Сами эти предпосылки науки «определяют и ограничивают научный способ мышления», при этом «каждый из этих постулатов либо уходит корнями в христианское богословие, либо не противоречит ему… Научная мысль отделилась от богословия, так как она не приняла постулата относительно какой-либо внешней силы, или силы, выходящей за пределы измеримых естественных сил»{24}.
Ознакомительная версия.
