Вполне очевиден и предвзятый характер антикоммунистической колы, особенно расцветшей на Западе в годы «холодной войны». Эта школа умело использовала то, что советская пропаганда называла «ошибками» Сталина, а троцкисты «ревизией» марксизма–ленинизма, для дискредитации коммунистической доктрины как таковой. Между тем, главная цель этой ш колы — подрыв влияния коммунистической идеологии — очень часто не совпадала с задачами научной объективности. В результате многие факты и события получили поверхностную, неглубокую интерпретацию, а зачастую были просто сфальсифицированы.
Что касается сторонников традиционалистской школы, то они по своим идеологическим пристрастиям (это следует отличать от метода исследования) примыкали либо к троцкистской, либо к антикоммунистической колам. В первом случае они на основе традиционалистского подхода пытались доказать «ревизию» Сталиным марксизма–ленинизма. Во втором — чисто российское, «не западное» происхождение этой доктрины.
Все перечисленные причины предопределили тот факт, что автор настоящей работы не посчитал возможным присоединиться ни к одной из вышеназванных школ. При подготовке исследования он делал основной упор на документальные источники — работы самого Сталина, материалы Коминтерна, документы внеш ней политики СССР. Более осторожно автор подходил к использованию мемуарной литературы, стараясь сопоставлять оценки и наблюдения очевидцев различной политической ориентации. Что касается исследовательской литературы, то она использовалась преимущественно в целях привлечения обширного фактического материала. При этом автор избегал следовать за сложившимися сюжетами интерпретаций тех или иных мотивов действий Сталина, придерживаясь своей собственной версии. Это однако не исключало упоминания некоторых интересных оценок, высказанных другими исследователями.
При написании данной работы автор исходил из того, что именно внешнеполитический аспект является ключом к пониманию и объяснению всей системы политических взглядов Сталина. В этом плане автор солидарен с Р. Такером, который считает, что «в сталинской политической программе требования внешней политики во «враждебном капиталистическом окружении» были основными»[6]. К сожалению, автору так и не удалось обнаружить ни одной специальной работы, посвященной сталинской внешнеполитической доктрине. В исследованиях биографического характера внешнеполитическая проблематика освещается лишь фрагментарно и сводится, главным образом, к перечислению общеизвестных фактов и событий. Попытки проанализировать теоретические взгляды Сталина на внешнюю политику не предпринимаются. В работах по советской вне ней политике сталинского периода отсутствует анализ личного вклада Сталина в ее разработку, формирование и осуществление. Советская внешняя политика рассматривается как некая обезличенная постоянная величина на всем протяжении существования Советского Союза как государства. В итоге вопрос о том, в чем состояло существо внешнеполитической доктрины Сталина и была ли у него такая доктрина вообще, пока остается без ответа.
Некоторые историки вообще склонны считать, что при принятии решений Сталин руководствовался преимущественно интуицией. Другие выводят сталинскую внешнеполитическую философию из марксизма–ленинизма (с определенными отступлениями или без таковых). Третьи полагают, что Сталин действовал на основе исторического прецедента. По мнению автора настоящей работы, Сталин имел свою собственную оригинальную внешнеполитическую доктрину, отличную от марксизма- ленинизма и связанную с ним исключительно использованием однотипной терминологии. Доказать это не просто прежде всего потому, что в сверхидеологизированном обществе, каковым являлся Советский Союз, выражение особенностей своих взглядов было затруднено для всех, включая высших руководителей страны. Куда бы ни поворачивалась стрелка политического компаса, любой такой поворот должен был быть объяснен в рамках официальной идеологии с использованием марксистско–ленинского понятийного аппарата. Отделение зерен от плевел вообще не легкий процесс. В случае со сталинской вне ней политикой он требует концентрации на косвенных признаках, а также на конечном результате. Необходимо максимально абстрагироваться от той формы, в которой Сталин излагал свои взгляды. Только так можно проникнуть в существо сталинской доктрины. При таком методе исследования важное значение имеет рассмотрение эволюции внешнеполитических взглядов Сталина, начиная с того момента, когда в них обозначились некоторые особенности, отличавшие его действия, поступки, позиции от программных и руководящих установок коммунистической партии и в более широком смысле от представлений и понятий, господствовав их в большевистской среде. Этому в основном и посвящена первая глава настоящей работы.
Во второй главе автор рассматривает стратегию Сталина в Китае в период национальной революции 1925–1927 годов. Анализ этой стратегии важен тем, что для Сталина она явилась по сути первым опытом самостоятельной работы на целостном внешнеполитическом направлении. Поэтому в китайской стратегии впервые особенности сталинской внешнеполитической философии преломились в практической плоскости. К тому же, практический опыт, приобретенный Сталиным во время вовлеченности в китайские дела, послужил основой для дальнейшей эволюции его взглядов в области внеш ней политики, сыграл важную роль при формировании его внешнеполитической доктрины.
Наконец, в третьей главе, автор проводит сжатый логический анализ сталинской внешнеполитической доктрины, как она сформировалась во второй половине двадцатых — начале тридцатых годов. Показываются существенные отличия этой доктрины от внешнеполитических аспектов марксистско–ленинской теории и тех оппозиционных течений, которые присутствовали в тот период во внутрипартийной борьбе. В заключении автор дает краткую характеристику системе философских взглядов, на которой, по его мнению, основывалась внешнеполитическая доктрина Сталина.
Глава 1
ИСТОКИ ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ
Основоположники марксизма–ленинизма К. Маркс и Ф. Энгельс писали по вопросам внешней политики довольно много. В основном это были критические статьи, обличавшие дипломатию капиталистических государств. Особую неприязнь они испытывали ко вне шней политике России. Энгельс даже написал специальную статью, посвященную внеш ней политике русского царизма. С другой стороны, ни Маркс, ни Энгельс не оставили у своих последователей сколько–нибудь ясного представления о том, какой должна быть вне няя политика будущих социалистических государств. Видимо, это объяснялось тем, что и тот, и другой не считали, что какая–либо внешняя политика вообще потребуется в будущем коммунистическом обществе. По их мнению, социалистическая революция могла произойти лишь одновременно во всех или нескольких основных передовых странах.
Впервые данный вывод был сформулирован Энгельсом в 1847 году и получил дальнейшее подтверждение и развитие в трудах К. Маркса. Энгельс исходил из того, что развитие промышленности «уравнивает общественные условия» в различных странах и что противоречия между пролетариатом и буржуазией становятся «главной борьбой наш его времени». В связи с этим Энгельс полагал, что ««… Коммунистическая революция будет не только национальной, но произойдет одновременно во всех цивилизованных странах …
Она есть всемирная революция и будет поэтому иметь всемирную арену».
Слабым местом этой концепции было то, что она абсолютизировала противоречия между рабочими и буржуазией, и при этом игнорировала или преуменыншала роль других важных общественных противоречий, особенно межнациональных и межгосударственных. Тем не менее, идея о международном, «всемирном» характере будущей социалистической революции была заимствована и принята на вооружение российскими большевиками. Они отстаивали эти принципы на Штутгардском (1907), Копенгагенском (1910) и Базельском (1912) конгрессах 2-ого Интернационала, где были, в частности, приняты решения о том, чтобы использовать политический кризис, который создаст будущая война, в целях свержения капиталистического строя.
Начало первой мировой войны большевики встретили выдвижением лозунгов, вполне отвечающих концепции пролетарского интернационализма: «поражение своего правительства», «превращение войны империалистической в войну гражданскую», «создание Соединенных Штатов Европы». Но война продолжалась, ее перерастания в гражданскую не происходило. Рабочие воюющих стран и партии, представляющие их интересы, не спешили перейти на позиции пролетарского интернационализма. Заводы и фабрики бойко работали на военные заказы и даже конкурировали между собой за получение выгодных контрактов. В европейских парламентах представители социалистических партий голосовали за военные кредиты, а лидеры этих партий вошли в правительства своих стран. Конференции социалистов стран Антанты в Лондоне (февраль 1915 года) и стран германского блока в Вене (апрель 1915 года) высказались за войну до победного конца. Одним словом, жизнь жестоко опровергала марксистскую концепцию пролетарского интернационализма.
