Хотя теперь я заслуженный профессор в Институте передовых исследований, я продолжаю пользоваться привилегиями места, которое превыше всего ценит жизнь ума. Здесь не только коллеги из числа преподавателей, но и весь самоотверженный персонал дает нам возможность работать, не обременяя себя заботами о бытовых мелочах. Нэнси Коттерман так много лет была моей ассистенткой, что ни одна из нас не хочет вспоминать, сколько именно; Донне Петито уверенно управляет Школой социальных наук; Марсия Такер управляет библиотекой, как никто другой, при участии Кирсти Веанци и Карен Донинг. Все они тем или иным образом сделали эту книгу возможной.
В Принстонском университете Рут О’Брайен (редактор серии Public Square) и Бригитта фон Рейнберг продемонстрировали не только высочайший профессионализм, они также поощряли и поддерживали меня. Кэти Словенски — замечательный корректор.
Подобно тому, как мою работу поддерживали коллеги и друзья, мою жизнь украшает моя семья: Лиззи и Эрик, Тони и Джастин и их замечательные дети — мои внуки — Эзра, Кармен, Генри и Надя. Хотя я полностью признаю, что мое понимание будущего является продуктом того самого дискурса секуляризма, который я исследую на этих страницах, я тем не менее лелею надежду на то, что эти дети, вопреки всем препятствиям, найдут способ внести свой вклад в построение более справедливого и эгалитарного мира. Эта книга для них.
Введение. Дискурс секуляризма
Секуляризм вернулся в популярный дискурс как часть риторики «столкновения цивилизаций». Конечно, существует длинная история академических исследований секуляризации, процессов, в ходе которых, как принято считать, европейские государства взяли религию под контроль, встроили бюрократическое управление и технический расчет в деятельность правительств и обосновали свою суверенность в категориях республиканской или демократической теории, а именно с отсылкой к мандату, данному теми, кто считается гражданами, а не к воле Божьей. Секуляризм считался синонимом этих изменений, историческим триумфом Просвещения над религией. Но в новом значении он стал обозначать позитивную альтернативу не всей религии вообще, а только исламу. В этом дискурсе секуляризм гарантирует свободу и всеобщее равенство, тогда как ислам становится синонимом угнетения.
Несмотря на то что некоторые критики ислама считают своей мишенью политический и/или фундаменталистский ислам, большинство все же осуждает весь ислам в целом. Так, понятие «столкновения цивилизаций», предложенное политологом Сэмюэлем Хантингтоном в 1993 году, противопоставляет западное христианство исламу в конфликте, который, по утверждению Хантингтона, «длится уже 1300 лет» [1]. В своей статье он называет западное христианство просто «Западом», и хотя секуляризм у него не фигурирует в качестве такового, он подразумевается в противопоставлении свободы и угнетения. Когда выражение «столкновение цивилизаций» приобрело популярность, в особенности после 11 сентября 2001 года, секуляризм и гендерное равенство все больше стали рассматриваться как основа западного превосходства над исламом. Так, в 2003 году во Франции глава комиссии, рекомендовавшей запретить хиджабы в государственных школах, объяснил это принципом laïcité (французский термин для секуляризма). «Франция не может позволить мусульманам подрывать свои главные ценности, среди которых строгое отделение религии от государства, равенство между полами и свобода для всех» [2]. В том же году американские политологи Рональд Ингелхарт и Пиппа Норрис заявили, что «истинное столкновение цивилизаций» связано с «гендерным равенством и сексуальной либерализацией» [3]. Утверждалось, что религиозные требования ислама отрицают и то и другое. С тех пор освободительное действие секуляризма на женщин стало до такой степени само собой разумеющимся, что американская романистка Джойс Кэрол Оутс выразила удивление, когда подверглась критике за твит о том, что «господствующая религия в Египте» ответственна за насилие над женщинами во время протестов летом 2013 года {1}. Вероятно, ей даже в голову не пришло то, что мизогиния, вызывающая домашнее насилие, которое она описывает в своих романах, может сыграть свою роль и здесь, и что ее комментарий мог показаться исламофобским. Возможно, самые резкие нападки на ислам во имя секуляризма исходят от радикальной французской организации под названием Riposte Laïque («Секулярный ответ»), которая объединяет группы самого разного политического толка под девизом защиты Республики от неминуемого уничтожения ордами мусульман. «Если вы преданы Республике, демократии, правам женщин, свободе, секуляризму, вы обязаны быть исламофобом просто потому, что ислам не терпит ценностей свободы» [4]. Здесь секуляризм по определению ассоциируется с разумом, свободой и правами женщин. Разум обеспечивает исторический прогресс, а культура защищает неизменные ценности.
В этой книге я исследую то, как гендер фигурирует в дискурсах секуляризма. Я заново возвращаюсь к обширному корпусу литературы, написанной феминистками второй волны, а также историками религии, расы и колониализма. Я обобщаю этот корпус литературы и предлагаю на его основе новые интерпретации. Литература позволяет мне задокументировать употребление термина «секуляризм» и выявить его разнообразные значения и противоречия. Эта история ясно показывает, что гендерное равенство, ныне рассматриваемое как фундаментальный и устойчивый принцип секуляризма, не включалось в это понятие в его раннем значении. По сути дела, гендерное равенство было фундаментальным понятием для формулирования отделения церкви от государства, которое ознаменовало западный модерн. Я даже буду утверждать, что евроатлантический модерн повлек за собой новый порядок подчинения женщин, закрепив их за феминизированной семейной сферой, которая была призвана дополнять рациональную мужскую область политики и экономики. Когда в конце XX века на фоне полемики о «столкновении цивилизаций» встал вопрос об исламе, гендерное равенство стало главной заботой секуляризма. И даже сейчас все еще трудно определить, что считать таким равенством, потому что его смысл устанавливается преимущественно через негативное противопоставление исламу.
Главный аргумент данной книги можно вкратце сформулировать так: во-первых, представление о том, что равенство между полами — неотъемлемая часть логики секуляризма, ложно; во-вторых, это ложное историческое утверждение использовалось для обоснования притязаний на расовое и религиозное превосходство белого христианского Запада как в настоящем, так и в прошлом; и, в-третьих, оно отвлекало внимание от постоянных затруднений, связанных с половым различием, с которыми в одинаковой мере сталкиваются и западные и незападные, и христианские и нехристианские страны, несмотря на разницу в подходах к их преодолению. Гендерное неравенство не просто побочный продукт возникновения современных западных стран, для которых характерно разделение между публичным и частным, политическим и религиозным, это неравенство лежит в самой их основе. И секуляризм — дискурс, служивший для объяснения этого факта.
Дискурс секуляризма
Название главы «Дискурс секуляризма» призвано подчеркнуть, что я рассматриваю секуляризм не как фиксированную категорию анализа, а как дискурсивную операцию власти, чьи генеративные эффекты следует изучать критически в их исторических контекстах. Это означает, что, когда я пишу о секуляризме, я имею в виду не объективное определение. Нет, вслед за Мишелем Фуко мой подход будет «генеалогическим», то есть я буду анализировать разное употребление этого термина и его последствия. Этот подход не отрицает реальности институтов и практик, которые считаются воплощением секуляризма, наоборот, я внимательно их изучаю. Но вместо того, чтобы признать, что мы заранее знаем, что такое секуляризм, или что он имеет фиксированное и неизменное определение, я задаюсь вопросом о его значении в том, как оно формулируется и внедряется в разных контекстах в разное время {2}.
