Разбрасывались в гетто и листовки ганцвайховской ПОБ: «Братья! Пробил час борьбы и мести оккупанту. Все, кто может носить оружие, — в ряды сражающихся! Старики и женщины — на помощь. К оружию!» Листовки были подписаны «командующим капитаном Ленцким». ЖОБ и ЖЗВ немедленно публично отмежевались от ПОБ как от организации, не имеющей никакого отношения к Сопротивлению.
Еврейская боевая организация состояла в это время из двух с лишним десятков боевых групп общей численностью около 700 человек. В каждой группе были члены только одной политической партии, так как считалось, что люди, состоявшие в течение долгого времени в одной партийной организации, будут сплоченнее в бою. Пять боевых групп состояли из членов Дрор; Бунд, Хашомер-Хацаир и коммунисты — члены ППР имели по четыре боевые группы; Поале-Сион Левица, Поале-Сион Правица и молодежные организации Акиба, Гордония и Ханоар Хациони (объединявшая молодежь партии «общих сионистов») организовали по одной группе.
Численность отрядов ЖЗВ достигала 400 человек. Если ЖОБ имела в своем распоряжении единственный пулемет, то только один отряд ЖЗВ на Мурановской площади — правда, самый крупный — имел два тяжелых и один легкий пулемет и восемь автоматов. Рингельблюм, посетивший штаб-квартиру ЖЗВ за несколько дней до начала боев, застал там большое оживление: принимались рапорты от боевых групп, пересылались приказы в разные концы гетто. В штабе был первоклассный радиоприемник, позволявший получать последние известия со всего мира, тут же стояла пишущая машинка; большие комнаты были увешаны оружием, сумками с боеприпасами, немецкими мундирами. Работа штаба уже не носила конспиративного характера: если бы явились жандармы, их просто не выпустили бы живыми. «Моритури те салютант, Иудеа!» («Идущие на смерть тебя приветствуют, Иудея!») называлась газета, печатавшаяся на гектографе сионистами-ревизионистами накануне боев.
В это время обе боевые организации — ЖОБ и ЖЗВ — снова сблизились, обменивались информацией, договорились о координации действий. ЖЗВ, лучше вооруженный, чем ЖОБ, передал ей часть своего оружия. Павел Френкель из ЖЗВ, первым узнавший в ночь на 19 апреля о начале немецкой акции, немедленно уведомил Анелевича.
Кроме членов боевых организаций в гетто было много тех (как полагают, около 6000), кто обзавелся оружием на свой страх и риск и, не желая подчиняться дисциплине ЖОБ и ЖЗВ, организовал оборону непосредственно по месту жительства или работы. Такие «дикие» бойцы зачастую были вооружены не хуже членов боевых организаций.
Учитывая подавляющий военный перевес неприятеля, командование ЖОБ наметило две фазы боевых действий. Предполагалось вначале атаковать врага на улицах, используя фактор внезапности, и в течение некоторого времени не допускать его на территорию гетто. Затем, когда фашисты развернут все свои силы и технику, боевики ЖОБ и ЖЗВ должны будут укрыться в тайных убежищах и покидать их только для партизанских нападений. ЖОБ намеревалась затянуть борьбу на месяцы и причинить врагу чувствительный ущерб. Этот план был согласован и с командованием ЖЗВ.
Первое вооруженное столкновение 19 апреля произошло на умшлагплаце. Руководитель «вертэрфассунг» Франц Конрад в половине пятого утра направил под охраной несколько сот еврейских рабочих якобы, как обычно, на работу, на самом же деле — прямо к железнодорожной платформе, чтобы начать с них новую депортацию. Через полчаса подоспевшая боевая группа ЖОБ освободила рабочих. Конраду удалось бежать.
В центральном гетто, куда направился Заммерн, общее руководство еврейскими боевыми группами осуществлял Израиль Канал. Немцы прошли по улице Налевки, свернули затем на улицу Генсю и уже подходили с песнями к улице Заменгофа, когда повстанцы начали атаку. Боевые группы ЖОБ коммуниста Генека Зильберберга, члена Дрор Захариа Артштейна и члена Акибы Лейба Ротблата — «Лютека» забросали врага из окон и с балконов домов на углу улиц Налевки и Генсей гранатами и бутылками с зажигательной смесью, открыли огонь из нескольких имевшихся у них винтовок. Растерявшиеся от неожиданности фашисты бросились бежать, оставив убитых и раненых. Повстанцы гнались за ними, стреляя из револьверов.
На перекрестке улиц Заменгофа и Милой, на которой располагались главные силы ЖОБ, ее штаб, склады, казармы и наибольшее число укрепленных позиций, вступили в бой четыре другие боевые группы ЖОБ, состоявшие из бундовцев, коммунистов, членов Дрор и Хашомер-Хацаир.
Пропустив группу еврейских полицейских, повстанцы атаковали немцев сразу с четырех сторон. Был подожжен немецкий танк. (Говорили, что на него бросилась с балкона шестнадцатилетняя девушка, которая облила себя бензином и подожгла.) Фашисты поспешили укрыться в подворотнях, откуда офицеры тщетно пытались выгнать солдат. Среди убитых и раненых, оставшихся на мостовой, были два еврейских полицейских. Один из них, Фельд, как утверждают, сказал: «Я счастлив, что погибаю от пуль наших парней, защитников нашей чести».
В половине восьмого утра перед Штроопом, находившимся еще в ванной, появился совершенно растерянный Заммерн. Все пропало, сказал он, немцы выброшены из гетто, неизвестно даже число убитых и раненых, нужно просить из Кракова тяжелую авиацию. Штрооп поспешил взять руководство в свои руки. Появившись с адъютантом Калеске в гетто, он было уселся под деревом возле юденрата и развернул карту, но был обстрелян повстанцами и предпочел перебраться со своим штабом на улицу Желязную, за пределы гетто. Штрооп решил пока отказаться от облав и, не распыляя сил, рассечь гетто рядом мощных ударов. Теперь немцы осторожно пробирались вдоль стен под прикрытием огня тяжелых пулеметов, танков, артиллерии и огнеметов, сооружая баррикады и стремясь обойти повстанцев с флангов, ударить им в тыл.
Но даже атакованные с двух сторон, повстанцы неоднократно заставляли врага отступать. Из гетто тянулись вереницы раненых гитлеровцев в обгоревшей одежде.
Длительное время огонь повстанцев не позволял нацистам снова вступить на улицы Милую, Заменгофа, Мурановскую и Налевки. Однако боеприпасы повстанцев стали иссякать, и материальный перевес гитлеровцев становился все чувствительнее. Боевики ЖОБ переходили по чердакам и крышам на новые позиции, но противник напирал, заставлял покидать верхние этажи и уходить под землю. К полудню войска Штроопа овладели позициями повстанцев на улице Заменгофа, во второй половине дня после шестичасового боя повстанцы, потерявшие одного из своих командиров — Генека Зильберберга, покинули угол улиц Налевки и Генсей. Фашисты ворвались в горевшую больницу на Генсей и перебили больных и медперсонал.
Ареной жестокого боя стала Мурановская площадь в северной части центрального гетто. Действовавшие в этом районе боевые группы ЖЗВ сумели еще ночью мобилизовать всех проживающих поблизости и имеющих оружие мужчин. В рядах ЖЗВ здесь оказались и сторонники левых партий, в том числе и ППР, не желавшие оставаться в стороне из-за того, что ЖОБ не имела в этом районе своих боевых групп.
Перестрелка на Мурановской площади началась еще утром, но только с четырех часов дня, после того как была сломлена оборона на углу улиц Налевки и Генсей, фашисты развернули массированное наступление на позиции ЖЗВ. Атака ударной группы унтерштурмфюрера Демке на выдававшееся вперед большое железобетонное здание поначалу захлебнулась под градом пуль, бутылок с зажигательной смесью и ручных гранат. Но против танковых орудий, расстреливавших повстанческие позиции с расстояния в пятьдесят метров, повстанцы были бессильны. Теряя одну позицию за другой, они под руководством Павла Френкеля и Леона Родала переходили по чердакам или под землей на новую позицию, чтобы возобновить бой.
Немецкие войска подверглись обстрелу с крыш и из окон и в частях гетто, лежащих в стороне от основных очагов борьбы. Группа повстанцев вела огонь по противнику из домов, расположенных вне гетто, куда удалось пробраться подземным ходом.
Около 80 повстанцев после рукопашной схватки были взяты в плен. 300 немцев, вооруженных карабинами и ручными гранатами, повели их на умшлагплац. Как изменилоь положение с лета 1942-го! Тогда двое-трое фашистов вели на убой тысячные колонны евреев, теперь трое-четверо охраняли каждого еле держащегося на ногах еврея!
На Мурановской площади сражение шло до наступления темноты, когда Штрооп, понимая, что ночью повстанцы окажутся в более выигрышном положении, приказал своим силам покинуть гетто. Обрадованные боевики высыпали на улицу, обнимались, пели тут же сложенную песню «Сталинград-геттоград».
Генерал-губернатор Людвиг Франк докладывал в это время в канцелярию Гитлера о том, что «со вчерашнего дня мы имеем в Варшаве дело с хорошо организованным восстанием в гетто, которое приходится подавлять при помощи пушек». Штроопу он сообщил, что операциями по подавлению восстания следует охватить и районы Варшавы за пределами гетто. Варшавский губернатор Фишер, принявший Штроопа в своей огороженной колючей проволокой резиденции, сетовал, что обстановка в городе становится опасной, ситуация в гетто угрожающая, говорил, что восстание евреев — это сигнал к общему восстанию в Варшаве, чего ни в коем случае нельзя допустить ввиду стратегического значения этого города. Он требовал самых энергичных мер.
