О дальнейших событиях рассказывает Плутарх, он пишет, что «воспользовавшись всем этим, Аристион стал тираном у себя на родине и из афинян одних убил немедленно, как сторонников римлян, других же отослал к Митридату; так поступил человек, прошедший эпикурейскую философскую школу ». И здесь мы снова сталкиваемся с предвзятым отношением к посланцу Афин. Дело в том, что в своих «Сравнительных жизнеописаниях» Плутарх с большой симпатией рассказывает о тех героях Эллады, которые жили и сражались до римского завоевания. Но как только речь заходит о тех, кто бросил Риму вызов и вступил с ним в борьбу, то тон повествования резко меняется: человек, который выступает с оружием в руках против сыновей волчицы, не может быть хорошим и правильным. И неважно, эллин он или македонец, господство Рима он должен принимать как должное, иначе ему будет отказано во всех положительных человеческих качествах. То же самое произошло и с Аристионом, его образ великий греческий писатель нарисовал самыми темными красками, но если отбросить весь проримский бред и морализаторские составляющие, то мы увидим, что этот человек действительно любил свою страну, хотел видеть ее свободной и независимой. Подчинение Митридату по сравнению с римским господством казалось многим эллинам счастьем, и Аристион из этого исходил. Поднимая родной город на борьбу с ненавистным врагом, он понимал, что сенат этого так не оставит, что предстоит долгая и упорная борьба, но в данный момент Рим был далеко, а армии Митридата близко. Страх перед заморским хищником покинул афинян, и, чувствуя за собой поддержку победоносного царя, они были полны решимости отстоять свою свободу. И еще один поучительный момент, именно Афины в 200 г. до н. э. настоятельно приглашали римлян в Грецию, вымаливая у них помощь в борьбе с македонским царем Филиппом V. Но такая помощь в итоге вышла боком не только им, но и всей Элладе, и теперь граждане древнего города были полны энтузиазма исправить ошибки своих предков.
Как и рассчитывал Митридат, привлекая Афины в свой лагерь, их пример оказался заразителен, и многие области Эллады стали переходить на его сторону. Стоило Архелаю высадиться в Греции, как на его сторону перешли ахейцы, восстали жители Лаконии и Беотии. Лишь город Феспии, тот самый, чьи воины вместе с царем Леонидом и его спартанцами погибли в Фермопильском проходе, не открыл ворот, и стратег взял его в осаду. На помощь ему Аристион привел отряды из Афин, и союзная армия теперь представляла самую серьезную силу в Элладе. Другой полководец Митридата, Метрофан, действовал в Северной Греции, а также на острове Эвбея, подчиняя города и области, которые не поддержали Митридата. Это был звездный час понтийского царя, римское господство в Греции и Малой Азии сыпалось как карточный домик, восторженный прием, который оказывался войскам Евпатора, превосходил все ожидания. Рим оказался на грани катастрофы, вся его восточная политика рушилась на глазах, и казалось, что нет такой силы, которая сможет остановить страшный натиск понтийских армий. До этого времени Запад шел на Восток, теперь Восток наступал на Запад – наступило время возмездия.
* * *
Между тем спохватились и те, кто определял римскую политику на Балканах. Легат наместника Македонии Бреттий Сура решил выступить против полководцев Митридата. Аппиан сообщает, что он дал морское сражение Метрофану: «и, потопив у него корабль и быстроходное судно, убил всех бывших на нем на глазах у Метрофана. Последний , испугавшись, обратился в бегство » . И здесь хотелось бы задаться вопросом: а чего, собственно, испугался понтийский стратег? Что потонули два его корабля? Вряд ли. По утверждению того же Аппиана, войско у Бреттия было небольшое, а сил у Метрофана было если не больше, то, по крайней мере, примерно столько же. Вполне возможно, что именно в этот момент военачальник Митридата получил приказ от Архелая – идти с ним на соединение. Основные бои должны были развернуться в Беотии, и стратег стягивал все понтийские силы в один кулак. Дальнейшие события подтвердили правоту Архелая, но перед этим хотелось бы обратить внимание на одно обстоятельство, которое стараются не замечать поклонники ценностей Римской республики. Двигаясь на встречу с Архелаем, Метрофан оставил город Скиаф, а следом за ним туда вступил Бреттий Сура и вместо того, чтобы преследовать врага, учинил в нем дикую расправу над жителями. По сообщению Аппиана, «некоторых их рабов он повесил, а у свободных отрубил руки » . Вот оно, истинное отношение римлян к народу, который являлся носителем столь уважаемой и любимой ими культуры! Это было истинное лицо Рима, то, что он в те времена нес побежденным народам, потому что не один Бреттий поступал таким образом. Другой римлянин, достаточно знаменитый, которого стараются представить самым светлым персонажем античной истории, точно так же поступил с пленными на другом конце Европы – в Испании. Имя его – Сципион Эмилиан, разрушитель Карфагена и Нуманции, человек, одежда которого заляпана кровью побежденных и чья жестокость была равна его аристократизму. Во время Испанской кампании, узнав, что молодежь из небольшого городка Лутия горячо сочувствует героическим жителям Нуманции, которые были осаждены римскими легионами, Эмилиан явился к Лутию, окружил городок своими войсками и «потребовал выдачи зачинщиков из молодежи. Когда жители стали говорить, что юноши уже скрылись из города, Сципион объявил, что разграбит город, если не получит этих лиц. Испугавшись, они привели их, числом до четырехсот. Сципион велел отрубить им руки » (Аппиан). Знал подлец, что делал, когда калечил тела и судьбы молодых испанцев, поскольку « не было ничего страшнее для варваров, чем перенести наказание и остаться жить с отрубленными руками» (Флор) – это уже о деятельности другого римского полководца, Марка Лукулла, брата будущего противника Митридата, который подобными методами воевал с фракийцами. И Бреттий недалеко от них ушел, отрубая руки у свободных граждан греческого города, римский легат ясно показывал всем эллинам, что их ждет в случае римской победы, что пощады не будет, а потому можно не сомневаться, что за свою свободу Афины будут сражаться до последнего. Не было в мире в те времена народа, который бы хорошо относился к сыновьям волчицы, их ненавидели все – от Геркулесовых столпов до берегов Евфрата.
Закончив свои кровавые дела в Скиафе, римский легат получил подкрепление из Македонии и выступил к Херонее, где его поджидало объединенное понтийско-афинское войско. В течение трех дней на равнине у древнего города кипели ожесточенные бои, тщетно римская армия пыталась прорваться в Аттику, чтобы захватить стратегически важный порт Пирей. Союзники успешно отражали все атаки врага. Бреттий понес очень большие потери, а когда к Архелаю пришли подкрепления от союзников из Спарты и Ахайи, то легат понял, что все его планы потерпели крах, и, не имея возможности продолжать боевые действия, убрался назад в Македонию. В Пирей прибыл понтийский флот, и освобождение Аттики от римского ига стало свершившимся фактом – это был новый триумф Митридата. Но на западе уже собирались тучи, римская армия под командованием проконсула Луция Корнелия Суллы грузилась в Италии на корабли и борьба за Элладу вступала в решающую фазу.
* * *
Римский командующий Корнелий Сулла был настоящим негодяем, но негодяем гениальным, обладающим к тому же железной волей и огромным личным мужеством. Он был прекрасным полководцем, никогда не избегал опасности, а, наоборот, всегда шел ей навстречу, в войсках пользовался непререкаемым авторитетом и, в свою очередь, был привязан к своим легионерам, а на армию, состоявшую из пяти легионов (30 000 человек), смотрел как на личное войско. Но самым существенным обстоятельством, которое могло оказать влияние на исход всей кампании, было то, что проконсул не имел надежного тыла – Республику сотрясали смуты, и противники Суллы в любой момент могли оказаться у власти. В итоге, римский полководец мог рассчитывать только на себя и своих верных солдат – больше ему не на кого было опереться. И потому, когда он осенью 87 г. до н. э. высадился со своей армией на Балканах, то оказался в довольно затруднительном положении – флота нет, армейская казна пуста, запас продовольствия ограничен, а надежных союзников еще предстояло найти. Решением этих проблем он и занялся сразу по прибытии в Грецию, выкачивая деньги из Этолии и Фессалии, а также собирая там продовольствие. План кампании, который составил проконсул, был довольно прост и в то же время очень удачен, главный удар он решил нанести по оплоту могущества Митридата в Греции – Афинам. В случае падения этого города вопрос освобождения Эллады от понтийских войск становился вопросом времени, но все зависело от того, как быстро Сулла сможет их захватить. Потому что существовала реальная опасность того, что пока он будет осаждать Афины, с севера подойдет армия царского сына Аркафия, которая шла фракийским побережьем Эгейского моря на Македонию. Правда, была вероятность того, что наместник этой провинции Сентий и его легат Бреттий Сура остановят врага, но Сулла привык во всем полагаться на себя и из этого и исходил, когда планировал кампанию.
